Аня с острова Принца Эдуарда - Люси Монтгомери

Аня засмеялась:

— И никогда не выйдете, тетечка. Вам будет восемнадцать и тогда, когда по всем правилам должно будет исполниться сто. Да, мне грустно, и к тому же я ощущаю некоторую неудовлетворенность. Когда-то давно мисс Стейси говорила мне, что к двадцати годам мой характер сформируется окончательно и — хорошо это или плохо — навсегда. Но я не чувствую, что произошло так, как должно было произойти. В моем характере все еще полно ущербных мест.

— Так же, как и в любом другом, — ободряюще заверила тетя Джеймсина. — В моем их около сотни. Твоя мисс Стейси, вероятно, имела в виду, что, когда тебе будет двадцать, твой характер приобретет то или иное направление, в котором и будет продолжать развиваться. Не беспокойся, Аня. Исполняй свой долг перед Богом, ближними и собою и живи весело. Это моя философия, и она всегда работала неплохo… Куда это Фил сегодня отправляется?

— На танцы, и у нее прелестнейшее новое бальное платье: кремово-желтый шелк и кружева паутинкой. Оно так идет к ее темным глазам и волосам.

— Есть какая-то магия в словах «шелк» и «кружева», правда? — сказала тетя Джеймсина. — Один звук этих слов уже вызывает у меня такое чувство, словно я отправляюсь на бал. К тому же желтый шелк. На ум приходит сравнение с платьем из солнечного света. Мне всегда хотелось иметь желтое шелковое, платье, но сначала моя мать, а потом муж и слышать не желали об этом. Самое первое, что я намерена сделать, попав на небеса, это обзавестись желтым шелковым платьем.

Под звуки Аниного смеха вниз сошла Фил во всем блеске бального великолепия и внимательно оглядела себя в висевшем на стене высоком овальном зеркале.

— Зеркало, которое льстит, настраивает благожелательно, — заметила она. — То, что висит в моей комнате, явно делает меня зеленой. Неплохо я выгляжу, Аня?

— Да знаешь ли ты, Фил, до чего ты хороша? — воскликнула Аня с искренним восхищением.

— Конечно, знаю. На что же зеркала и мужчины? Я не это имела в виду. Ничего нигде не торчит? Юбка лежит ровно? И не будет ли эта роза выглядеть лучше, если приколоть ее пониже? Боюсь, она слишком высоко, и я буду казаться кривобокой. Но я терпеть не могу, когда что-нибудь приколото так, что щекочет ухо.

— Все в полном порядке, а эта твоя юго-западная ямочка — просто прелесть!

— Есть в тебе, Аня, одно качество, которое мне особенно нравится, — ты такая щедрая на похвалы. В тебе нет ни капли зависти.

— А почему она должна завидовать? — спросила тетя Джеймсина. — Она, быть может, не такая хорошенькая, как ты, но ее нос гораздо красивее твоего.

— Я это знаю, — согласилась Фил.

— Мой нос всегда был для меня большим утешением, — призналась Аня.

— И еще мне очень нравится, как у тебя, Аня, растут волосы надо лбом. Особенно этот крошечный локон, который, кажется, вот-вот упадет, но никогда не падает; он просто восхитителен! Но что касается носов, то мой меня ужасно тревожит. Я знаю, что когда мне исполнится сорок, он будет совсем берновский. Как ты думаешь, Аня, на кого я буду похожа в сорок лет?

— На почтенную и солидную замужнюю женщину, — поддразнивая ее, ответила Аня.

— Не хочу, — заявила Фил, усаживаясь поудобнее в ожидании своего кавалера. — Джозеф, ты, пестрая зверюга, не смей прыгать ко мне на колени! Я не хочу отправиться на танцы вся в кошачьей шерсти. Нет, Аня, я не буду иметь почтенный вид. Но замуж я, несомненно, выйду.

— За Алека или за Алонзо? — уточнила Аня.

— За одного из них, полагаю, — вздохнула Фил, — если когда-нибудь сумею выбрать.

— Такой выбор не должен быть трудным, — с укоризной сказала тетя Джеймсина.

— Я родилась маятником, тетя, и ничто никогда не сможет остановить моих колебаний.

— Тебе следует стать более рассудительной, Филиппа.

— Конечно, быть рассудительной — это замечательно, — согласилась Фил, — но тогда лишаешься массы удовольствий. А что до Алека и Алонзо, то если бы вы их знали, поняли бы, почему так трудно выбрать одного. Они оба одинаково милые.

— Тогда возьми кого-нибудь, кто еще милее, — предложила тетя Джеймсина. — Вот хотя бы этого четверокурсника, который так предан тебе, — Уилла Лесли. У него такие милые, большие, кроткие глаза.

— Слишком, пожалуй, большие и слишком кроткие… как у коровы, — заявила безжалостная Фил.

— А что ты скажешь о Джордже Паркере?

— О нем нечего сказать, кроме того, что он всегда выглядит так, будто его только что накрахмалили и отутюжили.

— Тогда Марр Холворси. Уж в нем ты не можешь найти изъяна.

— Да, он подошел бы, если бы не был беден. Я должна выйти замуж за богатого человека, тетя Джеймсина. Богатство и приятная внешность — вот необходимые условия. Я вышла бы за Гилберта Блайта, если бы он был богат.

— О, вот как? — воскликнула Аня довольно сердито.

— Нам не очень нравится такая идея, хотя нам самим и не нужен Гилберт, о нет! — с насмешкой сказала Фил. — Но не будем о неприятном. Когда-нибудь мне, я полагаю, все-таки придется выйти замуж, но я постараюсь откладывать этот недобрый час как можно дольше.

— Как хочешь, но ты не должна выходить замуж без любви, — заявила тетя Джеймсина.

Сердца, любившие на старый, добрый лад,Из моды вышли много лет назад, —

залилась насмешливой трелью Фил. — Вот и экипаж. Лечу! Ну пока, две вы мои старомодные душечки!

Когда Фил выпорхнула за дверь, тетя Джеймсина серьезно взглянула на Аню.

— Эта девушка красива, мила и добросердечна, но не кажется ли тебе, Аня, что временами у нее что-то не в порядке с головой?

— О нет, я думаю, с головой у Фил все в порядке, — ответила Аня, пряча улыбку. — Просто у нее такая манера выражаться.

Тетя Джеймсина с сомнением покачала головой.

— Что ж, будем надеяться, что это так. Я надеюсь, Аня, потому что люблю ее. Но понять ее я не могу — она для меня непостижима. Она не похожа ни на одну из девушек, которых я знала, и ни на одну из тех, какими я была сама.

— А сколькими девушками вы были, тетя?

— Примерно полудюжиной, моя дорогая.

Глава 20

Гилберт нарушает молчание

— Такой был скучный, однообразный день, — зевнула Фил и лениво растянулась на диване, предварительно согнав с него двух крайне возмущенных этим котов.

Аня подняла глаза от «Записок Пиквикского клуба»[51]. Теперь, когда весенние экзамены были позади, она могла позволить себе такое удовольствие, как почитать Диккенса.

— Для нас это был скучный день, — заметила она глубокомысленно, — а для кого-то другого — замечательный. Кто-то был вне себя от счастья. А быть может, где-то сегодня произошло великое событие… или была написана великая поэма… или родился великий человек. А чье-нибудь сердце разбилось…

— Зачем ты, милочка, испортила свою приятную мысль, добавив это последнее предложение? — проворчала Фил. — Не хочу думать о разбитых сердцах… и вообще о неприятном.

— Ты полагаешь. Фил, что сможешь всю жизнь избегать неприятного?

— Помилуй, конечно нет. Разве я не имею дело с ним уже сейчас? Нельзя же сказать, что Алек и Алонзо — это нечто приятное, правда? Ведь они просто отравляют мне жизнь!

— Ты никогда ничего не принимаешь всерьез, Фил.

— А зачем бы мне это делать? И без меня достаточно людей, которые все принимают всерьез. Миру, Аня, нужны такие, как я, просто для того, чтобы его позабавить. Земля была бы ужасным местом, если бы все были благоразумными, ответственными и глубоко, убийственно серьезными. Мое предназначение, как говорит жена Джосаи Аллена[52], «очаровывать и обольщать». А теперь признайся: разве в эту прошедшую зиму ваша жизнь в Домике Патти не была ярче и приятнее оттого, что я присутствовала здесь и оживляла ее?

— Да, была, — призналась Аня.

— И все вы любите меня… даже тетя Джеймсина, которая думает, что я совершенно сумасшедшая. Так зачем же я буду стараться стать иной? Дорогая, я так хочу спать. Вчера я не спала до часа ночи — читала ужаснейшую историю о привидениях. Я читала ее в постели, и, как ты полагаешь, могла я, дочитав, вылезти из кровати и погасить свет? Нет! К счастью, Стелла вернулась домой поздно, а если б не она, моя лампа горела бы ярким светом до самого утра. Я объяснила ей, в каком я затруднительном положении, и попросила погасить свет. Я знала, что если мне придется сделать это самой, кто-нибудь непременно сцапает меня за ногу, когда я снова полезу в постель… Между прочим, Аня, тетя Джеймсина решила, что она будет делать этим летом?

— Да, она собирается остаться здесь. Я знаю, она поступает так ради этих кошек, хотя и говорит, что открывать на лето ее собственный дом — слишком много хлопот, а ездить в гости она терпеть не может.