Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма - Мэтью Бжезинский

Ален вскарабкался на подмостки и повел себя как настоящий конферансье, переводя тосты и рассказывая известные многим анекдоты об ухаживании Бориса за Гретхен. Как нам поведали, счастливая парочка впервые поцеловалась среди пшеничного поля на берегу Волги, причем Борис при этом весьма стеснялся. Дальше все пошло как обычно, и он официально попросил у ошеломленного отца Гретхен разрешения на брак с его дочерью.

Ален выпалил одним духом несколько шуток на русском языке, что привело в уныние половину присутствующих в зале, поскольку помещение для банкета было достаточно четко поделено по языковому признаку. Семья Гретхен и ее друзья расположились в одной стороне зала, а гости Бориса сгруппировались вблизи сцены и бара. Русские курили сигареты, а американцы попыхивали сигарами. Русские пили водку стопками, а гости из Кентукки потягивали виски «Бурбон» с содовой. Семья Гретхен привела на банкет сообразительных, но застенчивых детей. Друзья Бориса по банку пришли со своими стройными, но несколько замкнутыми возлюбленными. Русские столпились и рассуждали о бизнесе и политике, в то время как иностранцы слушали музыку или говорили по телефону. Иностранцы танцевали, а русские мрачно сидели за столами.

Некоторые из присутствующих нарушили культурный барьер и в стороне от Алена образовали интернациональную группу. Я отважился покурить с двумя русскими, одетыми в костюмы розовато-лилового цвета от «Хьюго Босс». Мы стояли около служебного входа, ведущего на боковую аллею парка.

– Хочешь сигарету? – спросил меня один из них, глядя при этом на своего приятеля. – Ладно, тогда пошли, – сказал он, направившись к боковой двери.

Я колебался, интуиция мне подсказывала не ходить за ним.

– Пошли, пошли, – кивнул он мне головой. – Мы курим на улице.

Его приятель взял меня за локоть и стал слегка подталкивать к двери.

– Все в порядке, – сказал я, внезапно осознав, что оба парня были пьяны и искали повод для драки.

– Нет, – настаивал один из них, держа в руке пачку сигарет «Парламент». Его тон резко изменился: – Ты выйдешь с нами.

Мне определенно уже расхотелось курить, и я быстро удрал в американский сектор. До сих пор не знаю, чего хотели эти двое – избить меня или я их приглашение принял слишком близко к сердцу. Однако создается впечатление, что на подобных банкетах и приемах некоторых русских раздражает слишком большое количество иностранцев, присутствующих на их территории. Мы, иностранцы, якобы ограничиваем рост и развитие их стиля жизни, прибирая к рукам их страну, о чем после свадьбы негодующе писала коммунистическая пресса Нижнего Новгорода. Дело дошло даже до обвинений Гретхен, что она якобы обольстила несчастного Бориса по заданию ЦРУ. Я попытался представить себе, что было бы, если бы Советы выиграли «холодную войну» и послали Бориса в Кентукки комиссаром, где он женился бы на местной красавице. Возможно, какой-нибудь добропорядочный старик, перебравший виски, захотел бы дать по зубам этим наглым коммунистическим захватчикам.

В первые дни марта 1997 года, спустя несколько недель после сюрреалистической свадьбы Гретхен, Роберта позвонила мне в офис. Ее голос дрожал от возбуждения.

– Ты хоть догадываешься о причине моего звонка? – выпалила она. – Помнишь, наш парковщик сказал, что только бандиты и правительственные чиновники могут сочетаться браком в той церкви, где венчалась Гретхен? И он оказался прав! Бориса вызвали в Кремль для встречи с Немцовым. Он должен получить какой-то важный пост в новом правительстве!

Должность Бориса еще не была точно известна, по крайней мере, Гретхен не хотела говорить о ней кому-либо до тех пор, пока сам Немцов не сообщит об этом официально. Было ясно лишь одно: теперь муж Гретхен будет участвовать в повышении темпов реализации большой реформы, что было связано с возвращением президента Ельцина к активной деятельности после выздоровления от смертельной болезни.

Лидер России покинул наконец уединенный подмосковный санаторий, где сразу после переизбрания провел большую часть года, приходя в себя после пятикратного шунтирования сосудов сердца, двустороннего воспаления легких, воспаления гортани, гриппа и, если верить слухам, ранних признаков слабоумия. И подобно медведю, просыпающемуся после зимней спячки, Ельцин был в плохом настроении и жаждал действий. Очевидно, он был недоволен тем, как в его отсутствие осуществлялось управление Россией. Реформы запаздывали, процветало кумовство, сбор налогов снизился, задолженности по зарплате росли, а доходы от экспорта падали. В довершение ко всему оказалось, что некоторые личности, оставшиеся, по типично российской традиции, неназванными, воспользовались своим правом доступа к государственным ценностям, которое по неосмотрительности предоставил им сам Ельцин. Он был очень недоволен состоянием дел в стране.

– Хватит! – рычал Ельцин перед телевизионными камерами. – Скоро все изменится! – И чтобы показать, что он имеет в виду бизнес, стукнул кулаком по столу. Причем дважды.

Вскоре после произнесения этой тирады помолодевший Ельцин пригласил тогда еще губернатора Немцова в Белый дом. Не следует путать это здание в Москве со зданием штаба Президента США в Вашингтоне. Российский Белый дом представлял собой парламентское здание на берегу Москва-реки, которое было повреждено стрельбой из танков во время кровавого противостояния 1993 года. Мятеж в парламенте начался, когда спикер Думы попытался сместить действующего президента. Президент принял на себя руководство страной и впоследствии отремонтировал здание, а наглых парламентариев переместил в меньшее по размеру здание рядом с Большим театром и тем самым показал, кто в доме хозяин.

Немцов позже вспоминал: «Борис Николаевич, – обращаясь к президенту во время той судьбоносной встречи, спросил я, – как бы вы хотели увековечить себя в книгах по истории? Как добрый царь?»

При упоминании этого священного титула, говорил Немцов, лидер России принял позу возвышенного достоинства, его грудь горделиво выпятилась вперед, подбородок поднялся, и лицо вновь озарилось энергией. Само собой, его ответ был положительным.

Таким образом, Борис-Прикованный-к-постели окрестил себя Борисом-Добрым и вдохновился идеей заменить свой косный, коррумпированный кабинет на новую команду из молодых реформаторов, которых не было в Кремле еще со времен Петра Великого. Эта команда держалась на двух ориентированных на Запад и говорящих по-английски заместителях премьер-министра: красивом, пользующемся успехом у женщин Немцове и хитром финансовом гении Анатолии Чубайсе, которого до этого убрали со сцены за непопулярную у населения и несправедливую программу приватизации. В соответствии с планом Ельцина Чубайс должен был заняться латанием дыр в правительственных финансах и контролем за монетарной системой страны, а Немцов – присматривать за ходом приватизации и контролировать быстрорастущие монополии.