Центумвир (СИ) - Лимова Александра

Рамка металлоискателя, демонстрация приглашений сотрудникам казино стоящим перед лестницей, ведущий в основной зал, и вот уже я, Вадим и пара человек Истомина, следующих за нами безмолвными тенями, выходим на широкую площадку с небольшим спуском во все то же самое, что на входе, только в разы дороже и, как ни странно, при этом вкусно.

Негромкая музыка, приятная атмосфера, разговоры, игорные столы, достаточно многолюдно. Взгляд метается по лицам, но не видит нужного мне. Ступени невысокие, но неудобные, и, когда я, слегка приподняв подол, только двинула рукой к локтю Вадима, идущего рядом, он достаточно быстро, но и не заметно отступил, серьезно сказав:

– Э, нет. Там Ярослав Андреевич, я еще не женат и даже без девушки, а это значит, что мне нужна моя правая рука.

– А левая? – фыркнула я, глядя в зал.

– Слышала про незнакомку?

– Нет.

– Тогда просто поверь, что левая мне тоже нужна.

Я усмехнулась. У нас бы с ним срослось.

– Если я наебнусь? – рационально вопросила я, когда почти уже спустились.

– Мне почти в тот же момент станет грустно и больно, поэтому не наебнись, пожалуйста. Или тогда почаще мою могилку навещай, а то я не люблю одиночество.

Получилось бы, и даже, пожалуй, больше чем на пару раз. Получилось, да. Если бы Истомин не был... истомой. Я его увидела. Стоял в нескольких метрах правее, полубоком к нам и разговаривал с парой солидных мужчин. Улыбнулся, что-то сказал, мужчины рассмеялись. Он отвел от них взгляд и заметил нас, направляющихся к нему. Меня.

Широкоплеч и высок, крепкий и статный. Да, это безусловно привлекательно. Но когда он еще и на стиле, вот этом безупречном, безукоризненном стиле, который так ему к лицу… реакция у меня была, если совсем уж кратко, мощная: жар-удар-влажность нижнего белья.

Рубашка модерн фит, в меру зауженная и в тоже время не плотно прилегающая. Оттенок… графит. Оттенял его глаза, иллюзорно склонял в серый цвет, ближе к металлу, удивительным образом изменяя его. Не полностью, совсем нет, но будто и не совсем знаком.

Черные слим фиты. Узкий крой, но не облегает силуэт слишком сильно. Плотная посадка на бедрах, (боже мой, и каких! Этой ночью они будут моими со всеми комплектующими, сама себе завидую, сука!) выгодно подчеркивающие длину ног. Тот самый случай, когда всего настолько в меру, что гипнотическая элегантность в тонком сплетении с безукоризненным вкусом, и происходит перерождение в сексуальность. Для некоторых, склонных залипать на подобное, в непереносимую сексуальность.

Вадим склонил голову вниз и мою сторону, будто глядя под ноги, чтобы случайно не наступить на чей-нибудь подол, а по факту – чтобы со стороны невозможно было прочитать по губам, и с эхом беззлобного смеха в негромком голосе, произнес:

– Как на алтарь веду.

– Жертвенный. – Едва шевеля губами, тихо произнесла я, – веди поскорее, жрец.

Потому что я смотрела в глаза Истомина и я понимала, что он ждал все это время. И делал это с некоторым предположением того, что он увидит, судя по меняющемуся выражению глаз. Ожидал чего-то более строгого, классического, на которое отреагируешь как и подобает в таких случаях: сдержанно-положительно, ибо это стандартно, привычно, ожидаемо.

И как поклонник экстравагантности, а учитывая его тип мышления, склонность к модерну в мире консерватизма, созданию собственного стиля и избирательного вкуса, он определенно симпатизировал экстравагантности, и сейчас ему очень приходилось по душе то, что он наблюдал. Прохлада металла в глазах осыпалась в зеленоватую дымку тумана, подпитываемого полупрозрачным пленяющим притяжением и он, медленно скользя взглядом по моей фигуре, хотел насытиться тем, что ощущал и что роскошью отражалось в его глазах. Самый изысканный комплимент, что я слышала в своей жизни, был сказан им. Молча. И исчерпывающе.

Бросив пару слов своим собеседникам, покивавшим и направившимся к бару, неторопливо пошел навстречу. Одновременно с этим его бойцы рассеялись по залу.

– Привет. – Слегка прижимая к себе, делая немного удивленное лицо, – не ожидал встретить тебя здесь. Как дела? Как жизнь?

– Да вот, из деревни в город приехала на выходные, закупаться. В целом, ничего, нормально. Ты как?

– Сойдет. Я надеюсь, – уголок губ приподнят, выражение глаз прежнее, только насыщеннее. И от его ладони на пояснице онемением под кожу его тепло, – у меня впереди покер, надо чтобы сошло.

Указательный палец с едва ощутимым нажимом по полоске кожи и он слегка прикусил губу, уловив на мгновение задержку моего дыхания. От разряда внутри. От того, что кожа к коже.

– Мистер Истомин?

Позади него стояла приятная девушка и, вежливо улыбнувшись, пригласила к столу.

Закрытый зал. Стол для покера, за которым рассаживались участники. Остальных пригласили на полувторой открытый этаж, где на всем протяжении шел кругом шикарнейший бар.

Но чтобы войти в этот зал необходимо было сдать абсолютно все гаджеты на входе, снова пройти рамку металлоискателя, потом придирчивый досмотр, потом очередь проверки портативными сканерами, исключающих наличие микрофонов прикрепляемых к барабанным перепонкам и в зоне, чтобы голос наблюдателя мог сообщить участнику информацию посредством любого передатчика. Зона скана биологического материала – пять сантиметров. То есть даже вшитые в тело передатчики можно заметить. Любые передатчики из любого материала, будь то металл или пластик. По площади роскошной комнаты расположены станции, глушащие в помещении сигнал любого диапазона. Охуенно. Ощущаю себя кошечкой. Снова той, которую вынесли за пределы квартиры и показали, мол, смотри какая хуйня в мире существует, дурында домашняя.

Заказала себе черный русский на баре, наблюдая, как рассаживаются участники за столом ниже. И по первым нотам поняла, почему такой уровень безопасности – если переводить в рубли, ставки не в один десяток. А предела… скорее всего нет.

За сорок пять минут у Истомина ушло двадцать восемь с половиной лямов. Рублей если по конвертации на сегодняшний день. И это при условии, что играл он грамотно, выходя на середине, или в начале. Карты, правда, я его не видела. Просто не успевала посмотреть, когда он их вскрывал после раздачи. А когда на шоудане выяснялась сумма банка текущей партии, и… черный русский внутрь и мысленные аплодисменты Истомину, вышедшему вовремя в отличие от бедолаг проигрывавших. Эй, бармен, если истина в вине, то она должна быть во мне. Можно бочечку сразу?..

На третью партию я снова пыталась заглянуть в его карты и на этот раз успела, но лучше бы я этого не делала. Двойка и валет, разномастные. Так называемая худшая рука, ибо собрать флеш трудно, возможна пара, но кикер, иначе говоря, решающая карта при идентичных комбинациях у соперников на финише, слабый. Да и вообще флеш собрать это процентов шесть вероятности, а с учетом того, что у него уже разномастные, то менее полутора, к тому же разрыв в четыре карты… Надо фолднуться, то бишь сбросить карты, пасовать, выйти из игры. Я была уверена, потому что это логично, а Истомин на этом явно не собаку съел, а мгновенно их как вид сожрал. Я была уверена.

Но фолднулись только двое, а Истомин решил играть. С такими картами?..

Начались торги и я от него охуела еще больше. Потому что когда до него дошла очередь, он повысил ставку в три больших блайнда – обязательной ставки, которую делают до раздачи карт. Здесь тройной.

Его расчет очевиден – хочет отправить в фолд как можно больше соперников, и расчет хорош, потому что сразу же пасовали еще двое. Третий игрок коллировал, то есть уровнял его ставку и тут же пасовали еще двое, а усатый дядька, один из трех оставшихся за столом, тоже уровнял.

Истомин, у тебя слишком слабая рука, чтобы играть… Ты чего творишь-то, блядь?..

Но вот флоп – три карты открыты на столе. У него нет комбинаций. Что-то как-то даже не удивительно!

И снова торги.

Усатый играет чек – оставляет ставку прежней, а Истомин делает рейз – повышает. Снова! И третий игрок пасует, а усатый коллирует Истоминское безумство и они остаются вдвоем в игре.