Подростки - Борис Ицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знамен-то, знамен! — шепотом воскликнула Люба.
— Раз… два… три… шесть! — сосчитала Фатьма.
— Тише вы, — шепнул Митя. — Поют.
И действительно, над поляной вспыхнула песня. Чей-то приятный женский голос начал негромко, но внятно:
Слезами залит мир безбрежный…
И сразу десятки голосов громко и сильно подхватили торжественный напев. Ребятам казалось, что они поют громче всех, а голоса звучат мужественно и грозно. От волнения щекотало в горле.
Песня окончилась, а друзья стояли, не шевелясь, замерев в восторге. Торжественны были и лица окружающих.
Человек, стоявший на пне, заговорил. Открыто, в полный голос он произносил такие слова, как «революция», «вооруженное восстание», и это было удивительно и радостно.
Когда оратор кончил, раздались громкие хлопки и снова полилась песня, на этот раз бодрая «Варшавянка». Ребята и ее знали. Они пели вместе со всеми, гордые сознанием того, что участвуют в маевке вместе с революционерами.
Подошел Степан.
— Ну, мальчики, — сказал он тихо, когда песня кончилась, — есть для вас новое поручение. В дозор пойдете. Забирайтесь вон на те березы. Видите, с которых парни спускаются. Ты, Валя, на эту, Николай — вон туда, а Дмитрий на ту, что у дороги городской. Смотрите внимательно за дорогой и вокруг. Если увидите полицию, солдат или просто большую группу народа — свистите.
— А если одного? — спросил Николай.
— Если один или двое, тревоги не поднимайте. Этих есть кому проверить. Ваше дело предупредить о приближении большого количества людей, чтобы на нас не могли напасть неожиданно. Глядите в оба, не прозевайте! Ну, марш! Живо!
Ребята не заставили повторять дважды. За несколько минут они вскарабкались до средины берез и сели верхом на толстые сучья, укрывшись за стволами, так, чтобы с дороги их нельзя было заметить. Переплет веток, довольно густой на этой высоте, скрывал их от постороннего глаза, не мешая им видеть, что делается вокруг. Митя сидел лицом к городу. Впереди было пустынно. Далеко, насколько хватал глаз, тянулась, утомляя своим однообразием, серая лента дороги. Он стал внимательно, кусок за куском, просматривать лежащее перед ним пространство. Вначале это ему показалось занятным. Вон там что-то черное шевелится, должно быть, корову или лошадь выгнали на раннюю траву. Вон совсем недалеко в канаве лежит человек, очевидно, часовой. Однако скоро это надоело. Сидеть было не очень удобно и скучно. Он оглянулся. На березах чернели фигуры приятелей, а внизу на поляне, точно цветы в поле — люди в ярких праздничных одеждах. На пне стоял седобородый старик. Он что-то говорил, размахивая руками. Слова его сюда не долетали. Вот он кончил речь. Снова вспыхнула песня, но издалека она уже не казалась такой мощной. Митя посмотрел на березу, где сидел Николай. Тот тоже оглянулся. Механик показал рукой на дорогу, отрицательно покачал головой, — ничего, мол, пусто.
Николай махнул рукой.
«Скучно, ничего интересного, пустое занятие», — понял Митя этот жест.
Но вот Николай забеспокоился и, показав один палец, стал внимательно всматриваться. Митя понял, что с его стороны идет или едет кто-то. Понял и позавидовал. Эх, надо бы ему сесть на ту березу, все-таки хоть один человек пойдет. Он взглянул на Валю. Тот тоже всматривался и по его виду чувствовалось — что-то заметил. Он даже два пальца к губам поднес, точно свистнуть собирался.
«Вот, черт, повезло кому», — с досадой подумал Дмитрий, забыв даже, что такое «везение» — опасность для собравшихся. Фартит же людям, а у него! Он взглянул на дорогу и обмер. Даже сердце упало, а руки и ноги задрожали от страха: по дороге из города пылила группа всадников. Она быстро приближалась, и Мите показалось, что он видит, как верховые машут чем-то вроде нагаек или сабель. «Казаки!» — молнией пронеслось в голове и он, заложив два пальца в рот, свистнул и кубарем скатился вниз. На поляне все вскочили.
— Казаки, верхами, — закричал он, подбегая к Степану.
Толпа шарахнулась в противоположную сторону, в лес, а к городской дороге бросилось человек двадцать из боевой дружины. Выхватывая на бегу из карманов револьверы, они ложились на опушке в редком кустарнике. Николай и Валентин тоже покинули свои посты и приятели легли позади цепи дружинников. Занятые своим делом, взрослые не обратили внимания на мальчиков, а девочек Елена сразу же увела с собой в лес. Рабочие, не имевшие оружия, быстро набрав палок, камней залегли в дальнем конце полянки. Не было никакой растерянности, все произошло быстро и организованно, чувствовалось, что и к возможному нападению готовились.
— Без команды, товарищи, не стреляйте! — раздался голос Андрея.
Лежавшие в цепи теперь ясно слышали топот. Лошади шли, очевидно, мелкой рысью. Ребята увидели, как зашевелилась цепь. Дружинники старались улечься поудобнее, приготовились к отпору. Степан привстал на колени и выглянул из кустов.
— Ой, смотрите, что он делает! — воскликнул Николай. Действительно, Степан вдруг поднялся во весь рост и шагнул вперед, на ходу засовывая свой «смит» в карман. Дружинники в недоумений вскочили и поляна огласилась громким хохотом. Ребята бросились вперед и, выскочив из-за деревьев, остановились в недоумении. По дороге трусцой ехало человек десять башкиров, завсегдатаев праздничных базаров.
Степан, подойдя к всадникам, о чем-то переговорил с ними, и те, повернув лошадей, поехали стороной, чтобы не заезжать на поляну.
— Эх, ты, горе-часовой! — проговорил Степан, подходя к Губанову. — Не разглядел, а тревогу поднял.
Дмитрий стоял, закусив губу, опустив голову, растерянный, не зная, куда деваться от стыда. Ему казалось, что все вокруг с укором смотрят на него.
Прерванная маевка продолжалась. Сейчас народ, собравшись тесным кружком, слушал рассказ пожилого человека в пенсне о жизни в далекой якутской ссылке. Рассказывал тот увлекательно, живо и горячо. Слушали его внимательно и пятеро подростков. Только Митя сидел в кустах, в стороне, насупившийся, угрюмый, молчаливый. Ребятам стало жаль друга.
Валентин подсел к нему.
— Брось, Митяй! Всякое бывает. Кто их разберет, казаки ли, башкиры ли: пыль ведь.
— А что, и я бы свистнул. Тут секунда дорога. Окажись казаки, пока разглядывал, знаешь, что могло быть? — сказал Николай.
Слова друзей мало утешили Механика. И только когда в сумерках шли они домой, мальчик постепенно разговорился и забыл про свою оплошность.
Глава XII
НЕЗАДАЧЛИВЫЕ СТРЕЛКИ
С наступлением летних каникул для поселковых мальчишек началось горячее время. Занятия в школе кончились, и ребята опять разделились на два враждующих лагеря. Колупаевцы и никольцы дрались теперь каждое воскресение. И только трое приятелей — Валя, Митя и Николай — впервые в этом году ни разу не участвовали в драках и даже с ребятами не играли.
До того ли было? Начинала осуществляться самая заветная мечта. У них появилось оружие. Да, да у Валентина Кошельникова, Дмитрия Губанова, по кличке Механик, и Николая Осипова появилось настоящее оружие. Тут были «бульдоги», и «смиты», и «велодоги».
Правда, оружие это ненадолго оставалось в руках ребят.
Теперь чуть не каждый день они получали то один, то два револьвера. Все это было старое, испорченное оружие, неизвестно откуда добытое и требовавшее тщательного ремонта. Вот ребятишки и таскали его в Заручейный поселок к веселому хромому кузнецу Никанору.
Какое это счастье — идти и нести за поясом под рубашкой настоящий револьвер. Правда, он испорченный, не стреляет, но зато как это здорово — чувствовать прикосновение холодной стали. Одно огорчало приятелей: нельзя было похвастаться перед ребятами. Вытащить бы из-под рубахи, хотя и неисправный, «смит». Вот бы онемели от восторга поселковые ребятишки. А если бы еще иметь исправные! — Пальнуть бы во время драки с колупаевцами, хотя бы и холостыми.
Однажды Степан сказал приятелям:
— Бегите к кузнецу и возьмите три починенных револьвера.
Вот когда припустили ребята! Ног под собой не чувствовали от счастья! Ведь сегодня они понесут исправные, готовые к бою револьверы.
Дед Никанор дал им три исправных «смита».
— Ну, марш! — сказал он, сердито шевеля лохматыми бровями, из-под которых смотрели на ребят ласковые, улыбающиеся глаза. — Да, чур, смотреть в оба, чтоб не нарваться на иродов! Дело-то не шуточное. А это в карманы положите, да смотрите, чтоб ни одного не обронить! — И он дал каждому по десятку патронов.
Ребята засунули под рубашку револьверы, рассыпали патроны по карманам и отправились. Теперь они не бежали, наоборот, шагали медленно, степенно. К чему торопиться? Прибежишь к Степану — оружие отдавать надо. До темноты долго, еще часа четыре.