Мятежный - Л. Дж. Шэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вижу человека, который не является мной → встаю между ним и Снежинкой → убеждаюсь, что он не приблизится к ней, пока мы не покинем комнату.
Джесси включила блендер, и я с отвращением наблюдал, как все продукты, что были у нас в наличии, перемалывались в адский коктейль. Закончив, она демонстративно закусила нижнюю губу и, наклонившись вперед, вытащила большой стакан из пирамиды посуды и налила в него смузи, в то время как все посетители наблюдали за ней с трепетом и недоверием. Я предположил, что она не обращала внимания на то, что все на нее смотрели. Или же она знала и на мгновение позволила себе стать прежней Джесси. Уверенной, дерзкой и охренительно веселой. Она поставила стакан на стойку и склонила голову набок, хлопая ресницами.
– Прошу, мистер Проценко. Я искренне надеюсь, что этот напиток доставит вам удовольствие и приведет к положительному результату в вопросе моего трудоустройства.
Тишина. Парень в дальнем углу комнаты поднялся со стула и несколько раз ударил по столу, выкрикивая:
– Пей. Пей. Пей. Пей.
Секундой позже к нему присоединились остальные посетители и, сжимая кулаки, подбивали меня выпить этот гребаный коктейльный кошмар. Поверьте тому, кто посещал Россию достаточно часто, чтобы запомнить все мелкие детали, такая фигня может произойти только в Америке. То, как люди объединялись, чтобы увидеть, как кто-то совершает абсолютно глупый поступок, и то, как они воодушевлялись, получая от этого практически чистое вдохновение. Черт, идиоты зарабатывали миллионы на этой концепции.
– Ты забавная, – спокойно сказал я.
– А ты слишком затягиваешь, – улыбнулась она.
Чертовски. Горячо.
Нет, серьезно – и это моя благодарность за то, что я вытащил ее задницу обратно в цивилизацию? В то же время я не мог игнорировать, как было весело, что мне наконец-то бросили вызов, и да, даже высмеяли. Бек барабанил по стойке, а Гейл возбужденно хлопала в ладоши, издавая звуки, присущие массовке из школьных фильмов девяностых годов. Джесси неотрывно смотрела на меня, так что я поднял стакан и поднес его к губам, встретившись с ней взглядом.
– Ты об этом пожалеешь, – прошипел я в коричневую пенку на губах.
– Ты тоже, – прошептала она, все еще глядя мне в глаза.
Я проглотил всю эту отвратительную жижу, ни разу не вдохнув через нос.
Люди взорвались аплодисментами, подобно ядрам попкорна, взорвавшимся в микроволновке, и Джесси рассмеялась так сильно, что ей пришлось держаться за стойку. Я сделал вид, что бросился к ней, а она притворилась, что убегает от меня, и задела мое плечо. Но вместо того, чтобы задрожать или убежать, она спокойно выпрямилась, вытерла слезы счастья с лица и улыбнулась, заметив коричневато-зеленые остатки пены на моей верхней губе.
– Ты принята, – прорычал я ей в лицо.
На секунду мне показалось, что она дотянется и сотрет пенку своим пальцем.
На секунду мне показалось, что прежняя Джесси ворвется в эту комнату.
Но на самом деле она развернулась и отошла, подзывая Шэдоу.
Меня это устраивало, потому что даже если мне и не удалось увидеть прежнюю Джесси, я все же сделал сегодня нечто грандиозное.
Я убил Неприкасаемую. И впервые за долгое время небо Джесси не собиралось обрушиваться на нее.
Глава восьмая
Джесси
В ту ночь я пропустила свою пробежку.
У меня голова шла кругом от событий, произошедших за день: предстоящие результаты анализов Шэдоу, новая работа, поцелуй в щеку Бэйна.
Только мои привычки и повторяющиеся действия удерживали меня от того, чтобы сброситься со скалы, и я все еще нуждалась в физической разрядке, поэтому пошла в бассейн, чтобы поплавать. Проплыв несколько кругов, я остановилась посреди бассейна и осталась лежать на воде лицом вниз, с вытянутыми руками и раскрытыми глазами. Я задержала дыхание, и теперь мои легкие горели от последнего глубокого вдоха.
Единственные огни от уличных фонарей отражались в воде. Мне казалось, что я парю в атмосфере, и ничто не удерживало меня дома. Это напомнило мне дни после «Инцидента», когда я задумывалась о самоубийстве. Я до сих пор не уверена, насколько серьезны были те мысли – где-то глубоко внутри сама идея казалась мне безумной, но временами в ночной тиши я ждала, когда из меня выльются все слезы, и в такие моменты я не чувствовала ничего, кроме пустоты.
Но сейчас я не чувствовала себя опустошенной. Испуганной, возможно, и очень неуверенной в себе. Но еще и взволнованной. Роман «Бэйн» Проценко работал в наемном эскорте. Но, как ни странно, этот факт, наоборот, снимал напряжение. Мы не просто парень и девушка. Мы две одиноких израненных души. И именно поэтому я могла допустить его присутствие в своей жизни. Я хотела, чтобы он помог мне.
Вылечил меня.
Обнимал меня.
Смешил меня.
И избавил от боли.
Но больше всего я желала, чтобы он приподнял мою кофту, увидел шрам, поцеловал его и сказал, что я красивая. Если хорошо постараться, я даже могла это вообразить – его борода касается моей изуродованной плоти. Его успокаивающий взгляд на моих болезненных воспоминаниях.
Мягкий.
Теплый.
Добрый.
Воздух.
Мне нужен воздух.
Я вынырнула и сделала вдох, жадно глотая воздух. Я молотила руками по воде, оставаясь на месте, и огляделась вокруг, прежде чем усиленно начала грести к краю бассейна.
Возможно, в этом и заключалась разница между Бэйном и всеми остальными.
Я не желала его.
Я нуждалась в том, чтобы он напомнил мне, как дышать.
* * *
Мне нравилось думать о своих воспоминаниях как о кладбище для мыслей. Моменты, которые уже умерли, так что мне не приходилось беспокоиться, что они снова повторятся.
Я помнила многое из того, что хотела бы забыть, и, вероятно, в этом и заключалась моя проблема. Например, я помнила момент, когда Эмери дернул меня за блузку и затащил в машину. В тот миг я осознала, что нахожусь в опасности. Я помнила звук рвущейся ткани – тоже Эмери, именно он все начал, прежде чем присоединились его друзья.
Я помнила мгновение первого сухого проникновения. Нолан.
Первый удар в лицо. Генри.
Я помнила, что чувствовала на операционном столе, когда из меня выскабливали эмбрион. Все эти мгновения запомнились живо и четко. Они были острыми, как ножи.
Но был момент, который я никак не могла отыскать в своей памяти.
То, что произошло до попытки Эмери лишить меня девственности.