Мятежный - Л. Дж. Шэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я обдумывала ответ несколько секунд, пока мы возобновляли нашу прогулку. Теперь мы шли рядом друг с другом.
– Удиви меня.
Мы дошли до конца набережной и остановились на светофоре, ожидая, пока загорится зеленый свет, чтобы пересечь улицу. Его ладонь нашла мою, но Бэйн продолжал смотреть на светофор, словно ничего не происходило, со скучающим и равнодушным выражением лица.
– Так хорошо? – прошептал он себе под нос.
– Да.
Глава девятая
Бэйн
Дверной звонок моей матери был цвета блевотины.
Грязный, слишком часто используемый. Прямо как я. Люди приходили и уходили из моей жизни, а Соня Проценко оставалась, в любое время готовая подставить плечо, чтобы я положил на него голову. Ее холодильник всегда забит домашними пельменями и овощными супами. Я чувствовал себя спокойно, зная, что у меня есть настоящая мама. Не то чтобы отношения между нами складывались просто – я не лучший сын в мире. Но и не худший.
К примеру, я всегда ее слушался, так как чувствовал благодарность за то, что она не подвесила мою задницу на крюк еще в детстве, за что я бы даже не стал ее винить. После изнасилования членом русской мафии в восемнадцатилетнем возрасте она сбежала со мной из страны, когда мне оставалось несколько месяцев до третьего дня рождения. Здесь мама поступила в колледж и выучилась на терапевта. Она всегда находила время, чтобы разобраться с проблемами в моей дурацкой школе, чтобы купить мне доску для серфинга и сидеть на пляже в одиночестве – потому что никого не знала и стеснялась первой заговорить с людьми, – наблюдая за мной на соревнованиях.
Так что я регулярно мыл посуду, выносил мусор, помогал соседям чинить крышу и подтягивал оценки, изображая роль безупречного ребенка перед ее друзьями и коллегами.
Но во мне присутствовали и плохие гены. Те, что желали власти. Я чувствовал, как эта жажда текла по венам, заставляя закипать кровь. Вот тут моя сущность не такого уж хорошего ребенка и вступала в игру. Я не насиловал, не убивал и не совершал того, что сделал мой отец с порванным презервативом, но я воровал.
И торговал наркотиками.
И трахал женщин, которые мне не принадлежали.
То, как я любил маму – безоговорочно, – напоминало мне, что я все еще человек. Но в иных случаях близость до смерти меня пугала. Вот почему я никогда не занимался сексом без презерватива. Даже с бывшей девушкой. Я не против доставить друг другу немного удовольствия, но не готов отдавать себя целиком.
Но давайте не будем упоминать секс и мою маму в одном и том же предложении. Смысл в том, что у нас с мамулей сложились хорошие отношения. Мне нравилось, что между собой мы говорили на русском. Таким образом мы будто отгораживались стеной от остального мира. Это придавало нам дополнительный уровень близости, которого не было у других детей в отношениях с родителями.
И меня веселило, как она разбиралась в английском. Например, когда я попадал в неприятности и ей приходилось сочинять бесконечное количество писем учителям и директору, она всегда меняла одну букву и писала «мое солнце», вместо «мой сын»[24]. «Мое солнце этого не делал». «Мое солнце не говорил таких слов». И большую часть времени она была права. Из меня часто делали козла отпущения просто за то, что я русский ребенок из неполноценной семьи. Тем не менее я всегда швырял письма на кухонный стол и рычал: «Мам, не солнце, а сын». А она всегда кричала в ответ: «Я знаю, что я имела в виду. Ты – мое солнце. Почему, как ты думаешь, эти слова так похожи?»
Я зашел в мамин дом в одних шортах для серфинга, принеся с собой песок и соленый запах океана. Сегодня Джесси начала работать в кофейне, и я попросил Гейл объяснить ей все необходимое. Сам я предпочел не появляться сегодня в заведении, потому что понимал, что уже слишком увлекся этой девушкой, особенно учитывая, что я чуть не кончил в трусы, пока держал ее за руку. Да, проводить с ней больше времени, чем необходимо, стало для меня тяжелым испытанием. Так что вместо этого я отправился серфить.
– Мамуль! – рявкнул я, направляясь на кухню.
Соня стояла за плитой и варила свеклу, одновременно разговаривая по телефону на русском. Громко. Мама жестом попросила подождать. Она общалась с тетей Любой о… ох, кто, черт возьми, знал о чем? Наверное, снова сплетничали. Моя мама до сих пор летала в Санкт-Петербург, когда могла позволить себе купить билеты. В России все стоило безумно дорого, но она упорно покупала мне самую бесполезную ерунду. Например, пальто, которое могло защитить от апокалипсиса, хотя я жил в месте, где люди впадали в истерику, когда начинал моросить дождь.
– Роман! – Ее глаза загорелись, она пробормотала в трубку слова прощания, выключила плиту и выдвинула для меня стул. Дом моего детства был очень… русским, начиная с цветастых бледных обоев, тяжелых занавесок и до тяжелых ковров, в которые можно заворачивать трупы. В ее защиту скажу, что Соня Проценко старалась всему придавать современный вид, так что наш дом выглядел как забавная выставочная комната в магазине «ИКЕЯ». – Как дела, мое дорогое солнышко?
Я взял стакан водки, который она мне наполнила, и нежно поцеловал ее в макушку. По сравнению со мной она была карликом – едва доставала до моего плеча.
– Я пью водку посреди дня без рубашки и в компании своей любимой женщины. Все ясно без слов. А как ты?
– Лучше не бывает. – Она села напротив, наклонившись вперед и зажав пальцами стакан с напитком. – Что нового?
– Я встретил девушку.
– Ты встретил девушку?
– Да, я встретил девушку. – Я ни с кем не мог поговорить о Джесси. Бек – идиот, Хейл – заклятый друг, а Гейл и Эди – девчонки, и советоваться с ними – все равно что стать на еще один шаг ближе к приобретению вагины. Мама оставалась беспроигрышным вариантом, потому что она никому ничего расскажет. Кроме тети Любы, но я думаю, что смогу жить с мыслью, что несколько родственников на другом конце планеты знают о Снежинке.
Мама задала еще несколько вопросов, и я ей все рассказал. О групповом изнасиловании, домашнем видео и прочем дерьме, благодаря которому история жизни Джесси выглядела как шоу на «Нетфликс».
Тринадцать причин, почему я собираюсь убить Эмери и компанию.
