Чекисты рассказывают. Книги 1-7 - Александр Александрович Лукин

Сологубов решил подкараулить Мальта по выходе из служебного особняка после работы. С этой целью он дважды покидал свою квартиру, находившуюся в том же районе, где размещался аппарат «Службы-22», как бы для вечерней прогулки. И оба раза смог увидеть Мальта лишь мельком за рулем выезжавшего со двора черного «оппеля».

Сологубов пошел в третий раз к знакомому переулку. И опять неудача! На узком мокром после дождя тротуаре ему повстречалась Рут Смиргиц.

— А-а, Петер! — Она приветливо улыбнулась. — Добрый вечер.

— Здравствуйте, Рут.

— Как поживаете?

— Да так. Скучаю понемножку, — откровенно признался Сологубов.

— В таком случае проводите меня.

— С удовольствием, — согласился Петр.

Он был рад этой неожиданной встрече, помешавшей ему пройти мимо особняка «Службы-22». Все равно Мальта за стеклом машины как следует не разглядеть, надо придумать что-то другое. А поболтать от скуки с этой симпатичной тридцатилетней женщиной было приятно. Да разведчик и не должен чураться обширных связей, в них его сила.

Они не спеша шли по вечернему городу, разговаривали. Рут жила неподалеку, в переулке с длинным названием, которое по-русски можно было перевести как «Кривоколенный» или что-то в этом роде. Возле старого трехэтажного дома она остановилась.

— Вот я и пришла.

— Уже? — разочарованно сказал Сологубов. Ему не хотелось так рано возвращаться к себе. — Ждет муж?

— Не слишком ли вы любопытны, Петер? — Она улыбнулась и сказала негромко: — Мужа у меня нет. Меня ждет дочка, я должна приготовить ей ванну.

— Дочка? Это хорошо! — Сологубову было приятно стоять с этой милой, ласковой женщиной, смотреть в ее красивые, немного усталые глаза. — Как зовут вашу девочку?

— Ани.

— Анна? Хорошее имя, — сказал Петр и неожиданно для самого себя добавил: — У меня мать тоже Анна… Анна Николаевна.

— Где она живет, ваша мама?

Сологубов чуть замедлил с ответом.

— Моя мать умерла, когда мне было четыре года, — сказал он в соответствии со своей легендой, составленной при поступлении в абвер-школу. — Я воспитывался в детдоме, круглый сирота.

— Извините, Петер, что я навела вас на грустные мысли. — Рут дотронулась до его руки. — Ну, мне пора!

И они расстались, договорившись обязательно встретиться завтра.

Назавтра была суббота, неслужебный день. Сологубов без четверти десять пришел в знакомый переулок. Ровно в десять на крылечке появилась Рут. Высокая, стройная, в нарядном белом, с синей отделкой платье. Она взяла Сологубова под руку и пошла с ним вдоль переулка, который вывел их на бульвар.

— Говорят, сердце Мюнхена бьется на Мариенплац, — улыбаясь, сказала Рут. — Это любимая площадь мюнхенцев. Хотите туда, Петер?

— С вами хоть на край света, — засмеялся Сологубов.

Они сели в трамвай и поехали на Мариенплац.

Посредине небольшой площади стояла мариинская колонна со статуей Богородицы — покровительницы Баварии. Царица неба держала в руках скипетр, благословляя город и живущих в нем людей. На пьедестале колонны четыре крылатых гения в латах и шлемах бились против войны, голода, чумы и ереси.

Склонив пышноволосую голову к плечу Сологубова, Рут со знанием дела (когда-то она мечтала стать архитектором) давала объяснения. Потом она подвела Петра к башне Новой ратуши, и они слушали бой знаменитых курантов, сопровождаемый танцами цветных фарфоровых фигур.

— Красиво! — с восхищением сказал Сологубов.

— А у вас в Москве что-нибудь подобное есть? — спросила Рут.

— В Москве тоже много оригинальной архитектуры.

— А какой ваш самый любимый памятник старины?

— Больше всего мне нравится собор Василия Блаженного на Красной площади.

— Надо думать, в эту поездку вы побывали возле него?

— Нет.

— Что так?

— А я не заезжал в Москву.

— Ах, да, — понимающе кивнула Рут. — Вы мне уже говорили об этом.

И она первой двинулась в сторону многолюдной, шумной площади Штахус с воротами Карлстор. Немного побродив там, они прошли на Ленбахплац, где долго стояли перед фонтаном с искусными фигурами людей и зверей.

Вечером они поужинали в ресторане, откуда в половине двенадцатого Сологубов на такси привез Рут в ее кривой переулок. На прощание она приветливо помахала ему рукой из окна своей квартиры.

В воскресенье Сологубов и Рут тоже весь день были вместе. Опять бродили по городу. Потом смотрели американский кинобоевик.

Когда они вышли из кинотеатра и под руку шли по бульвару, любуясь плавающими на пруду черными лебедями, их увидел Кантемиров. Он, разумеется, к ним не подошел, в этом не было никакой нужды. Но на другой день вечером, заглянув к земляку, чтобы поболтать часок, между прочим предупредил:

— Вы держитесь подальше от этой красотки.

— Это еще почему? — спросил Сологубов.

— Опасная стерва.

— Сам разберусь. Не маленький.

— Ну-ну, глядите.

Больше об этом они не говорили. Сологубов хотел дать понять Кантемирову, что не опасается никакой «подставы», потому что чист перед теми, кому взялся служить и кому служит Рут Смиргиц. Но про себя решил (собственно, это решение созрело в нем еще до разговора с Кантемировым) попристальнее присмотреться к Рут. Ее искусно скрытое любопытство к некоторым моментам его биографии казалось подозрительным. Просто ли тут женское стремление, как можно больше узнать о человеке, к которому неравнодушна, или профессиональное прощупывание в расчете выудить в интимной беседе интересующие сведения? Если Рут причастна к его проверке, специально к нему подставлена, то придется, разумеется, быть с ней осторожнее.

Так рассуждал Сологубов, лежа на койке, пока Кантемиров отлучился на половину Марты. А когда он примерно через час вернулся, Сологубов сразу забыл и о Рут и обо всем, что с нею связано. Кантемиров так ошарашил его неприятным известием об одной находке, что он, сев на кровати, не сразу сообразил, где лежат сигареты, чтобы закурить.

Находка — маленькая полоска синей бумаги. Билет в московский Малый театр с фиолетовым штампом на обороте: 6.IV.55 г. «Волки и овцы».

— А говорили, батенька, в Москве не были, — добродушно усмехнулся Кантемиров, почесывая лысину.

— Где вы это взяли? — хрипло спросил Сологубов.

— Марта нашла, когда чистила ваш пиджак. Билет завалился за порванную подкладку в кармане.

Сологубов наконец разыскал свои сигареты, закурил. Чтобы окончательно овладеть собой, неторопливо прошелся по комнате, с показной беззаботностью попыхивая дымком, заставил себя улыбнуться, даже негромко засмеялся, покачивая головой.

— Надо же! Вот что значит носить вещь с чужого плеча.

Потом он вышел из комнаты. И через минуту вернулся с отутюженным темно-коричневым костюмом в руках, начал выворачивать карманы пиджака, рассматривать дырку в подкладке.

— Я эту пару купил в Челябинске, на толкучке. — Он опять с показным беспечным удивлением покачал головой. — Понимаете, Савва Никитич, стал гладить свой пиджак и прожег. В магазине по размеру не нашел, пришлось ехать на барахолку.