Я – необитаемый остров - Наташа Маркович

Юра посмотрел на меня.

– Кажется, это правда, – кивнула я. – Там непонятная формулировка, в законе, но может статься, что так. Я завтра выясню все точно на встрече со специалистом.

– Как же мы без мата? Это ведь так жизненно.

– Не переживай, что-нибудь придумаем. В крайнем случае, свой язык изобретем, созвучный, или точки поставим. И будем утверждать, что это неотъемлемая часть художественного замысла. Кому надо – поймут. Все равно без ограничений не обойтись. Есть вещи и лица неприкосновенные. В таком случае специально укажем: вот здесь могла быть статья о том-то и том-то, но мы прогнулись и не написали ее, чтобы лизнуть жопу чиновникам и сохранить лицензию министерства печати. Ты же знаешь, главное все по-честному.

– А про политику будем? – мрачно спросил «заблеванный» Родион.

– Нет, – ответила я.

– Почему?

– Не люблю, не понимаю и не интересуюсь. Кроме Путина, Ходарковского и Трегубовой не помню ни одного лица.

– Какой еще Трегубовой?

– Которая написала «Хроники кремлевского диггера». Основные мои знания об аппарате управления страной почерпнуты оттуда. А лицо ее мне знакомо, потому что она бывает в моем ресторане.

– Нормальный подход!

– Нормальный. Субъективный. Ну ладно, может, я, конечно, утрирую, не в вакууме же живу, но сути это не меняет. Мир таков, каким его вижу я, главный редактор. В моем же мире политики нет. Не люблю суету. Я предложила остальным, тем, кто изначально влияет на контент журнала, привнести это явление – политику, – из своих миров, но желающих, увы, не нашлось. Может, им неинтересно, а может, связываться не хотят. Так что, во внутреннем мире «Shit end Rouses» политики и политиков нет. Сплошная анархия и беззаконие. Вернее, действуют обычные законы вселенной. Вообще, надо честно признать, мы будем изображать не мир, который есть вообще, а мир глазами основателей журнала и его сотрудников.

– А кому интересен ваш мир?

– Всем, кто созвучен. И это немалое количество. Мы же не вчера с Луны свалились, давно тут живем. В реалиях. Можно подумать, что все остальные СМИ шибко объективны. И не только СМИ. Любой бизнес – отражение личности главного идеолога с реминисценциями всего того, что творится в бошках остальных членов коллектива… А ты, кстати, чего в майке заблеванной?

– Потому что.

– А точнее?

– Надо. Я должен отличаться от белых воротничков. Какой смысл мне приходить в галстуке, как все, когда окружающие от меня ждут того, о чем сами не имеют ни малейшего понятия. И когда я прихожу в заблеванной майке, они думают: «О, он не такой, как мы, значит, он умеет делать то, что мы не умеем. И вообще, раз он майку забыл поменять, то, наверно, он не от мира сего, а, следовательно, очень нестандартный, креативно мыслящий человек. Именно такой нам и нужен. Стандартно мыслящий шедевр не создаст».

– Шикарная теория.

– Ну да, тупая. Вообще, мне просто иногда в лом заниматься одеждой. А тем более, сегодня. Я и дома-то не был.

– Можно я не буду уточнять, где ты был?

– Можно. На работе.

– Понятно. Ты вообще как, талантливый?

– Конечно.

– А кто здесь еще считает себя талантливым? Поднимите, пожалуйста, руки.

Руки лениво и недоверчиво подняли все, кроме двоих человек. Я их запомнила.

– А вы? – спросила я одного из них.

– Я водитель на полставки.

– Водитель должен талантливо водить машину. Водитель пожал плечами. Второго я спрашивать не стала.

Посмотрим потом. Народ привык верить словам, а не делам. Думаю, их скепсис вполне объясним. Я бы тоже про себя думала что-то типа: «Ну вот, непрофессионалы. Куда лезут? Самолетом бы еще стали управлять!» Но при этом ради интересного проекта рискнула бы. Что я в общем-то и сделала.

А мрачный дизайнер мне понравился. Наличием своей точки зрения, как минимум. Не говоря уже о совершенно фантастической теории заблеванной майки.

После собрания все разбрелись по отделам, а я пошла с Юрой к нему в кабинет, поговорить о своих ощущениях от собрания.

– Как здоровье? – спрашиваю.

– Да нормально. Сопли только.

– Сопли – это прекрасно.

– Почему?

– Ну, это же твои сопли. А ты прекрасен. Значит, и твои сопли прекрасны. Простая дедукция.

– Дурында!

«Я тебя люблю», – беззвучно ответила я. Мне показалось, что он услышал.

Слово «любовь» тесно переплетено в моем сознании со словами «боль», «страх», «обида». Я хочу научиться любить по-другому – легко и светло, радостно. По-настоящему. Все, что для этого нужно, – перестать жить, исходя из своих персональных ожиданий, а жить настоящим моментом, радоваться ему, ощущать его, наслаждаться им. Прописная истина. Однако почему-то почти никто не живет исходя из нее.

Когда-то я стажировалась на координатора «Игры» у Билла Готсби, известного тренера. Он сказал студентам следующее:

– Сердца бывают двух видов. Первые – закрытые на замок, бережно охраняемые, спрятанные за высокими и крепкими бетонными стенами, в железных, кованых сундуках. Вторые – разбитые.

Я заплакала, естественно.

– А другой альтернативы нет?

– Нет. Ты либо идешь по жизни с закрытым сердцем, и тогда ты не живешь, а выживаешь, превращая себя в ходячую тюрьму. Либо ты живешь по-настоящему, ярко, страстно, отчаянно, и тогда твое сердце будет разбиваться раз за разом. Ты будешь пытаться его склеивать, сшивать, как разорванную тряпку, на нем будут оставаться швы и шрамы, которые при каждом удобном случае напомнят о себе глухой болью, и с этим ничего не поделать.

Я потом часто обдумывала эти слова. Боль – это всего лишь боль. Чего же мы носимся с ней, как курица с яйцом. Просто каждый из нас переполнен чувством собственной важности и думает, что его боль самая-самая больная боль в мире. Надо привыкнуть к мысли, что боль – это всего лишь боль. Такая же, как у всех людей на планете. Перестать делать из нее фетиш. И отпустить ее на волю. Пусть будет.

Контент, однако

Очередной мозговой штурм выявил следующее:

1. Все намного сложнее, чем казалось вначале.

2. Все как всегда просто, нужно только начать рисковать, делать глупости.

Во время мозгового штурма меня посетила гениальная идея: надо заказать разработку фирменного стиля и всего дизайна журнала в студию Артемия Лебедева. Это, правда, задержит нас, но это реально бомба! Можно сделать высокий продукт. Хуже другое. Подозреваю, что денег понадобится в два раза больше, там цены экстремальные. Меня это не пугает. Я вообще за то, чтобы не экономить, а зарабатывать больше, и считаю, что грамотных вложений много не бывает. Все потом возвращается сторицей.

А вот где деньги возьмет Юлька, я не знаю. Оставили пока этот вопрос открытым. Я взялась выяснять, сколько это может стоить, хотя бы приблизительно.

Окончательно определились с рубриками и их концепцией.

Напоследок решили, что все материалы первого номера будем согласовывать дружной компанией – типа, редколлегия.

Будем действовать так до тех пор, пока у меня нюх не выработается. А может, и потом оставим эту схему, а то меня прямо колбасит от ответственности. Откуда я знаю, может, это мне одной на всей планете материал нравится, а остальной мир сочтет, что это полный отстой, непригодный для чтения.

Лупина, моего любимого художника, утвердили единогласно. Его творчество понравилось всем. Юлька рассматривала работы Лупина дольше остальных и заявила, что от некоторых ее просто воротит от омерзения. И показала, от каких именно. Ну, я бы сказала, это не самые отвратительные. Даже без дерьма и кишок.

Одна из этих картинок – моя любимая. Мозг человека вынесен на каких-то тягучих ниточках за пределы черепной коробки. Он застрял между прутьями большой клетки, а человек упрямо идет вперед, наклонившись, как против ветра, ему явно тяжело – за ним ведь тащится огромная железная клеть, в которой застрял его мозг. Правдивая вещь.

– Почему воротит, Юль?

– Не знаю. Я пытаюсь понять, что происходит, почему именно эти рисунки вызывают у меня омерзение. Что такое они задевают во мне?

– Ты ведь не против размещения их в нашем журнале?

– Нет, конечно. Они вызывают эмоции. Разные, прямо скажем, как в жизни. И они заставляют задуматься, это факт.

Лично мне гораздо более омерзительна картинка «Любовь на всю жизнь», на которой изображены песочные часы. В верхней части помещены милые сердечки. Эти самые сердечки перетекают в нижнюю часть часов, превращаясь уже совсем в другую субстанцию – коричневую, густую, и складываются неровными колечками, как порой бывает в унитазе. Это и есть то, что мы, люди, делаем очень часто в жизни – переводим любовь в отходы. Все светлые нежные чувства сливаем в унитаз. Тот, кто заявляет, что хоть раз в жизни не был в роли этих часов, тот врун и иллюзионист. В смысле, живет в иллюзиях.

Лупин – талант, ничего не скажешь. Он мастерски доносит простые истины. Надо вот только найти этого художника, а то на сайте, где его рисунки помещены, нет никакой информации. И еще договориться с ним о сотрудничестве, а то вдруг он вообще из психбольницы картинки свои отправляет.