Вечный человек - Абдурахман Абсалямов

Первое совещание

Назимов встретился с Черкасовым вечером, возвращаясь из мастерской с работы. Справа от Черкасова молча шагал высокий, ладно скроенный мужчина в полосатом одеянии лагерника. Черкасов кивнул в его сторону:

— Саша Зубанов, с которым ты должен был увидеться…

Вдруг схватившись за сердце, Черкасов остановился, чтобы перевести дыхание. Умышленно он сделал это — или действительно страдал сердечными припадками — Баки некогда было размышлять.

Назимов кивком поздоровался с Зубановым. Новому знакомцу на вид не больше тридцати лет. Он производил впечатление твердого, волевого человека.

— Рад познакомиться, — сказал Назимов. Это была самая обычная и в то же время полная значимости фраза.

— Я тоже рад, — ответил Зубанов. — Как себя чувствует ваш товарищ?

— Он — в форме. Очень хочет поскорее встретиться с вами.

— Тогда давайте договоримся: завтра после ужина идите в лазарет. Я тоже пойду туда. Именно по дороге в лазарет мы и встретимся. Мы поведем разговор… ну, скажем, о наших женах: ждут они нас или нет?.. Можем даже поспорить слегка. Ясно?

— Вполне.

Разговор велся вполголоса. Собеседники шли плечом к плечу. Потом Зубанов, даже не попрощавшись, быстро свернул в сторону Малого лагеря — он жил в пятьдесят восьмом блоке.

Дорогу в лазарет узники в шутку называли Бродвеем. Она никогда не пустовала. Здесь можно повидаться с приятелем, земляком. Если повстречается эсэсовец, надо смело доложить: «Гефлинг такой-то направляется в лазарет». И все обходится благополучно.

В назначенный час Назимов встретил на Бродвее двух лагерников. Один из них сильно хромал, другой поддерживал его. В хромавшем Баки узнал Зубанова.

Втроем они медленно шли к лазарету.

— Борис Королев, — шепотом назвал Зубанов своего товарища.

Присмотревшись в сумерках, Назимов убедился, что Королев выглядит моложе Зубанова. Смуглолицый, черноглазый, с тонкими темными бровями, выдающимся подбородком, он производил впечатление энергичного, волевого человека. Для начала Баки спросил, откуда родом Королев. Оказалось, из-под Рязани.

— Надеюсь, вы уже знаете, что нас связывает? — обратился Назимов к обоим.

— Да, — ответили они в один голос.

— Готовы действовать?

— Безусловно.

Больше всего на свете Назимов не любил краснобаев, хотя сам склонен был иногда помечтать. Эти парни сразу приглянулись ему. Их готовность к опасной работе не вызывает сомнений. Еще несколько беглых поверочных вопросов — и Назимов окончательно уверился в новых знакомых. Успех дела всегда и везде обеспечивают смелые, решительные люди. С такими людьми можно сделать и невозможное. Назимова немного смущало лишь одно обстоятельство: из дальнейшего выяснилось, что и Королев и Зубанов были на войне штабистами. По давнишней привычке Баки отдавал предпочтение строевым командирам. Но в Бухенвальде выбирать не приходилось.

— Условимся на послезавтра, — продолжал он, отгоняя ненужные мысли. — После отбоя товарищи приведут вас в восьмой детский блок. Там вы познакомитесь еще с одним человеком. Самое главное — приходите с подготовленными конкретными предложениями. Я тоже кое-что обдумаю.

— Есть! — враз ответили Королев и Зубанов.

В ночь на третье января все они собрались в подвале восьмого блока. Наружная охрана была обеспечена. На рукавах у Зубанова и Королева белые повязки лагершуцев.

Для начала коротко поделились друг с другом фронтовыми и лагерными новостями. Потом представитель центра Николай Толстый перешел к делу:

— Мы располагаем точными сведениями: из тех мест, куда приближается фронт, гитлеровцы спешно перебрасывают заключенных в концлагеря и тюрьмы внутренних районов Германии. В наш лагерь ежедневно уже прибывают «эвакуированные». Как вы знаете, Бухенвальд расположен в самом центре Германии. Отсюда до Берлина каких-нибудь четыреста километров. Нас некуда перемещать дальше. Надо учесть следующее: как только Советская Армия вступит в пределы Германии, союзники постараются открыть второй фронта Их тактика, думаю, не нуждается в пояснениях. Итак, гитлеровцам приходит конец. Они, безусловно, примут все меры, чтобы скрыть следы своих наиболее жестоких преступлений и в первую очередь постараются избавиться от живых свидетелей. Несомненно, они предпримут попытку уничтожить всех заключенных. Это ясно как день. Что можем сделать мы для защиты собственных жизней, а следовательно, и для разоблачения в дальнейшем зверств фашистов? Возможностей у нас не так уж много. На это не следует закрывать глаза. Только наша энергия и решимость могут помочь нам. Центр решил: в первую очередь необходимо увеличить наши боевые силы, чтобы они могли с оружием в руках выступить в защиту жизни заключенных, когда настанет время. Как это лучше сделать, должны подумать вы — кадровые офицеры. Подумайте, посоветуйтесь. А когда выработаете конкретные предложения, центр рассмотрит их. Пока что все подчиняетесь подполковнику Назимову. Теперь хотелось бы послушать вас, товарищ Назимов. Вы желаете говорить?

— Желаю… Вот, — Баки обвел пальцем черное пятно на стене, — это наше поле боя. Пятачок, трижды обнесенный колючей проволокой. По проводам пропущен ток высокого напряжения. Через каждые сто шагов — вышки с пулеметами. За проволочными ограждениями, метрах в двадцати пяти, — вторая линия охраны. Там блиндажи, дзоты, огневые точки для пулеметчиков, автоматчиков и минометчиков. Еще дальше, метрах в ста от блиндажей, непрестанно ходят патрули с собаками. Что дальше — один аллах знает. Лагерь охраняет отборная эсэсовская дивизия численностью приблизительно в шесть тысяч солдат и офицеров. И вот в этом кольце заключены мы, пятьдесят — шестьдесят тысяч узников, изнуренных голодом, работой, болезнями, побоями. Это люди разных национальностей. В политическом отношении очень пестрые. Подавляющее большинство не имело дела с оружием. Бывших военных — явное меньшинство. На современное боевое оружие рассчитывать нам не очень-то приходится. Можно ли в этих условиях создать реальные боевые силы? Без фантастики, без авантюры?.. Я немало думал над этим. И пришел к выводу: да, можно. Очень трудно, но можно. Надо создавать не только взводы, роты, батальоны… но и соединения.

— Подождите! — перебил Зубанов. — Это же была бы регулярно-массовая армия.

— Да, я так и представляю ее себе. Только своей массовостью, количеством мы сможем подавить врага. Повторяю: на хорошее снабжение оружием рассчитывать мы вряд ли можем…

— Я что-то не совсем понимаю, — снова перебил Зубанов. — Что это — армия обреченных?

— Нет, армия победителей! Организованная, дисциплинированная, с командирами во главе. Для этой армия надо разработать свою тактику. Чем мы и займемся.

— Хорошо, — согласился Толстый, когда Назимов кончил. — Над тактикой придется поработать особо. Теперь послушаем общие соображения других товарищей, — он повернулся к Королеву и Зубанову.

Они, переглянувшись, заявили, что у них вчерне намечен несколько иной план. Потребуется некоторое время для его более глубокого обдумывания.

— А почему бы вам сейчас же, хотя бы предварительно, не ознакомить нас со своим планом? — заметил Назимов.

— Нет, надо подумать, — настаивал Зубанов. — Ваше предложение, как бы сказать… очень уж смелое. Мы должны обдумать.

— Что же, придется согласиться с товарищами, — поддержал Толстый. — Мы решаем самый сложный вопрос во всем нашем деле. Тут могут возникнуть и возражения и споры.

— Именно! — поддакнул Зубанов, обрадованный поддержкой.

— Только не тяните. Время у нас самое ограниченное, — предупредил Толстый. — Что скажете вы? — обратился он к Назимову и Задонову.

Оба они сказали, что хотели бы сначала выслушать Зубанова и Королева, потом уже склониться к какому-то из вариантов плана.

— Где мы встретимся в следующий раз? Нельзя собираться в одном и том же месте.

— У нас в пятьдесят восьмом блоке найдется укромное местечко, — предложили Королев и Зубанов.

— На этом и кончим, — заключил Толстый. — Выходите поодиночке.

Спор

Заключенные Бухенвальда не имели права свободно передвигаться по лагерю. Назимов еще с вечера попросил старосту блока Отто, чтобы тот под каким-либо предлогом устроил ему возможность посетить пятьдесят восьмой барак. Отто обещал. Он выполнил обещание.

И вот Назимов идет в пятьдесят восьмой блок. Он бредет медленно, держась боком к ветру, спрятав руки в рукава, сгорбившись и втянув голову в плечи. Это — обычная, жалкая фигура лагерника, доведенного зверским режимом до изнеможения. Но если бы эсэсовцы знали, по какому делу идет этот человек, какие мысли вынашивает в голове, они не раздумывая повесили бы его на первом столбе и в назидание другим не снимали бы целую неделю с петли. Но, как говорится, у человека не написано на лбу, что он собирается делать. Официально Баки сейчас выполняет приказ лагерного начальства. И попробуй угадай тайные его мысли. На нем полосатая одежда, как и на тысячах других узников, он так же с трудом передвигает по мокрому снегу свои деревянные башмаки.