Кофейный краш - Чэнь Хуэйцзюнь

– А когда будет следующее занятие? Я пойду с тобой.

– Серьезно?

– Еще как. Вот выучусь и за тебя отомщу.

В тот самый момент, когда она это сказала, у меня даже руки-ноги болеть перестали, стало так хорошо на душе, просто сказка.

Итак, мы пошли на занятие вместе, и теперь тренер на нас двоих демонстрировал приемы, по очереди опрокидывая на татами. Поначалу я беспокоился, что Синъянь долго не выдержит и даст задний ход, но вышло совсем наоборот: занятия дзюдо ей нравились, и чем дальше, тем больше.

Тренер стал говорить, что у нее талант, и я ему верил. Синъянь бросала меня на пол с таким превеликим удовольствием, так молниеносно, так мощно, что ее потенциал трудно было не заметить. Чтобы мотивировать Синъянь еще больше, я продолжал играть роль мальчика для битья. При этом я заметил, что у меня к этому тоже особый талант.

Одно дело, когда тебя кидает тренер, и совсем другое, когда это делает Синъянь. В тот момент, когда она делала захват за воротник и поднимала меня в воздух, я испытывал легкость во всем теле, а сердце наполняла теплота, как будто мы с ней вместе танцевали. Спустя мгновение я тяжело падал на пол, но тут же вскакивал и рвался в бой: «Давай еще!»

Синъянь с тренером озадаченно глядели на меня, вопрошая:

– Тебе не больно?

– Да разве это больно? Давайте-ка посильнее, представьте, что перед вами отвратительный подонок!

Синъянь отзывалась, бормоча себе под нос:

– Неужели мозги отшибло?

Может, и впрямь мозги отшибло, а может, у меня склонность к мазохизму. Пускай шарахнет меня об пол тысячу восемьсот раз, отшибет мне зад, спину, лишь бы она научилась навыкам самообороны, вот что меня обрадовало бы по-настоящему. Я наконец-то понял, что чувствуют родители, когда верят в будущие успехи детей.

Занятия дзюдо стали для меня новым источником радости. Теперь я больше всего ждал этих вечерних занятий два раза в неделю. Я был одержим нашим спаррингом-танцем, и каждый раз, когда Синъянь бросала меня на татами, казалось, что в моем сердце распускались цветы.

Если так и дальше пойдет, то наберется целое поле цветов. Эта мысль доставляла мне искреннюю радость.

Вечерами, когда не было занятий дзюдо, Чжисюань приходил в кофейню, чтобы дождаться Синъянь и проводить ее домой с работы. Не знаю почему, может, из-за наших занятий, но его физиономия сделалась такой противной, как будто его мучил сильный запор.

Ну а ко мне его отношение тоже здорово изменилось: теперь он меня недолюбливал и смотрел совсем не дружелюбно.

Я твердил себе, что бояться мне нечего. Каким бы свирепым ни был лев, главное не показывать, что боишься его. Стоит только ему вылезти из овечьей шкуры и показать свои клыки, тогда за мной дело не станет: отделаю его в хвост и в гриву.

Мне гордости было не занимать, ведь я помнил о своей миссии защитника. Впервые в жизни я по-настоящему почувствовал свою ответственность.

И вот вечером выходного дня безо всякого предупреждения случилось то, чего я все это время так опасался. После закрытия кофейни я остался сидеть в зале у окна, наблюдая за происходившей снаружи ссорой.

За окном накрапывал дождик, и было видно, как намокли волосы и юбка у Синъянь. Она что-то говорила Чжисюаню, а он стоял с каменным лицом и молчал. Синъянь хотела взять его за руку, но он резко отбросил ее руку.

Я сжал кулаки. Хотелось вылететь на улицу и одним ударом сбить Чжисюаня с ног. Но эта мысль только промелькнула в моей голове. Поступи я так в сложившейся ситуации, только подлил бы масла в огонь.

Чжисюань оставил Синъянь одну и был таков. Я видел, как она облокотилась на колонну, растерянная и сбитая с толку. Да у меня самого сердце так екнуло, что я еле дышал. Подавив желание выбежать на улицу, я поглядел вслед удаляющейся Синъянь. Через минуту она умчалась на такси.

Пока я ехал на мотоцикле, в голове прокручивал только что увиденную сцену. Это был первый раз, когда они по-настоящему поссорились. Значит, вторая ссора уже не за горами.

Тело на мгновение отяжелело, а душа металась, не находя себе места. Я почти доехал до дома Синъянь, как мне на глаза попалась фигура Чжисюаня.

Не особо хотелось, чтобы он меня заметил, так что я поскорее свернул в переулок, заглушил мотор и притаился в темноте. Правда, моя совесть тут же дала о себе знать.

Чжисюань расхаживал по улице, поглядывая по сторонам. При свете фонарей на его лице читались беспокойство и неуверенность.

Вскоре такси остановилось у ворот дома. Синъянь вышла, навстречу ей подошел Чжисюань и теперь глядел на нее ласково. Он сказал что-то Синъянь, они взялись за руки и помирились.

Видя, что ссора закончилась, я должен был бы порадоваться за них, но радоваться не получалось, наоборот, на душе стало мутно. Я не сдвинулся с места. Не знаю, сколько прошло времени, но когда обернулся, то увидел перед собой высокий худой силуэт.

Чжисюань мрачно глядел на меня и равнодушным голосом проговорил:

– Ну че, насмотрелся?

Резким движением он пнул мотоцикл так, что я не успел увернуться и меня придавило. Выбравшись из-под мотоцикла, я вскочил на ноги и увидел, как приближается Чжисюань – тут у меня мурашки забегали вверх-вниз, а озноб пробрал с головы до пят.

26

Когда я пришел в кофейню на следующий день, Синъянь тут же приметила мой распухший нос и синяк под глазом и пришла в ужас:

– Что случилось? Почему ты опять весь раскрашенный?

– С мотоцикла упал, – соврал я и горько усмехнулся.

Она достала аптечку и попросила меня сесть.

– Голову подними!

Я послушно поднял голову, и Синъянь легкими движениями стала протирать рану.

– Так поранился, а ничем не обработал.

– Я боялся, что сестры заметят. Вернулся домой и сразу пошел к себе в комнату.

Я чувствовал ее дыхание, и мое сердце билось все сильнее. В первый раз она была так близко, что у меня в груди стало тесно, даже глаза слегка покраснели.

– Что, болит? – остановилась Синъянь.

Я сделал вдох и отрицательно замотал головой. Теперь она действовала осторожнее, боясь причинить мне даже небольшую боль.

– Ну вот и готово. В следующий раз поосторожнее на мотоцикле.

Собирая аптечку, Синъянь добавила, стараясь звучать как можно непринужденнее:

– Между прочим, я подумываю уйти из секции дзюдо.

Я поднял глаза на нее, в душе вдруг стало пусто.

– Ты же делаешь успехи, хочешь вот так