История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I - Петр Рябов

С Ивана Даниловича же начинается ещё одна характерная особенность московского княжеского дома: умирающий князь не делил, как было принято прежде, своё княжество на равные доли между всеми своими многочисленными сыновьями, но завещал подавляющую часть земель и богатств одному – старшему сыну, который, таким образом, концентрировал в своих руках всю власть и собственность и превосходил по мощи всех своих братьев. В.О. Ключевский в этой связи отмечает «рано усвоенный московскими завещателями обычай нарушать равенство раздела вотчины между наследниками в пользу старшего из них». При этом, князь, по словам В.О. Ключевского, «смотрел на свои владения только как на различные статьи своего хозяйства, а не как на целое общество, управляемое им во имя общего блага». Само обилие дошедших до нас завещаний (духовных грамот) московских князей говорит о том, что они исходили не из традиции и обычая, а из своей воли, распоряжаясь своим уделом, как вотчиной и передавая большую её часть старшему сыну, обделяя всех остальных.

Чуть позднее в московском княжеском роду сложилась такая устойчивая и постоянно возобновляемая традиция: едва сев на престол, очередной князь тотчас отбирал земли и города у своих братьев, а их самих сажал под замок или убивал (если они раньше не догадывались о его намерениях и не успевали о сбежать в Литву). Так на смену «лествичному праву» и коллективному владению Русью родом норманнов Рюриковичей приходит новое право, в соответствии с которым всё более обширная и единоличная власть отныне переходит от отца к старшему сыну, и всё больше концентрируется в одних руках (окончательно эта система возобладает в ХV – ХVI веках).

Иван Калита (1325–1340) может по праву считаться подлинным создателем могущества Московского княжества и творцом вековой стратегии его правителей. За это его не раз воспевали и продолжают воспевать историки. Подобную позицию тонко высмеял в своём стихотворении, посвящённом Ивану Даниловиче Калите, известный современный поэт Наум Коржавин:

«Был ты видом довольно противен. Сердцем – подл. Но не в этом суть! Исторически прогрессивен Оказался твой жизненный путь.

Ты в Орде по-пластунски лазил, И лизал – из последних сил, Покорял ты тверского князя, Чтобы хан тебя отличил.

Подавлял повсюду восстанья… Но ты глубже был патриот, И побором сверх сбора дани Подготавливал ты восход.

Правда, ты об этом не думал. Лишь умел копить да копить. Но, видать, исторически умным За тебя был твой аппетит.»

Победой Ивана Даниловича Калиты над Александром Михайловичем (и умерщвлением его вместе с сыном по наущению Калиты) закончился второй – решающий – из трёх «раундов» схватки между Москвой и Тверью. (Первый раунд закончился мученической гибелью Михаила Ярославича Тверского в Орде по наущению Юрия Даниловича Красного). В этой борьбе тверские князья апеллировали к законности (в её средневековом древнерусском понимании), к традиции, общественному мнению, отстаиванию своего достоинства, пытались противостоять Орде, давать ей отпор, мученически принимали смерть от ханов (чтобы не допустить разорения русских земель). Характерно, что за 250 лет своего независимого существования, Тверское княжество не захватило и не присоединило к своей территории никаких чужих земель: экспансионистская, захватническая политика была чужда ему. Напротив, по справедливому замечанию Н.М. Карамзина: «Москва обязана своим величием ханам».

Вся стратегия московских князей опиралась на монгольскую помощь, доносы, интриги, непрерывные хищнические захваты чужих земель, привлечение на свою сторону иерархов церкви, привод на Русь татарских войск, устранение руками татар своих противников. Тверские князья демонстрировали раз за разом независимость, самоотверженность, широту взгляда (поднимаясь до общерусского взгляда на происходящие события), личное благородство, героизм, жертвенность и человеческое достоинство, стремление к антиордынской борьбе и освобождению Руси. Московские – демонстрировали раз за разом ненасытную алчность, своекорыстие, лизоблюдство, цинизм, интриганство, готовность использовать в борьбе любые средства, постоянно апеллируя к Орде в своих корыстных целях и способствуя не освобождению, а всё более полному и тотальному порабощению Руси. Понятно, что в этой борьбе победа, несмотря на изначальный огромный перевес Тверского княжества, должна была остаться за Москвой. В то время, как тверских князей одного за другим казнили в Сарае по московским доносам, московские князья получали от Золотой Орды всё больше доверия, власти и полномочий и всё больше подкупали татарскую элиту колоссальными приношениями. По словам А.Л. Юрганова: «За возросшую власть именно московского князя стране пришлось платить дорого – постепенным утверждением отношений жестокого господства и подчинения (на монгольский манер) внутри русского общества».

Тверь, дважды в одиночку дававшая татарам военный отпор (в 1318 и 1327 годах) и тяготевшая к Вильно, разумеется, вызывала в Сарае намного большую тревогу, чем Москва, с её постоянной готовностью беспрекословно подчиняться, приносить общерусские интересы в жертву узким и своекорыстным, выплачивать колоссальную дань, доносами сообщать о любых признаках нелояльности к Орде и, приводя монгольские отряды на Русь, последовательно проводить здесь татарскую политику. Поддерживая московских князей, ханы неосознанно готовили себе преемников и выращивали своих достойных продолжателей, органично занявших на Руси их место, когда Золотая Орда под бременем внутренних противоречий и внешних ударов распадётся на части. Напротив, Тверь не угодничала перед Ордой, не захватывала соседние земли, не проводила политику агрессивной экспансии, никогда не приносила общерусские интересы в жертву своим частным. По справедливому замечанию Л.Н. Гумилёва: «И если… тверичи призывали против Москвы литовцев, то татарские отряды, приходившие с Волги, защищали источники доходов хана… Усилиями Ивана Калиты и митрополита Алексия, политическая традиция Киевской Руси была отменена окончательно. Ей на смену пришел абсолютно новый принцип наследственной, династической монархии».

Итак, спор Москвы и Твери носил во многом судьбоносный и принципиальный характер. И от того, как будет называться новая столица Залесской Руси, идущая на смену угасающему Владимиру, во многом зависело и то, по какому пути пойдет эта, меньшая, но довольно значительная, часть Руси, насколько рано освободится от ига Орды и насколько глубоко впитает в себя флюиды азиатского деспотизма. По мнению А.Л. Юрганова: «Недоказуем тезис, что если бы не покорил Иван Калита Тверь, то погибла бы вся Северо-Восточная Русь. На равных с этим утверждением и такая логика: соединись Иван Данилович с Тверью, и Куликовская битва произошла бы на 53 года раньше».

Ставя вопрос: «была ли в первой трети XIV века иная философия борьбы, отличная от той, которую демонстрировал «дальновидный» Иван Калита?», А.Л. Юрганов отвечает на этот вопрос безусловно утвердительно, приводя в качестве примера позицию тверского княжеского дома: стремление не только к соблюдению узко местных, но и общерусских интересов, тенденция соблюдать нормы древнерусского права, избегать доносов в Орду и привода в свою поддержку татарских войск на Русь, не стремиться захватывать чужие земли и присоединять их к своему княжеству, попытки мужественно и решительно противостоять Золотой Орде (и в 1318 году в битве при Бортенево, и в 1327 году во время восстания в Твери), и жертвенно принять смерть за всю Русь (по словам летописца: «прияти нужную (то есть насильственную) смерть за христиан и за отчину свою»). Потому-то сперва Михаил Ярославич Тверской, а затем его сыновья Дмитрий и Александр и внук Фёдор поочередно приняли в Орде мученическую кончину по наветам и настояниям московских князей, в то время как Москва укрепляла за собой власть в Монгольской Руси.

И всё же Тверь, истекшая кровью в порыве к свободе, упустив более чем реальный шанс стать столицей этой части Руси, первая открыто подняла знамя борьбы с ордынским игом, подала пример другим землям, добилась окончательной отмены посылки на Русь отрядов баскаков и передачи сбора дани в руки Великих князей Владимирских (что оказалось так на руку тем же московским князьям). «Всё-таки не бесполезное дело бороться за свою свободу!» – сочувственно отмечает по этому поводу А.Л. Юрганов и продолжает: «Для исторического развития не имело значения, как будет называться тот город, который станет столицей единого государства. Но в борьбе с игом вовсе не безразлично было, как скоро созреет русское общество для активного сопротивления Орде. И тут вклад тверичей огромен… Так Александр Михайлович своей активной поддержкой тверского восстания показал, что продолжает дело отца… А такое стремление к суверенитету (пусть даже неполному) порождало иное, чем у московских князей, отношение к проявлениям независимости внутри страны… Очевидно, что большая зависимость московских князей от Орды, дававшая им возможность победить в схватке с Тверью, делала их проводниками наиболее деспотического варианта централизации – с утверждением княжеско-подданнических отношений в их холопской форме».