История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I - Петр Рябов

После смерти Ивана Калиты борьба за лидерство на северо-востоке Руси продолжилась с новой силой. В 1340-е – 60-е годы конкурентом Москвы ненадолго становится усилившееся Суздальско-Нижегородское княжество, князь которого даже получает ярлык на Владимир и Великое княжение. В 1352 году на Русь приходит чума – «чёрная смерть», выкосившая до того треть населения Европы. От неё умерли: митрополит Феогност, московский князь Семён Иванович Гордый (1340–1353), его дети и брат Андрей, а также большая часть населения. Недолго прокняжив (1353–1359) умер и брат Семёна, другой сын Ивана Калиты, князь Иван II Данилович Красный.

На московский престол сел девятилетний сын Ивана Красного, мальчик Дмитрий. В эти критические годы, когда ярлык на Владимир ушёл волею Орды и по праву старшинства в Суздаль, и казалось, власть над Владимирской Русью окончательно ускользает из цепких рук московских князей, московское правительство фактически возглавил новый митрополит Алексий (ставленник Ивана Калиты), поставивший всю духовную, политическую и экономическую мощь подвластной ему части церкви на службу узкомосковским политическим интересам (и явно в ущерб общерусским и общецерковным) и занявший последовательно проордынскую, антилитовскую и антитверскую позицию.

Почему церковные иерархи сделали ставку на Москву едва ли не с самого начала XIV века? (Чем утроили силы московских правителей.) Сначала митрополит Пётр оказался в затяжной ссоре с тверским князем Михаилом Ярославичем и естественными образом подружился с московскими князьями – Юрием и Иваном. Иван Калита щедрыми подарками привечал Петра в Москве: здесь было спокойнее, да и явное покровительство, оказываемое Ордой Москве, дорогого стоило. Пётр умер и был похоронен в Москве (и вскоре был «назначен» её небесным покровителем). А следующий митрополит Феогност и вовсе поселился здесь: ему было по душе хлебосольство московских князей, обеспечиваемое разорением Руси и милостью ханов.

Последовавший за ним митрополит Алексий (из рода бояр Плещеевых, близких к московскому княжескому дому), ценой огромных усилий (и колоссальных взяток в Константинополе, при дворе патриарха и императора – за счёт денег, позаимствованных из недоданной в Орду дани с Руси), посаженный на митрополичью кафедру Иваном Калитой, и вовсе отождествил интересы церкви с интересами Москвы. Он фактически (во время малолетства и юности княжича Дмитрия: в 1359–1378 годы) сосредоточил в своих руках управление как церковью, так и московским княжеством. Алексий более всего опасался, что завершится процесс объединения русских земель вокруг Вильно (что означало крах Москвы как регионального лидера и неопределённые перспективы для доминирующей роли православия на Руси) и употребил все силы на борьбу с Ольгердом, опираясь на помощь Орды и решительно взяв курс на раскол Руси и русской церкви.

Так Москва стала резиденцией русского митрополита и религиозным центром всей Северо-Восточной Руси, что, вместе с монгольской поддержкой, резко повысило её шансы на победу в борьбе за региональное лидерство. По словам В.О. Ключевского: «богатые материальные средства, которыми располагала тогда русская церковь, стали стекаться в Москву, содействуя её обогащению… Это сочувствие церковного общества, может быть, всего более помогло московскому князю упрочить за собою национальное и нравственное значение в Северной Руси».

XIV век, век пика ордынского ига, был одновременно и «звёздным часом» в истории русской церкви, надолго связавшей свою судьбу с Ордой и её послушным орудием – Москвой. Сохранившая единство, поддерживаемая ханами и князьями, укрепившая духовное влияние на население, проводившая монастырскую колонизацию севера Руси, церковь активно вмешивается в борьбу между княжествами. Именно православная вера, наряду с позаимствованным у татар самовластным деспотизмом, составила основу новой социо-культурной идентичности – великоросского этноса. В это время основывались десятки монастырей, церковью осваивались новые земли, под защиту церкви отдавались сотни крестьян. На Руси распространился исихазм – византийский мистицизм (приверженцами его были великий святой, основатель Троицкой обители, Сергий Радонежский и великий иконописец Андрей Рублев). Именно в эту эпоху православие начинает распространяться за Волгой, и возникает устойчивое словосочетание-самоназвание «святая Русь». Усиливается ксенофобская тенденция и крайняя нетерпимость в отношении «латинства» (католичества).

Как отмечал С.Ф. Платонов: «Руководимое св. Алексием русское духовенство держалось его направления и всегда поддерживало московских князей в их стремлении установить на Руси сильную власть и твердый порядок… Духовенство изначала вело на Руси проповедь благодетельности власти и необходимости правильного государственного порядка. С большой чуткостью передовые представители духовенства увидели в Москве возможный государственный центр и стали содействовать именно ей». Чуткость, и в самом деле, была выдающейся.

Последовательный и жёсткий курс митрополита Алексия усиливал власть московского князя, всемерно опекаемого митрополитом. Он использовал в борьбе любые средства, включая клятвопреступления или отлучения от церкви целых княжеств и городов, противостоящих Москве. Константинопольский патриарх так беспристрастно и проницательно оценивал последствия деятельности митрополита Алексия для церкви и единства Руси: «Призванный учить миру и согласию, увлекся в войны, брани и раздоры». Однако его действия, во многом ослабляя влияние церкви, дискредитируя её и разрушая общерусское единство, неуклонно способствовали возвышению Москвы в 1360-ые годы. Алексий легко устранил опасного конкурента Москвы – суздальско-ниже-городского князя – породнив его с московским княжеским домом и включив в фарватер московской политики. Порой этого энергичного, беспринципного, ловкого и талантливого церковного и политического деятеля (позднее канонизированного), сделавшего столь много для создания самодержавного Московского государства, называют «русским кардиналом Ришелье», уподобляя его знаменитому французскому церковному иерарху и первому министру короля, создателю системы абсолютизма во Франции XVII века. Митрополит Алексий, тесно связанный с двором ордынского хана, добился (за огромную взятку) вручения ордынскими владыками грамоты, передающей Великое княжение в наследственное владение роду Ивана Калиты – роду, столь ярко показавшему себя верным проводником монгольской политики на Руси. Так Московское княжество, вновь увеличиваясь в размерах, превращается а Московско-Владимирское. А вымирание от чумы большей части княжеского рода также судьбоносным образом усилило власть московского князя, сконцентрировав её в руках одного человека и устранив большинство его родственников, способных претендовать на неё.

После разгрома 1327 года Тверь надолго пришла в упадок. К тому же Москва, следуя принципу «разделяй, и властвуй», бдительно следила за тем, чтобы это княжество не усиливалось, прибегая к своей обычной тактике – поддержке местных князей против великого тверского князя, находящегося в региональном центре. Так, Москва всегда поддерживала Пронск против столичной Рязани, и Кашин – против столичной Твери.

Лишь в середине 1360-ых годов Тверское княжество оправилось от страшного удара, объединилось вокруг нового талантливого, решительного и благородного князя – Михаила Александровича (внука и сына князей, замученных в Орде) и в последний раз отчаянно вступило в борьбу за лидерство на северо-востоке Руси. Однако, если в начале XIV века в борьбе между Москвой и Тверью перевес явно был на стороне Твери, а Москва могла сопротивляться ей, лишь опираясь на помощь Орды, то теперь, в третьем раунде борьбы, роли поменялись: за Москвой стояло княжество Владимирское, а Тверь могла оппонировать Москве лишь в союзе с Великим княжеством Литовским и Русским, чьим стратегическим союзником она отныне стала.

Первый удар нанесла Москва. Воспользовавшись спором между Тверским и Кашинским князьями, митрополит Алексий предложил маленькому князю Дмитрию вызвать спорящих князей в Москву – на третейский суд Великого князя Владимирского. Михаил Александрович Тверской, справедливо опасаясь за свою безопасность, отказывался ехать во враждебную Москву, но митрополит Алексий, как высший духовный авторитет, крестным целованием лично гарантировал ему неприкосновенность. Однако, едва Михаил прибыл в Москву, Алексий, в нарушение клятвы, потребовал от Дмитрия Ивановича арестовать и казнить опасного тверского князя.

Он, как глава церкви, был готов взять на себя и отмолить страшный грех клятвопреступления и предательства, совершённый во имя высшей государственной необходимости, требующей убийства нового тверского князя. Тот был схвачен и, вероятно, был бы вскоре убит, (как полувеком ранее был убит сидевший в Москве под арестом рязанский князь, отказывающийся признать московскую аннексию Коломны), если бы не приехавшие в Москву татарские послы, которые случайно узнали о произошедшем чудовищном злодеянии и, возмущённые наглым самоуправством московского правителя, запретили Дмитрию своевольничать.