История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I - Петр Рябов

Первый удар нанесла Москва. Воспользовавшись спором между Тверским и Кашинским князьями, митрополит Алексий предложил маленькому князю Дмитрию вызвать спорящих князей в Москву – на третейский суд Великого князя Владимирского. Михаил Александрович Тверской, справедливо опасаясь за свою безопасность, отказывался ехать во враждебную Москву, но митрополит Алексий, как высший духовный авторитет, крестным целованием лично гарантировал ему неприкосновенность. Однако, едва Михаил прибыл в Москву, Алексий, в нарушение клятвы, потребовал от Дмитрия Ивановича арестовать и казнить опасного тверского князя.

Он, как глава церкви, был готов взять на себя и отмолить страшный грех клятвопреступления и предательства, совершённый во имя высшей государственной необходимости, требующей убийства нового тверского князя. Тот был схвачен и, вероятно, был бы вскоре убит, (как полувеком ранее был убит сидевший в Москве под арестом рязанский князь, отказывающийся признать московскую аннексию Коломны), если бы не приехавшие в Москву татарские послы, которые случайно узнали о произошедшем чудовищном злодеянии и, возмущённые наглым самоуправством московского правителя, запретили Дмитрию своевольничать.

В итоге Михаил Тверской подписал всё, что от него под страхом смерти потребовали Алексий и Дмитрий, и, чудом спасшись от гибели, уехал в Тверь. Разумеется, за этим немедленно последовала большая война, в которой Тверь выступала в союзе с Литовской Русью против Москвы. (Князь Михаил был породнён с Ольгердом, женатым на тверской княжне.) Тверичи и литовцы, наголову разбив московское войско в поле, трижды подступали к Москве (в 1368, 1371 и 1372 годах), но недавно построенные каменные стены Кремля спасли её. Последние попытки изменить баланс сил на Северо-Востоке Руси в пользу Твери провалились.

Ордынцы, напуганные усилением Москвы, передали ярлык на Великое княжение Владимирское Михаилу Тверскому и предложили ему серьёзную военную помощь против Москвы. Понятно, что совокупного натиска Твери, Литвы и Орды Москва бы не смогла выдержать. Казалось, счастье в последний раз улыбнулось Твери. Однако, продолжая принципиальную антиордынскую политику тверских князей – своего деда и отца – и не желая, подобно Юрию Красному или Ивану Калите, становиться повелителем Руси, опираясь на татарские сабли, Михаил благородно отказался от военной помощи, предложенной Сараем. Он предпочёл бесчестной победе честное поражение. Эта принципиальность и предрешила исход третьего, последнего «раунда» борьбы за гегемонию в Залесской Руси. Напротив, Дмитрий Иванович, подобно своему деду Ивану Калите, дал ордынским вельможам колоссальную взятку, за которую они передали в его руки находящегося в Сарае в качестве заложника Ивана Михайловича – сына Тверского князя, ставшего мощным орудием шантажа в отношениях между Москвой и Тверью. Михаил Тверской, чтобы получить сына живым, не только выплатил Дмитрию огромную контрибуцию, но и отдал целый ряд завоёванных им у Москвы городов и крепостей. В 1375 году московское войско и войска других князей, зависимых от Москвы, осадили Тверь и вынудили Михаила Тверского признать юного Дмитрия Московского «старшим братом» (сюзереном) и навсегда отречься (за себя и своих потомков) от претензий на верховную власть на Руси. Тверское великое княжество, искусно балансируя между Вильно и Москвой, независимо просуществовало ещё сто лет (до 1485 года), но никогда уже больше не могло претендовать на роль центра Северо-Восточной Руси. Отныне эта роль окончательно и бесповоротно перешла к Москве.

Между тем в 1350-е – 70-е годы Золотая Орда погружается в «великую замятню», раскалывается на две части (граница между которыми проходила по Волге), сотрясается непрерывными переворотами и убийствами ханов. Москва искусно пользовалась этой ситуацией, чтобы выгадать себе, как проводнице монгольской политики на Руси, наилучшие условия, ориентируясь на тех ханов, которые могли помочь её возвышению. Конечно, речь ещё не шла о том, чтобы подданный поднял руку на своего хозяина и государя, подручный ордынского «законного царя» московский князь восстал против своего повелителя – но можно было уже выбирать: какого «государя» считать «истинным» и «законным».

Говоря о внуке Ивана Калиты князе Дмитрии Ивановиче, А.Л. Юрганов справедливо констатирует: «внук позволил себе то, за что дед (в своё время) не пощадил бы». И в самом деле: если при Юрии Даниловиче Красном (1303–1325) Москва лишь вступила с Тверью в борьбу за первенство, при Иване Калите (1325–1340) вырвалась в этой борьбе вперёд, разгромив руками татар своего соперника и превратившись в церковный центр Северо-Восточной Руси, то при Дмитрии Ивановиче (1359–1389) окончательно победила в этой борьбе, закрепив за собой роль военного и политического лидера Монгольской Руси, способного уже, если и не к сопротивлению Золотой Орде, то к поддержке «легитимного» хана (Тохтамыша) против «нелегитимного» «самозванца» (Мамая). По словам А.Л. Юрганова: «Мамай – не «царь», а вассал хана, т. е. равный Дмитрию Ивановичу, осознавшему уже себя общерусским правителем». Внук покорного слуги ордынских ханов и душителя русской свободы Ивана Калиты Дмитрий Иванович во главе соединённых сил Северо-Восточной Руси выйдет на Куликово Поле (8 сентября 1380 года), чтобы решительно вмешаться в борьбу за лидерство между правителями Золотой Орды. В жестокой битве, в которой полегла половина пятидесятитысячного русского войска, была одержана победа над Мамаем. Литовский князь Ягайло (вскоре ставший королём Польши), в тот момент союзник Мамая, не пришёл к нему на помощь, после чего «законный» хан Тохтамыш вторично и уже окочательно разбил «незаконного» Мамая, вскоре погибнувшего от предательских рук своих союзников генуэзцев.

Не совсем верно представлять Куликовскую битву как акт восстания русского народа против монгольского ига (подобная легенда возникла много позже, как удобная попытка задним числом переинтерпритировать события). О «свержении ига» речи, конечно, не шло. Легитимность и неустранимость монгольского владычества, всячески поддерживаемые церковью и князьями, (союзниками, слугами и партнёрами Орды на Руси) ещё никем в принципе не ставились под сомнение. А Дмитрий Московский, одержавший громкую победу на Дону, воспринимался лишь как верный вассал и наместник ордынского «царя» (подобно какому-нибудь сегодняшнему «главе субъекта федерации» в рамках РФ), который поддержал одного – более «милостивого» (способного «скостить» дань и оставить за Москвой Великое княжение) и более «законного» правителя Орды – хана Тохтамыша (исконного Чингисида), против другого – «жестокого» и «незаконного» правителя – Мамая, который не то что потомком Чингисхана, но даже и монголом-то не был, происходя из кипчаков, а вдобавок требовал от Москвы большей дани и поддерживал претензии Твери на лидерство во Владимирской Руси.

Тохтамыш, победив и уничтожив своего недруга Мамая, официально поблагодарил своего слугу и вассала Дмитрия за поддержу в восстановлении ордынской законности. Но в 1382 году, в целях «профилактики» и увеличения «выхода» (дани), он всё же внезапно обрушился на Русь новым масштабным набегом. Дмитрий (ставший «Донским» за победу над Мамаем на Дону), в панике бежал из Москвы на север, оставив оборонять город жену с детьми. Как пишет летописец: «То слышав, что сам царь идёт на него со всею силою своею, не стал на бой против его, ни подня руки против царя, но поеха в свой град на Кострому». Тохтамыш разорил Москву, сжёг город, перебил всех его жителей (почти 25 тысяч человек) и восстановил выплату дани в Орду в прежнем объёме, «по старине». Всё же Дмитрий сумел за сохранить собой великое княжение – ценой отправки в Орду заложником своего старшего сына Василия. По замечанию АЛ. Юрганова: «Противоречие эпохи в том и заключалось, что из «своих», привычных для русских князей, монгольские ханы постепенно превращались в «чужих», ненужных новому государственному образованию». Московское государство, заботливо выпестованное Ордой, всецело скроенное по ордынскому образцу и возросшее на монгольской дани, перерастало уютное отеческое «платье», да и строгий «отец» уже дышал на ладан.

И всё же, хотя Куликовская битва отнюдь не привела к свержению ордынского ига (оно просуществовало ещё ровно сто лет – до 1480 года, и, собственно, не было никем «свергнуто», а рухнуло само, вместе с распадом Орды, создавшим политический вакуум в Восточной Европе), её последствия для истории Залесской Руси и для роста самосознания великороссов были довольно велики. Победа на Куликовом Поле, во-первых, показала принципиальную возможность военного противостояния русских непобедимой доселе монгольской коннице и, во-вторых, закрепила за Москвой роль признанного регионального лидера.

В своей духовной грамоте Дмитрий Донской передавал Владимирское Великое княжество своим детям, как собственную «вотчину». Возможность иных (не из московского княжеского дома) претендентов на него исключалась. И ордынский хан Тохтамыш выполнил просьбу своего вассала, возведя Василия I Дмитриевича (1389–1425) на великое княжение во Владимире (рассчитывая на его помощь в закипевшей борьбе Тохтамыша против Тимура (Тамерлана) – его великого и могущественного повелителя и покровителя). Кроме того, в духовной грамоте Дмитрия Московского говорилось о гипотетической возможности когда-нибудь впоследствии падения монгольской власти над Русью («а переменит Господь Орду», «дети мои не имут выход в Орду платить»). Наконец, в духовной Дмитрия говорилось о том, что, в соответствии с лествичным правом, после смерти его старшего сына Василия, князем Московским должен стать брат Василия Юрий. (Впоследствии именно этот пункт духовной грамоты вызвал многолетнюю опустошительную борьбу за власть над Северо-Восточной Русью среди сыновей, внуков и правнуков Дмитрия Ивановича).