Шпионские игры царя Бориса - Ирена Асе

О, как он отличался от других европейских ремесленных центров с их узкими улочками и кривыми переулками! Улицы в центре Пльзеня были только прямыми, пересекались друг с другом тоже только под прямым углом и выходили на гигантскую площадь, на которой пиво по воскресеньям лилось рекой. И не удивительно. Если чешский город Яхимов прославился созданием талера, монеты, которую ныне использовало пол-Европы, то Пльзень был известен на всю империю плзеньским пивом. Легкое, приятное на вкус, оно веселило и не сильно пьянило.

Конечно, Пльзень был слишком мал для того, чтобы претендовать на роль столицы. Почему же император выбрал именно его? Не потому же, что здесь было хорошее пиво, а рядом находился бывший дворец чешских королей. Владыка сотканной словно из лоскутков империи, Рудольф II, в сущности, не ощущал ни своей национальной принадлежности, ни чувства родины. Возможно, ему казалось, что одним своим присутствием он делает любой кусочек территории империи родным себе.

Афанасий Власьев равнодушно прошел мимо представления, где бродячие артисты ставили какой-то спектакль. Зрители веселились, хохотали, но дипломат не понимал, над чем они смеялись: посол владел немецким, но не знал чешского языка.

Одетый в дорогое немецкое платье, Власьев степенно прошел через всю площадь и зашел в один из многочисленных кабачков. Заказал пиво и к нему кнедлики с капустой. Напрашивался, конечно, другой заказ, столь популярный в Пльзене — жареный гусь с красной тушеной капустой. Расторопный трактирный слуга, похоже, даже удивился, что столь богато одетый господин не заказал ни гуся, ни супа, а ограничился дешевыми кнедликами. Но Афанасий Власьев вынужден был, как уже говорилось, считать деньги. Хорошо еще, что догадался, уезжая из Москвы, отказаться от большой свиты, которую предложил ему дьяк Посольского приказа Щелкалов. Только потом понял Власьев: не удружить ему хотел Василий Яковлевич, наоборот. Предполагал трудолюбивый, но завистливый глава российской дипломатии, что миссия Власьева может затянуться, и хотел оставить его за границей совсем без денег, навязав большую свиту. Хорошо, что Власьев отказался. Хорошо и то, что в сундук положил даже не соболей, а горностаев. На границе никто с него пошлины не требовал, сундук таможенному досмотру не подвергал — все-таки не купец какой-то, а Его Превосходительство, чрезвычайный и полномочный посол. А как прибыл дипломат в Пльзень, так велел верному слуге Федору нести горностаев на площадь и продавать. Денег получили столько, что очень экономно можно было дожить хоть до лета и вернуться домой. Но только, если очень-очень экономно. Потому и не заказал Афанасий Иванович гуся, а закусывал недорогое пиво кнедликами с капустой.

В центре небольшого зала чешский музыкант играл на скрипке. Звучание у этой скрипки было замечательное. Власьев заходил в этот кабачок не в первый раз и знал, что музыкант объясняет хорошую игру не собственным талантом, а тем, что скрипку делал какой-то неизвестный Власьеву итальянец Гварнери.

Под задушевную, ритмичную мелодию вокруг скрипача танцевали чехи. Афанасий Власьев удивлялся легкости нравов: любой незнакомец мог поклоном пригласить замужнюю чешку на танец, во время пляски нежно брать ее за руку, обнимать за плечи, на прощанье целовать руку. При этом любая из дам в расстегнутой шубе, демонстративно вихлявшая бедрами во время танца, ужасно возмутилась бы, обратись к ней кто-нибудь с нескромным предложением. Дело не ограничилось бы отказом, красотка надавала бы хаму пощечин. Да, это не Москва, где бояре и князья старались держать жен в теремах, чтобы уберечь от соблазнов…

Посол пил пиво и думал о женщинах. Из Москвы он отбыл летом, сейчас октябрь. Такова доля посольская — долго жить в разлуке с семьей. Истосковался по женской ласке Афанасий Иванович. Вспомнилось, как вскоре после приезда в Пльзень Власьев попал к императору Рудольфу II на бал. Пара легкомысленных аристократок смотрела на русского посла во дворце весьма нескромно. Как догадывался Власьев, московит был для них чем-то вроде экзотики и его следовало любопытства ради включить в список любовников. Особое внимание он обратил на графиню Эльзу — очаровательную блондинку. Судя по тому, как она танцевала, обладательницу сильных ног, крепких бедер, где было за что подержаться. Более всего Афанасия Ивановича восхитила пышная грудь графини с нежными розовыми сосками, по тогдашней моде, откровенно выглядывавшими из платья.

Дальняя родственница самого императора, графиня Эльза, охотно танцевала с Власьевым и даже смело дала ему понять, что готова продолжать знакомство. Афанасий Власьев вспомнил огромный зал императорского дворца, сотни горящих свечей, роскошно одетых дам и кавалеров, оркестр, игравший задорную музыку. Вспомнил, как император объявил, что на сей раз не кавалеры приглашают дам на танец, а наоборот. Несколько нарядных женщин тогда поглядывали нам него, но только графиня Эльза осмелилась пройти через весь зал и пригласила его танцевать. А потом быстро и умело объяснила, что именно надо делать, чтобы он во время танца не осрамился, наступив даме на ногу. А то Власьев встревожился, ведь такой забавы как бальные танцы на Руси в то время не ведали.

После танца, графиня Эльза, разрумянившаяся, элегантная отвела его за широченную колонну и там завела с ним беседу. Причем попросила его принести бокал бургундского и, в результате, они месте выпили по бокалу крепчайшего вина. Раскованная и смелая графиня поразила Власьева тем, что с ходу проявила готовность продолжить общение:

— Ваше Превосходительство, я так рада знакомству. Ведь этот Пльзень мал и скучен. А вы можете рассказывать темными осенними вечерами любопытной женщине о дальних странах, избавить ее от скуки.

Желание не просто встретиться, а встретиться вечером содержало откровенный намек, по тогдашним правилам этикета, дама просто не могла высказать свои намерения откровеннее. Афанасий Иванович был удивлен, не мог понять, чем он так заинтересовал эту гордую, элегантную и, судя по всему, весьма умную женщину.

— Вы — самая прекрасная из дам, коих я видел в Европе, и для любого мужчины нет ничего желанней, чем встреча с вами, — находчиво ответил посол. И добавил:

— Но у вас ведь семья, Ваша Светлость. И наверняка есть кому развлекать вас осенними вечерами.

— Увы, некому. Я вдова. Муж умер. Сын мал. Кстати, можете называть меня просто Эльзой.

— А я — Афанасий.

— А Фон Азий. Будешь просто Фон, так мне удобнее, — Эльза незаметно перешла на «ты».

Посол Власьев кокетничал с ней, а сам просчитывал: как быть? Почему-то его сразу же потянуло к этой графине, он сильно желал близости с нею. Но… Все же Афанасий Иванович решил тогда хранить верность супруге. И не только потому, что грешно блудить за границей с бабами иноземными. Существовали и другие причины. Во-первых, неизвестно, как отразятся на репутации русского посла амурные дела с местной графиней. Во-вторых, неизвестно, зачем он понадобился этой красотке, нет ли тут какой ловушки? В третьих, ежели вдруг, продолжив знакомство, он обрюхатит эту прелестную вдову, так и вовсе срам: станет его ребенок католиком. А что может быть страшнее для православного человека, чем иметь дитя веры папежской?! Это всё помимо греха прелюбодеяния. В общем, решил дипломат в этом зале знакомство и закончить. И доказал, что язык дан ему для того, чтобы он мог скрывать свои мысли: говорил столь велеречиво и уклончиво, что зрелая красавица так и не поняла, каковы намерения господина чрезвычайного посла, наговорившего ей на грани дозволенного этикетом массу восторженных и несколько весьма фривольных комплиментов. Так и расстались они неопределенно: вроде бы дипломатично внушил Афанасий графине Эльзе, что она, с его точки зрения, самая желанная женщина во всей империи, и в то же время ни о чем конкретно они не договорились.