Шпионские игры царя Бориса - Ирена Асе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но у вас ведь семья, Ваша Светлость. И наверняка есть кому развлекать вас осенними вечерами.
— Увы, некому. Я вдова. Муж умер. Сын мал. Кстати, можете называть меня просто Эльзой.
— А я — Афанасий.
— А Фон Азий. Будешь просто Фон, так мне удобнее, — Эльза незаметно перешла на «ты».
Посол Власьев кокетничал с ней, а сам просчитывал: как быть? Почему-то его сразу же потянуло к этой графине, он сильно желал близости с нею. Но… Все же Афанасий Иванович решил тогда хранить верность супруге. И не только потому, что грешно блудить за границей с бабами иноземными. Существовали и другие причины. Во-первых, неизвестно, как отразятся на репутации русского посла амурные дела с местной графиней. Во-вторых, неизвестно, зачем он понадобился этой красотке, нет ли тут какой ловушки? В третьих, ежели вдруг, продолжив знакомство, он обрюхатит эту прелестную вдову, так и вовсе срам: станет его ребенок католиком. А что может быть страшнее для православного человека, чем иметь дитя веры папежской?! Это всё помимо греха прелюбодеяния. В общем, решил дипломат в этом зале знакомство и закончить. И доказал, что язык дан ему для того, чтобы он мог скрывать свои мысли: говорил столь велеречиво и уклончиво, что зрелая красавица так и не поняла, каковы намерения господина чрезвычайного посла, наговорившего ей на грани дозволенного этикетом массу восторженных и несколько весьма фривольных комплиментов. Так и расстались они неопределенно: вроде бы дипломатично внушил Афанасий графине Эльзе, что она, с его точки зрения, самая желанная женщина во всей империи, и в то же время ни о чем конкретно они не договорились.
Других женщин, бывших на балу, Власьев не запомнил, а вот графиня Эльза — красивая и смелая — в памяти осталась. Однажды, даже она привиделась ему во сне. Кстати, дама казалась Афанасию Ивановичу очень привлекательной не только потому, что была элегантна, высокородна и хороша собой. Она была еще и чистоплотной и, в отличие от многих пренебрегавших баней местных дам, от нее не исходил ядреный запах пота.
Графиню Эльзу Афанасий Иванович с тех пор больше не встречал. И до сегодняшнего дня не особо сетовал об этом. Но навеял на него печаль и воспоминания о ней воскресный Пльзень. Люди торговали, пили пиво, веселились, а он чувствовал себя чужим на этом маленьком празднике. Нелегко быть одиноким на фоне всеобщей радости. А Афанасий Иванович остро ощущал одиночество, ему не с кем было даже побеседовать. Что касается слуги Федора, он, конечно, холоп верный, но о чем с ним можно говорить, кроме пожеланий, что тому надлежит на обед приготовить! А на Рыночной площади в чужой стране Афанасию Ивановичу захотелось не пльзеньского пива, а чего-то необычного, неожиданного, светлого и радостного. Но дипломат не забывал, что находится в чужой стране, и должен быть осторожен, а неожиданности в его дипломатической работе бывают, как правило, неприятными.
Что же до госпожи графини, то теперь ищи-свищи ее! Выпив вторую кружку пива, Власьев подумал, что сейчас готов даже в дом падших женщин пойти. Там дамы хотя бы должны знать, как до деторождения дело не доводить. Связь такая ни к чему не обязывает и, судя по местным нравам, честь посла не уронит. А что до прелюбодеяния… Власьев вспомнил рассказ одного толмача из Посольского приказа о нравах в далеких странах. Оказывается, если у христиан есть посты, то у басурман такой обычай: существует месяц, когда они не могут принимать пищу от рассвета до заката, и насыщаются только ночью. Но то — дома. А оденет воин саблю, отправится в поход и вправе есть хоть в полдень. «А я сейчас словно в походе, — подумал дьяк Казанского дворца. — Быть может, и не согласится со мной батюшка Никодим, коему я исповедуюсь в Москве, да только мне надобно о государевом деле думать, а не на каждую юбку с завистью смотреть. А вот та панна, что танцует с чернявым мужиком по правую руку от скрипача, — очень ведь хороша!».
В общем, совершенно нормальные для любого взрослого, здорового мужчины чувства испытывал московский посол.
Посидел он еще в трактире, подумал и решил: в дом падших женщин не пойдет. Конечно, не первый месяц к женщине не прикасался, но сан посла ко многому обязывает и осторожность не помешает. От скуки он вновь стал наблюдать за танцем.
Разглядывая еще одну из местных красавиц, Афанасий Власьев увидел и сидевшего за ней худющего молодого человека. Тот, не привлекая внимания посетителей, согревался у очага. Чувствовалось, что он очень голоден и сильно замерз. Вид у молодого человека, одетого не по осеннему легко, был жалким. Он ничего не заказал, хозяин трактира, видимо, не выгонял его просто по доброте душевной. Жаль этого черноволосого долговязого парня стало и Власьеву. Знаком он подозвал его к себе. Сказал по-немецки:
— Садись, ешь.
Молодой человек оказался хорошо воспитанным: как ни хотелось ему немедленно сунуть кнедлик в рот, сначала встал, поклонился и произнес по-немецки:
— Благодарю вельможного пана за его милость!
После того, как парень принялся за еду, кнедлики кончились очень быстро. Молодой человек извиняющимся тоном пояснил:
— Не ел два дня.
Афанасий Иванович подумал и неожиданно для самого себя решил: «А, живем один раз!». После чего заказал два супа, еще две порции кнедликов и две кружки пива.
Когда молодой человек насытился, Афанасий спросил у него:
— Как тебя зовут?
— Жан.
— Необычное имя.
— Так я не чех и не немец, я француз.
— Француз! Эк, тебя занесло!
— Мой отец был колбасником в городе Марселе. Он мечтал, чтобы я стал лекарем и много зарабатывал. Но денег у нас было немного, и я поехал учиться в университет, но не в парижскую Сорбонну, а в Прагу, где надо было меньше платить за учебу. А учиться медику ведь все равно надо на латыни, что в Сорбонне, что в Праге. Но доучиться я не успел, отец умер, и денег на учебу больше не было. К тому же я, дурак, влюбился в Агнессу.
— Кто такая?
— Важная персона. Служанка графини Эльзы, родственницы самого императора Рудольфа, — последние слова Жан произнес с придыханием. — Как и графиня Эльза, она вдова.
«Так, Эльза вдова. Значит, не врала, правду мне тогда, на балу, сказала. Очень интересно», — подумал посол.
— Поначалу вдовушка Агнесса была податлива, ну, вы понимаете… И когда в Праге начался мор, я, потеряв голову, вместо того, чтобы отправиться домой, в Марсель, поехал за ней в Пльзень. Увы, оказалось, что Агнесса очень любит подарки. Я истратил на нее последние деньги. За медика меня никто не признает, ведь я проучился лишь немногим более года… деньги кончились… Видно, сгину здесь, в этом Пльзене: у нас в Марселе зимой теплее, и на работу меня тут никто не берет. Хотел записаться в ландскнехты, но оказалось, в отряд редко берут новобранца, совсем не владеющего оружием. Пытался стать писарем, так меня чуть не побили: мол, своих хватает.