Неведомый - Анна Аскельд

беда? Ты считаешь себя умнее других. Правда веришь, будто король Дамадар отправил свои послания Трем сестрам, не догадываясь, что очень скоро одно из них окажется у тебя на столе? – Королева отвернулась к окну, и солнце окрасило ее бледную кожу в золото. – Если у Веребура появилось так много отваги в штанах, значит, это неспроста. Что-то обязательно случится, уж можешь мне поверить.

Абнер внезапно вспомнил тот момент, когда впервые увидел Брунну. Жарким днем, под сенью крепости Ишца, принадлежавшей роду ун Форца уже больше трех столетий. Она сидела на высоком валуне, так же повернув голову в сторону, и смотрела на пустырь, с которого прибывали уже обученные тахери. Вместо мягких тканей на дочери императора были доспехи, и руки ее лежали не на животе, а на мече. Подбитая алым золотая накидка спускалась до самой земли, и Абнеру показалось, что перед ним сидит сам дух войны – торжествующий, напоенный кровью и чужими страданиями.

Сейчас перед ним сидела уставшая женщина, но Абнер не сомневался: руки ее сильны, как и раньше, – и даже многочисленные роды не лишили мощи ее тела. Брунна была смела и тверда, и Абнер ей завидовал. Он понимал, что ему никогда не стать таким, как его жена, – в этом-то и проблема.

– Это был Сенна?

Абнер вздрогнул. Воспоминания поглотили его, и он покраснел под взглядом Брунны как мальчишка.

– Ты имеешь в виду, желал ли старый кусок дерьма моей смерти? Разумеется. – Абнер достал из кармана скомканный ус и засунул его в рот. Слюна тут же сделалась вязкой и горькой. Подождав пару секунд, он все же рискнул переместиться поближе к подолу жены и сел у ее ног.

Теперь Брунна смотрела на него сверху вниз, и неожиданно взгляд ее смягчился. Она даже подняла руку, словно хотела коснуться Абнера, но, помедлив, вернула ее на живот.

– Не притворяйся дураком. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Кто организовал покушение? Уверена, ты докопался до правды.

Абнер пытался сдержаться, но не смог и расхохотался в голос.

– Это покушение на себя я организовал сам. Но другие, о которых тебе неизвестно, несомненно, дело его рук. Или рук других советников – Сенна обладал талантом устраивать всяческие заговоры. Я решил, что стаю волков нужно вырезать не по одному, а целиком – понимаешь?

Конечно, Брунна понимала, и все же поджала губы и промолчала, не высказав ни одобрения, ни осуждения. Абнер встал на колени и осторожно приложил ухо к ее животу. От королевы пахло потом, лавандой и розмарином, не кровью. И Абнер был этому рад.

– Трудное время ты выбрало для появления, дитя.

– Оно никогда не было легким, – возразила Брунна.

И ребенок, соглашаясь с ее словами, начал неистово толкаться в материнском чреве.

Глава 8

Сны старых богов

однимайся, скотина. Кому сказал!

Один из мужиков, которого звали Гориком, ткнул ее палкой между лопаток, будто Рунд не понимала слов. Препираться не имело смысла, разве что ей захотелось бы получить еще один удар. По голове или по ногам – как повезет. Два дня они шли через лес, и два дня Рунд получала тычки от каждого по очереди. Она выучила имена своих мучителей – Горик, Фед, Петра и Мушка. Нога, лишенная уса, вопила, Рунд хромала, чем раздражала крестьян. Бёву повезло больше – его избили прошлым вечером так, что идти сам он уже не мог. Тело друга связали и перебросили через круп лошади, как мешок. Иногда Бёв приходил в сознание, стонал и снова проваливался в полузабытье.

Милосерднее было его добить. Рунд так и сделала бы, если бы руки не стягивала веревка, а ножи не отобрали. Они перетрясли все вещи, с хмыканьем перебрали скудные деньги, порвали гербовую бумагу Абнера и сорвали с их шей сульды.

– Здесь не место Слепому богу, девка, – брызгая слюной, пояснил Петра. Тусклое солнце путалось в его рыжих волосах, и казалось, что голова северянина объята праведным огнем. Огромными ногами, обутыми в разношенные сапоги, Петра втоптал сульды в грязь.

Рунд, привязанная к луке, шла молча. Благословенные времена, когда она могла спорить и драться, давно прошли. Сейчас, бредя в сапогах с оторванными подметками, в штанах, пропахших мочой, и рубашке, кислой от пота, Рунд меньше всего напоминала себя прежнюю. Наставник Гатру, худой темнокожий старик, сказал бы, что это испытание верой: «Слепой бог страдал и призвал жить и страдать вместе с ним за правое дело». Но Рунд считала, что с нее хватило страданий – возможно, пришло время сдаться.

Незрячий глаз болел от удара, которым ее наградили сегодня утром, волосы прилипли к засохшей на лице крови. Рунд запыхалась и сейчас, стоя у подножия высокого холма, хотела упасть, чтобы больше никогда не вставать. Злая у нее судьба, ничего не скажешь. Однако у мужиков явно были другие планы. Они отвязали ее от лошади, сами слезли на землю и встали рядом, задрав головы и рассматривая опутанные сухим плющом руины.

Рунд тоже посмотрела, но не нашла в развалинах ничего интересного. Серый камень крошился под натиском времени, дождя, ветра и морозов. Высокие стебли колыхались и казались волосами на нелепо вытянутой голове. Огрызки стен возвышались короной, подпирали сизое вечернее небо и не обращали на путников никакого внимания.

– Каменный цветок, – подал голос Горик и начертил в воздухе витиеватый знак. – Да будут благословенны к нам старые боги.

Рунд засмеялась бы, останься у нее хоть какие-то силы для веселья. Кто-кто, а боги никогда не славились добром и милосердием. Жадные, нетерпеливые, они могли даровать только смерть. И сейчас, глядя на остатки капища, Рунд готова была принять этот дар.

Посовещавшись, мужики решили оставить одного из них внизу, не желая тащить наверх Бёва и лошадей. Разумно, конечно, если здесь не водятся звери. Весна в Шегеш приходила поздно, и в тени огромных падубов, сплетенных друг с другом ветвями, все еще лежал снег. С гор дул стылый ветер, обжигая кожу. Мороз сменялся оттепелью, а после снова кусался, как недовольный пес. Рунд не страдала – голод и холод сдружились с ней за долгие десять лет в Паучьей крепости. Крепче союза было не сыскать.

Крестьяне, привычные к бедной жизни, тоже не горевали. Иногда они давали ей еду – кормили с грязной ложки объедками, и Рунд не отказывалась.