Раб моего мужа (СИ) - Марья Зеленая

— Не проблема, я могу за себя постоять.

В комнате повисло молчание, и лишь звяканье столовых приборов нарушало тишину. Жареные цыплята удались на славу, и Элизабет, хрустя поджаристой корочкой, сосредоточилась на еде.

Она невольно поглядывала на Мэйбл: ее яркое канареечно-желтое платье так и притягивало взор. Сама Элизабет ни за что бы не отважилась надеть столь кричащий оттенок, но миссис Паркер с ее гладкой оливковой кожей этот цвет был на удивление к лицу.

Полные губы, карие с поволокой глаза, темные волосы, упругими локонами обрамляющие лицо — Элизабет нашла Мэйбл весьма привлекательной особой, но, как ни странно, не ощутила обычного в таких случаях укола зависти. Хозяйка дома держалась так просто и дружелюбно, что ее очарование не позволяло питать к ней недобрых чувств.

Глядя, с какой теплотой Алекс Паркер смотрит на жену, Элизабет вдруг поняла: «А ведь существуют и счастливые семьи! Это просто мне так не повезло».

В ее раздумья вторгся голос супруга.

— Кстати, вы слыхали о деле Филлипса? — промокнув губы салфеткой, спросил он.

— Конечно, — кивнул Алекс, — кто же о нем не слыхал?

— Поговаривают, вы отказались его вести?

— Да… — Алекс небрежно махнул рукой. — Меня приглашали, как единственного адвоката во всей округе, но я не смог выкроить время. Понимаете ли, куча других неотложных дел.

— Ну и зря, — хмыкнул Джеймс. — Вам бы и морочиться особо не пришлось. Дело-то было совершенно беспроигрышным.

— А что за дело? — поинтересовалась миссис Паркер.

— Дорогая, это не для женских ушей, — ответил Алекс, чем совершил роковую ошибку.

Мэйбл ретиво набросилась на него.

— Ну же! Расскажи, не будь букой! — потребовала она.

— Но, дорогая… — попытался образумить ее супруг.

— Если ты не расскажешь, я обижусь. — Мэйбл надула красивые губки. — Будешь спать в гостиной.

— Позвольте мне спасти ваш брак, — вклинился Джеймс. — Я расскажу. Дело простое: мистер Филлипс — плантатор и весьма уважаемый джентльмен, обнаружил, что его супруга была ему неверна.

Карие глаза Мэйбл зажглись любопытством.

— Да что вы говорите! — заворожено протянула она.

— Погодите, мадам, это еще не самое интересное. Вся мякотка в том, что миссис Филипс, ко всеобщему изумлению, произвела на свет цветного младенца.

— Да вы что?! — Мэйбл застыла с открытым ртом.

— Уж простите за такие подробности, — скривился Джеймс. — Представить не могу… Белая женщина и грязная черная обезьяна. Брр!..

Элизабет едва удержалась, чтобы не фыркнуть. И это говорит человек, который приживал от негритянок детей!

— И что же миссис Филлипс сказала в свое оправдание? — поинтересовалась Мэйбл.

— Сказала, что ее изнасиловал один из домашних рабов. Мистер Филлипс велел привести того раба, начал его допрашивать. И, угадайте, что наплел этот дрянной черномазый!

— Что?

— Вы умрете от смеха! Он божился, будто хозяйка сама его домогалась. Якобы она ему пригрозила, что если он с ней не ляжет, то она обвинит его в изнасиловании.

— С ума сойти! — пробормотала Мэйбл. — И что, ему поверили?

Джеймс насмешливо покачал головой.

— Мадам, ну а вы-то сами как думаете? Разве белая леди ляжет с ниггером добровольно?

— Разумеется, нет! — поспешно заверила Мэйбл.

— Ну вот, вы сами ответили на свой вопрос.

— И чем же все закончилось?

— Мистер Филлипс поступил как истинный джентльмен, — ответил Джеймс и замолчал, отпивая вино.

— Развелся? — полюбопытствовала Элизабет, на что муж одарил ее таким презрительным взглядом, что у нее кусок застрял в горле.

— Настоящий джентльмен, дорогая, никогда не запятнает свое имя разводом, — надменно произнес Джеймс. — Жену он пристрелил, младенцу размозжил голову о стену, а ниггера, простите за детали, кастрировал и подвесил на мясницкий крюк истекать кровью.

За столом воцарилась гробовая тишина. Элизабет замерла с отвисшей челюстью, а Мэйбл так и не донесла вилку до рта.

— К сожалению, дамы, все так и было, — вздохнул Алекс. — На Севере этого Филлипса вздернули бы за тройное убийство, а тут ему все сошло с рук.

— Здесь, к счастью, не Север, и каждый джентльмен имеет право защищать свою честь, — горделиво заявил Джеймс. — Присяжные единогласно вынесли оправдательный вердикт.

— Но за что он убил жену и ребенка? — взвилась Элизабет. — Она же не виновата, что ее изнасиловали!

— И что с того? — Джеймс поднял бровь. — Такой позор можно смыть только кровью. Уфф! Как представлю белую с черномазым… Мурашки по коже!

Мужчины… Получается, они могут спать с негритянками, а от самой только мысли о белой в объятиях негра, у них, видите ли, мурашки! Лицемерные снобы! Элизабет кипела от возмущения, но сочла за благо промолчать. Что поделать, таков мир, в котором она живет.

После обеда мужья удалились в кабинет выпить бренди и выкурить по сигаре, а Мэйбл и Элизабет перешли в гостиную, где им подали кофе с апельсиновым пирогом.

— Жуткая история, вы не находите, дорогая? — Мэйбл нервно передернула плечами.

— У меня до сих пор мороз по коже, — кивнула Элизабет. — Адюльтер это, конечно ужасно, но убить жену и младенца, и сотворить такое с негром… Уму непостижимо!

— Мне кусок в горло не лезет. — Мэйбл со вздохом отставила блюдце. — Знаете, Алекс как-то рассказывал, что если муж застанет жену с любовником и сразу их пристрелит, то его оправдают, потому что он пребывал в… — щелкнув пальцами, она подняла глаза к потолку, — …состоянии душевного волнения, и не ведал, что творит. Но этот Филлипс сперва допросил жену и негра, а потом их убил. То есть, он осознавал, что делает.

— Выходит, что так. — Элизабет отпила кофе. — Видимо, южанам закон не писан. Эти напыщенные болваны носятся со своей драгоценной честью словно куры с яйцом.

Мэйбл хихикнула, задорно сверкнув глазами.

— Я в восторге от вашего остроумия, дорогая, — сказала она. — Вы так ловко поддели тех зазнаек на пикнике.

Элизабет припомнила свое высказывание насчет кровожадности южан и немного смутилась.

— Спасибо. Знаете, я здесь меньше месяца, а уже всякого насмотрелась…

— Понимаю. — Мэйбл помрачнела. — У меня волосы дыбом встают, когда я слышу, что негры рассказывают о своих хозяе…

Она вдруг осеклась. Элизабет с удивлением взглянула на нее, но ничего не сказала.

— Ну… слухи ходят всякие, — сдавлено пробормотала Мэйбл и торопливо отхлебнула из чашки.

— Это ужасно, — вздохнула Элизабет. — Никто не заслуживает жестокого обращения, независимо от цвета кожи.

Мэйбл внимательно посмотрела на нее и медленно кивнула.

— Согласна. Некоторые хозяева к своим собакам относятся лучше, чем к рабам, — сказала она.

— Это точно… Но что меня убивает больше всего — это собственное бессилие. Мысль, что я могла бы что-то сделать, чем-то помочь… Но что я могу? Всем на мое мнение наплевать.

Мэйбл подсела ближе и взяла Элизабет за руку.

— Знаете, то,