Москва, я люблю его! - Дарья Лаврова

В углу кабинета еле слышно работал магнитофон. Руслан забыл выключить. Какое-то радио, передающее классическую музыку. Стало еще тоскливее. Захотелось разбежаться и пробить головой стену. И ни капли не хотелось спать.

Я проворочалась еще полчаса и села на кушетке, свесив ноги. Дотянулась до пола, нащупала выключатель на стене, включила свет и села за компьютер. На столе среди папок с документами, медицинскими журналами и вырезками из газет лежала единственная книга. Потертая, заляпанная пальцами обложка, загнутые страницы. Видно, ее много читали и перечитывали. Значит, она интересная. Милан Кундера «Невыносимая легкость бытия».

Когда я закрыла последнюю страницу, было половина шестого утра. Я жадно пила воду и думала о Солодове: что у меня к нему – любовь или одержимость?

Еще полчаса, и они проснутся, будут ходить по квартире, хлопать дверьми, говорить вполголоса, чтобы не разбудить, включать воду, готовить завтрак, наливать кофе. Или не будут? Интересно, как это происходит у них каждое утро.

К шести утра в кабинете стало прохладно. Я завернулась в одеяло, спрятав нос, и забралась с ногами в кресло. Стало теплее. Время снова замедлилось. Хотела ускорить его чтением, но читать было нечего. Единственную книгу я прочитала три часа назад. Остались только прошлогодние медицинские каталоги и журналы с телепрограммой пятилетней давности. Я выбрала второе.

Открылась дверь. Резко, но тихо. На пороге стояла сонная Аня в малиновом лифчике. Лохматая, щурила глаза, будто забыла, кто я такая, и пыталась узнать. Расстегнутые джинсы висели на бедрах. На ходу влезла в босоножки, протянула мне мои сухие штаны и туфли.

– Одевайся и иди на кухню, – сказала Аня, натягивая розовую футболку и убегая в ванную. – Кофе или чай будешь? – крикнула она оттуда чуть позже.

– Чай.

Я натянула джинсы и футболку. На кухне было еще холоднее, чем в массажном кабинете. Чайник дрожал и гудел, закипая. В коридоре появился Руслан, уже в униформе салона.

– Доброе утро, – процедил он, садясь напротив.

Пришла Аня, поставила три чашки, кинула туда чайные пакеты и залила кипятком. Поставила сахарницу. Руслан рассказывал, что с утра они ничего не едят. Пьют кофе или чай, а завтракают кто как. Аня обычно в институте, а Руслан на перерыве – в одиннадцать утра.

Чай пили молча. Вернее, пили Руслан и Аня, а я только смотрела на них. Она пила с закрытыми глазами, казалось, еще спала. Руслан вздыхал. Аня открывала глаза, косилась на него, поднимала бровь и снова «засыпала».

– Ты опять не выключила свет в ванной… – ворчал Руслан. – И в туалете тоже… Ань, а что этот карандаш делает у зеркала?!

– Я сегодня буду поздно. Встретишь меня вечером?

– Посмотрим.

– Ну, Ру-у-сь… – протянула она.

– Ладно. Позвони.

Я видела с кухни, как они целовались у дверей. Аня ушла, а я разревелась. Руслан вернулся на кухню, такой же хмурый и сонный, как был.

– Ну, чего ты? – трагичный вздох. – Тебе надо было пойти вместе с ней, на самом деле. Через двадцать минут все придут… Парикмахеры, массажисты, так что, Маш, давай не будем плакать.

– Прости меня.

– За что?

– За то мое сообщение.

Руслан ничего не ответил на это. Задумался, опустил глаза, посмотрел на свои ладони, вздохнул и зажег последнюю сигарету.

– Пей чай, остыл уже.

Я знаю Руса три года. В то лето мы отдыхали с родителями в Плесе. Деревянный дом в два этажа на высоком берегу Волги, сарай с дровами, старой мебелью, картинами и погребом – продукты складывали в ведра и опускали вниз на веревках, чтобы не испортились. Погреб служил холодильником.

Огорода не было, зато росло пять одичавших яблонь и три больших березы. На забор вешали кастрюли, а белье сушили на улице, протянув веревку от туалета до бани. Я засыпала под стрекотание кузнечиков, а просыпалась от вороньего карканья.

Днем я вытаскивала из сарая старое одеяло, стелила его на скошенную траву, брала книгу и загорала – до тех пор, пока кожа не становилась вишневой. Я обгорала, а потом мерзла, и, что неудивительно, простывала.

На губах, вокруг рта и на подбородке вылезала «простуда». Лекарств от этой гадости с собой не было. Мама достала пузырь зеленки и намазала меня. С такой мордой не то что выходить на улицу – в зеркало смотреть было страшно! А зеркало большое, старинное – в полный рост, блин.

Днем я не выходила за забор. Гуляла от дверей до туалета, колодца и помойной ямы в углу участка. Вечером надевала свитер с высоким горлом, натягивала его до носа, чтобы никто не видел моих зеленых болячек, шла гулять. Люди оборачивались, дергали бровями – «Бывает…». Даже во сне я пыталась прикрыть этот стыд. За те две недели я так привыкла, что нос всегда в тепле, что потом уже не могла заснуть, не спрятав его под одеяло.

В один из тех дней у нашего забора появился странный худой парень – копия Пушкина с портрета Кипренского, только рыжий. Даже щетина, что пробивалась на щеках, была рыжей. Или скорее даже красной.

Целыми днями он возился с машиной. Мыл, чинил, лежал под ней, а однажды попросил у моего отца какой-то инструмент. То ли отвертку, то ли шуруповерт. Папа был занят, но парню помог. Инструмент нашел, а отнести попросил меня.

Надевать свитер в тридцатиградусную жару было глупо. Я взяла отвертку, вышла за калитку и, приняв гордый вид, протянула ему. Он сказал «спасибо» и покосился на меня. Парень мне не понравился. Я была уверена, что это взаимно, но на следующий день он снова что-то попросил у моего отца, и мне снова пришлось стать посредником. Так мы познакомились.

Руслан всегда приносил мне что-нибудь. Белую смородину с огорода своей бабушки, сладкую клубнику, малину из леса, полосатый кабачок…

Через неделю он исчез. Говорили, что уехал, а куда именно – никто не знал. Мои зеленые болячки уже прошли. Стало скучно. Без них и без Руслана.

Я смирилась, что больше не увижу его, но в конце лета мы с друзьями собрались в Карелию. Это был мой первых поход. Среди тех, кто приехал на сборы, я заметила знакомый взгляд и рыжие кудри. Руслан тонул в куртке защитного цвета, несмотря на два толстых свитера; курил и всегда говорил что-то умное. И странное.

Две недели похода мы не расставались ни на минуту. Ловили рыбу, собирали ягоды, купались в ледяном озере, а потом согревались. Портвейном и друг другом.

Оказалось, мы живем на соседних улицах в Костроме и учимся в соседних школах. Мы встречались до моего поступления в институт и отъезда в Москву. Руслан не знал об этом. Я бросила его, написав короткое сообщение в социальной сети, лежа ночью на верхней полке плацкартного вагона поезда в Москву. Он прочитал его на следующий день и ничего не ответил. Просто удалил из друзей.