Москва, я люблю его! - Дарья Лаврова

Он любил меня и хотел все забыть, а я боялась любить его на расстоянии.

Я вернулась домой на следующее утро, открыла дверь своим ключом. Оксана, лохматая, недовольная, сонная – сидела на полу кухни, упираясь спиной в батарею, и говорила по телефону, лениво подбирая слова.

Я налила две чашки кофе. Одну для себя, другую протянула Оксане и ушла в свою комнату. Открыла дверь балкона и посмотрела вниз, влево и направо. Со стороны Москвы пролетел красный поезд на Шереметьево. Оксана рассказывала, что был еще и белый поезд, который называли «белой смертью» – он был почти незаметен на горизонте, приближался бесшумно, но очень быстро. Каждый месяц на переезде кого-то сбивало насмерть.

Я не заходила на балкон больше недели – столько времени я не была дома. Оксана послушно поливала мои цветы. Если бы не она, вся зелень давно бы уже засохла.

В крайнем продолговатом ящике с боковой стороны балкона взошли желтые анемоны, которые я посадила в самом начале весны. Хотелось фотографировать их, но не было камеры – осталась в квартире у Солодова.

Так же, как и мой нетбук.

Так же, как и все, чем я жила с октября прошлого года.

До утра просидела в Сети – пыталась найти значение татуировки на плече Игоря. Перекопала вдоль и поперек десятки тату-галерей, но так ничего и не нашла.

– У тебя давно это? – спросила его, кивая на плечо.

– Давно, – ответил он. – В двадцать лет сделал.

– Что это значит?

– Для тебя и всех остальных – ничего, а для меня – многое. Это сделано по моему рисунку. Я много рисовал на лекциях. Однажды получилось это. Имя моей бывшей жены здесь написано. Сможешь найти – отдам тебе диск с твоими фото.

– Мне неинтересно, как ее зовут. Почему ты не удалишь ее?

– А зачем? – удивился Игорь. – Она мне не мешает.

– Может, ты просто боишься боли? Говорят, у мужчин очень низкий болевой порог.

– Что еще говорят про мужчин?

– Очень много. Тебе лучше не знать об этом.

Я сидела за его столом, за его ноутбуком и искала девочку для совместного проживания в съемной квартире на пятом этаже. Игорь заснул. Я налила себе полную чашку холодного кефира и забралась с ногами в кресло. Если бы я была влюблена, я сейчас присела бы рядом с ним, долго бы смотрела на него, любовалась бы, улыбалась влюбленной ванильной дурой, снимала бы его на айфон, чтобы в любой момент иметь возможность увидеть его таким – красивым, спящим, беззащитным.

Но я просто пила кефир большими глотками, холодом обжигавшими пищевод и желудок, искала девочку, разглядывала фото Флауэрса и ждала, когда Дима выйдет в Сеть.

Я бы хотела, чтобы он был на месте Игоря. Чтобы лежал там, на кровати, в двух метрах от меня, спал бы, обняв подушку сильными руками, уткнувшись носом, а я бы ходила рядом на цыпочках и снимала его на айфон.

Ледокаин-Игорь вызвал привыкание и перестал действовать.

На часах без пяти три утра. Мария Новикова обновила статус – писала, что ищет квартиру в Москве для совместного проживания. Я написала ей и предложила свой вариант, указала цену. Мария согласилась, пообещала взять билет и первым же поездом прибыть в Москву.

– Кто это? – спросил Игорь над ухом, до смерти напугав меня.

– Девочка, с которой я лежала в больнице три года назад.

– Да? Что с тобой было? – удивился Игорь.

Его удивление с примесью издевки. Он спрашивал, удивлялся и смотрел на меня то ли как на умственно отсталую, то ли как на трехлетнюю. Его удивление было неуместным.

– Не твое дело.

– Ладно, – вздохнул он, потирая глаза пальцами. – Как ее зовут хоть?

– Маша.

– Маша… – мечтательно повторил Игорь. – Хорошее имя.

– И девочка хорошая.

– Познакомишь нас?

– Ей семнадцать лет. Ты не боишься?

– Я же прошу просто познакомить.

– Мы вместе будем снимать квартиру. Я уже нашла ее, недалеко от моего дома. А Маша приедет в Москву на следующей неделе.

– Так ты познакомишь нас? – не отставал Игорь. – Ей ведь не всегда будет семнадцать лет. И тебе, кстати, тоже.

– Мне девятнадцать.

– Послушай, или ты меня с ней знакомишь и получаешь диск с фото, где ты без всего, или… этот диск увидят твои родители. Вряд ли им это понравится.

– Я подумаю.

– Думай.

Я думала об этом все утро и весь следующий день. Ходила кругами по комнате, сидела в Интернете, курила, снова ходила, курила и садилась за компьютер. В Сети об Игоре Солодове было не так много информации.

Ему шел тридцать четвертый год. Одиннадцать лет назад он окончил магистратуру факультета гуманитарных и социальных наук одного из престижных государственных вузов в Москве. Изучал историю Великобритании и США. Поступил в аспирантуру, где занялся преподаванием. К тому же в совершенстве владел английским языком.

Преподавал страноведение на первом и втором курсах факультета иностранных языков; политическую географию, политическую и экономическую историю, регулирование внешнеэкономических отношений – на факультете мировой экономики и политики.

Игорь читал лекции в нескольких коммерческих учебных заведениях, писал длинные научные статьи и издавал учебные книги, названия которых с трудом запоминаются с первого раза.

Я не дочитала до конца перечень его публикаций, но их счет перевалил за вторую сотню еще пять лет назад.

Игорь Солодов – тридцать три года – кандидат наук.

На его безликой серой страничке на сайте университета была вся контактная информация. Номер телефона, адрес электронной почты, номер кабинета, а также дни и часы присутствия на кафедре.

В правом верхнем углу висело строгое нечеткое фото из тех, что снимают на паспорт в районных фотоателье, а потом сканируют для размещения на сайтах или в резюме.

На фото у кандидата наук Солодова было странное выражение лица. Будто он только что смеялся или вот-вот засмеется. Смотрит в объектив слегка безумными черными глазами, в которых не отражается свет, еле сдерживается от того, чтобы не заржать в полный голос. Белая рубашка, темный галстук, на вид ему там не более двадцати пяти лет.

Про личную жизнь ни слова. Была, правда, одна страница в социальной сети, только Игорь не заходил на нее больше трех лет. Последнее посещение – второе февраля две тысячи восьмого года.

Мне звонила Кристина, говорила громким сиплым шепотом

– Вот дерьмо. Мы с тобой доигрались. Тебе-то ничего, а вот меня вчера мать ремнем отходила по голой заднице и спине. Привет, мне семнадцать лет, и через две недели я буду студенткой экономического факультета.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Мать нашла у меня диск с фотографиями. С той самой фотосессии. Почти четыреста снимков. Там и ты есть. И мы там с тобой целуемся. Игорь записал все, что отснял в тот вечер. Мать решила, что это все из-за тебя, что сама бы я до такого не додумалась.