Режиссерские уроки К. С. Станиславского - Горчаков Николай Михайлович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Н. Ф. Титушин — доктор Джедлер (встречая, как полагается по пьесе, миссис Снитчей, миссис Крэгс и мистера Крэгс). Вот и вся наша законодательная палата! А где же мистер Снитчей?
М. Н. Овчининская — миссис Снитчей (с самым любезным видом, следуя указанию К. С). Это известно только мистеру Крэгсу.
Е. Б. Булатова — миссис Крэгс (тем же тоном). Нам ведь ни о чем не говорят…
А. Н. Грибов — мистер Крэгс. Он… его… задержало маленькое дельце… в нашей конторе…
М. Н. Овчининская — миссис Снитчей. Опять эта несносная контора!
Е. Б. Булатова — миссис Крэгс. Хоть бы она когда-нибудь сгорела!
М. Н. Овчининская — миссис Снитчей. Хоть бы она сквозь землю провалилась!
Обе актрисы стараются тщательно выполнить предложение Константина Сергеевича и с предельным безразличием говорят свои последние реплики…
К. С. Это не совсем то, о чем я вас просил. Сказать реплику «в сторону» — это значит насытить ее двойным содержанием и темпераментом. Внешне безразлично, с «каменным» лицом, но с исключительной энергией произнести ее.
Николай Михайлович, подскажите мне текст этих милых дам, когда подойдут их реплики. Начните еще раз вашу сцену.
Доктор Джедлер, миссис Снитчей, миссис Крэгс и мистер Крэгс произносят свои первые реплики. По лицу Константина Сергеевича мы видим, что он включился в эту компанию, как невидимый им партнер, и вместе с ними живет всеми их отношениями, мыслями, действиями.
Вместе с доктором он с предельной любезностью встречает дам, ищет глазами мистера Снитчея (чего, кстати, не делал наш доктор). Смеется на первые реплики дам (в то время как наш доктор только слушал их); преувеличенно внимателен к объяснению мистером Крэгсом причины опоздания его коллеги. А в следующую секунду К. С. «перехватывает» (по моему подсказу) текст дам. Его лицо очаровательно улыбается на секунду доктору Джедлеру и в буквальном смысле «каменеет», когда он сейчас же, отвернувшись в сторону миссис Крэгс, сквозь зубы, без всякой интонации, но с чрезвычайной энергией произносит: «Опять эта несносная контора!» Это реплика миссис Снитчей.
Затем его лицо снова на секунду расплывается в любезнейшей улыбке доктору и снова становится неподвижным и ожесточенным, когда, повернувшись в сторону миссис Крэгс, он бросает в той же манере: «Хоть бы она когда-нибудь сгорела!» Это реплика миссис Крэгс.
И та же игра еще раз повторяется на третью реплику миссис Снитчей: «Хоть бы она сквозь землю провалилась!»
Сменой крайне любезного отношения, которое мы читаем в его улыбке, во всей мимике его выразительнейшего лица, обращенного к хозяину дома, и тем мрачным отчаянием, с которым подруги обмениваются «проклятиями» конторе своих мужей, К. С. достигает, разумеется, большой выразительности, замечательного комедийного, яркого подчеркиваний реплик, произносимых «в сторону».
Константин Сергеевич просит еще раз повторить эту сцену, и тут неожиданно достается от него А. Н. Грибову — мистеру Крэгсу.
— Я третий раз слушаю вас, — говорит ему Константин Сергеевич, — и не могу понять, почему вы так не верите себе как актеру. Вы обладаете Хорошим, тонким, мягким юмором, выразительной внешностью, чистой дикцией, пластичны, темпераментны, а так стараетесь произнести свою фразу, как будто вы последний в труппе статист, которому наконец дали роль с одной фразой и он, как это бывает всегда в таких случаях, решил сделать из этой фразы монолог.
А. Н. Грибов. Вы хотите сказать, Константин Сергеевич, что я безбожно наигрываю?
К. С. Сказать актеру «вы наигрываете» можно в том случае, когда хорошо его изучил и знаешь точно, что именно он наигрывает: чувство, темперамент или характерность образа. Я вас, во-первых, еще мало знаю, а во вторых, мне кажется, что это не наигрыш, а излишнее старание быть добросовестным. Недоверие к себе, как к актеру, и к своему положению в этой сцене. Вы боитесь, что вас забыли после картины в конторе…
А. Н. Грибов (неожиданно перебивая К. С). Ох! Вы угадали совершенно точно, Константин Сергеевич! Меня все время преследовала мысль, что когда я выйду в этой сцене на балу, зритель будет спрашивать своего соседа: а это кто такой вылез? Значит, можно не беспокоиться на этот счет?
К. С. (смеясь). Можете не беспокоиться. Вас все запомнили. Вы отлично играете в конторе. Вот видите, сколько в вас юмора. Рассмешили меня, когда я совсем не собирался смеяться!..
А. Н. Грибов. Это я так… случайно!
К. С. Знаю я вас, комиков! Случайно! Комики ничего не любят делать случайно!
А. Н. Грибов (вполголоса). Я не комик. Я драматический актер. Я хочу сыграть сильную, глубокую драму!
К. С. (который, конечно, все услышал). Это очень похвальное намерение… для комика… Обязательно попробуйте себя в драме. Выйдет или не выйдет роль — все равно работа в другом жанре вдвое расширит ваш актерский диапазон.
Проиграйте мне еще раз всю вашу сцену полностью, господа адвокаты. И пусть ваши жены по ходу всей сцены (мы затронули только начало ее) найдут возможность не меньше трех раз обменяться своими «проклятиями» конторе в том рисунке, о котором мы сейчас условились. Начинайте!
Н. М. Горчаков. Актерам идти на сцену?
К. С. Нет, можно пройти эти эпизоды здесь, в партере. Надо экономить время. Переход на сцену всегда отнимает лишних пять минут!
Как обычно, показ Станиславского заразил актеров и на этот раз. Сцену сыграли, очевидно, так, как хотелось Константину Сергеевичу. Жены адвокатов даже лишний раз перекинулись «проклятиями» конторе — было понятно, что актеры поняли технику реплик «в сторону». Отлично играл Грибов, мягко, спокойно, с тонкой иронией относясь к женам, с большим серьезом и настоящим чувством искреннего беспокойства за судьбу Мэри.
— Вот видите, — обратился ко всем нам Станиславский, указывая глазами на Грибова, — что может делать актер, если он доверяет себе, автору и режиссеру. Хотел бы вам напророчить отличную будущность, если всегда будете так работать, да боюсь сглазить вас, — закончил он прямым обращением к A. Н. Грибову.
— Хоть бы вы меня когда-нибудь попытались так «сглазить», Константин Сергеевич, — последовала очередная реплика B. В. Лужского.
Умел Василий Васильевич шуткой, остроумной репликой разрядить трудную минуту в репетициях Станиславского и очень тонко дать понять, что не всегда нам будет так радостно и легко работать в МХАТ, как в эти первые месяцы знакомства с театром и Станиславским.
— Ох, скуп, скуп на похвалы Константин Сергеевич! — продолжил свою мысль В. В. Лужский, переждав «прием», который имела у нас его первая фраза. — Только молодых и хвалит! А «старикам» достается крепко на орехи. Подрастете — и вам достанется!
— Молодой актер, как щенок, — ответил ему в тон К. С. — Его надо три месяца приручать к себе лаской, а потом…
— Тридцать три года драть плеткой!.. Эту «систему» мы изучили! — опять пошутил Василий Васильевич к общему удовольствию и нас и весело смеявшегося Станиславского.
— Ну-с, а теперь, когда мы отдохнули, — сказал он через минуту, — прошу всех на сцену! Чудесный у вас дар, Василий Васильевич, во-время посмешить, во-время умное слово сказать. Когда вы сидите рядом на репетиции, мне всегда легче работается…
Василий Васильевич только молча кланялся, прижимая комически руку к сердцу и произнося какие-то ему одному свойственные слова на тему: «Ну так ведь на этом и стоим с малолетства…»
Картина прошла весело и оживленно в своих комедийных «кусках», мягко и серьезно в драматических сценах.
— Этот акт больше проходить не будем, — сказал нам Станиславский. — Пускайте его прямо на генеральные репетиции. В следующий раз я сделаю замечания по четвертому акту, и мы перейдем к прогонам всей пьесы.
В этот день он покидал нас веселый и довольный.
ДЕЙСТВИЯ И ЗАДАЧИ
Замечания по четвертому акту Константин Сергеевич захотел сделать, просмотрев, как обычно, обе картины этого акта.
