Остановись, мгновенье… - Виктория Самойловна Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше последовало оформление кредита в банке на Катино имя, поскольку на Асланчика кредит не оформляли. У банка были свои порядки.
Катя догадалась, что кредит ляжет на ее плечи. Асланчик ничем не рискует, а вот она – рискует.
Асланчик – альфонс. Жизнь заставляет. Дыр много, а средств мало. Тогда как у Кати никаких дыр, сплошные средства.
Катя поняла: надо делать ноги либо убирать со своего поля Асланчика. Сам он не уйдет. Кто будет убирать?
Это сделала судьба.
В очередной четверг Катя пришла на корт. Ей сказали, что Аслан больше не работает.
– А где он работает? – спросила Катя.
– Нигде. Он умер.
– Как?
– Дорожно-транспортное происшествие. Закрутился на гололеде. Машина пробила чугунную решетку и свалилась в реку. Аслан Замихшериевич утонул.
– Боже…
Кате стало страшно от того, что судьба распорядилась так беспощадно. И почему-то в память вонзилось отчество: «Замихшериевич». Он обычно представлялся: Аслан Михалыч.
Кредит лег на Катю, как она и предполагала. Но это обстоятельство не огорчило. Она как бы рассчиталась с Асланчиком. За что? Непонятно. За то, что он умер молодым.
Денис ходил как тень. Видимо, что-то его мучило. Наконец он произнес:
– Я решил пожить один. Я ухожу.
– Куда это ты уходишь?
– На Арбат.
– Квартира сдается. Никуда ты не пойдешь!
Катя говорила решительно, но в глубине души осознала: все! Конец. Ее мир рухнул. Денис возьмет раздельное проживание, как принц Чарльз с Дианой.
А что будет с Катей? Ее чувства не увяли ни на миллиметр. Она хочет всего того же, что в двадцать и в тридцать лет. Но не грубой кошачьей страсти, а нежности, глубины, интеллекта – как ни странно это звучит. Человеком не должны править инстинкты. Вернее, только инстинкты. Должно подключаться человеческое.
Катя надела шубу и рванулась к свекрови.
Свекрови было под восемьдесят. Но мозги в порядке. Раз в год она посещала Милан и покупала себе одежду из последней коллекции.
– Я, конечно, черепашка, – говорила свекровь, – но лучше быть нарядной черепашкой.
Она действительно походила на черепаху: длинная шея, маленькая голова, самое широкое место – талия. Однако чувство юмора не изнашивалось со временем, и это украшало.
– Денис уходит, – сообщила Катя с порога.
– Куда уходит? – не поняла свекровь.
– К другой бабе. Я хочу на нее посмотреть.
– Не делай этого, – запретила свекровь.
– Почему?
– Визуальный ряд не проходит. Он впечатывается навсегда. Если не увидишь, то все забудется, как будто этого не было. А если увидишь – конец. Не забудешь никогда.
– Вы меня не поняли. Он бросает меня с двумя детьми. Моя жизнь остановится, а у него начнется новая любовь и новые дети. Я – разведенка и брошенка, мадам Брошкина.
– Ты ему изменяла?
– Практически нет.
– Вот и дура. Нет ничего скучнее верной жены.
Катя зарыдала.
– Ты была хорошей женой и хорошей матерью, но он тебя больше не хочет, а ту – хочет. Фуй встал, мозги в жопу ушли. Вот и все.
Катя продолжала рыдать.
– Я с ним поговорю, – пообещала свекровь. – Вряд ли поможет, но я попробую.
Помолчали.
– Мне тебя не жалко. Не ты первая, не ты последняя, – заключила «черепаха». – Мне жалко внуков, у них такой ранимый возраст, личность еще не сформирована. Как можно проехаться колесами по головам детей, услышать хруст костей…
Катя перестала рыдать.
– Хватит! – отрезала она. – В вас нет ничего святого.
– А ничего святого и нет, люди придумали…
Катя ушла от «черепахи». Долго ездила по Москве. Завернула на Ленинские горы, вышла на смотровую площадку. Стояла над Москвой. В голове застряла фраза «ничего святого нет, все придумали люди». Люди придумали, чтобы легче было преодолевать грубость жизни.
За все приходится платить. За обеспеченную жизнь Катя заплатила Денисом. Что осталось? Остались обида и пустота.
Катя достала фотоаппарат и сфотографировала Москву. Вид сверху.
Денис ходил мрачный. Видимо, мать с ним поговорила. А может, были другие причины. Например, поругался с пионеркой. Он обещал скорую перемену участи, а сам тянул и тем самым порождал сомнения.
Спали в разных комнатах, но Катя заглядывала к Денису по утрам и спрашивала, что он хочет на завтрак: творог, или кашу, или, может быть, омлет.
Однажды она застала его перед зеркалом. Денис вглядывался в свое отражение. Он был весь какой-то обглоданный, как будто его жевали и выплюнули.
– Ты похудел, – сказала Катя.
– Я худею каждый день на четыреста граммов, – сообщил Денис.
– Давно?
– Что «давно»?
– Заметил, что худеешь.
– Не помню. Я похудел на восемь килограммов, а ем так же. Столько же.
Катю пробило предчувствие. Даже не предчувствие, а точное знание. С ней уже бывало такое.
Она позвонила семейному врачу Льву Григорьевичу и сказала:
– Дениса надо обследовать. Срочно.
– У него была диспансеризация полгода назад, – напомнил врач. – Все в порядке.
– Иногда все меняется за двадцать четыре часа, а тут полгода…
– Кто врач, вы или я?
– Врач вы. Но для вас он – пациент. Один из многих. А для меня – муж. Один-единственный.
Лев Григорьевич не стал упираться. Дениса положили в стационар и стали обследовать. Просеяли, как муку через сито. Ничего не нашли.
– Ищите, – приказала Катя.
Обследование продолжилось, и тайное стало явным: рак простаты в первой стадии. Самое начало.
Лев Григорьевич был смущен. Он посмотрел на Катю и сказал:
– Ну вы ведьма…
Встал вопрос об операции. Рассматривалось два варианта: радикальная и частичная. Можно было удалить часть пораженной железы, а за вторую половину побороться. Это сохранило бы Денису все мужские функции.
Катя позвонила «черепахе».
– Режьте все! – распорядилась «черепаха». – Главное, чтобы он был живой, а не лежал в гробу с торчащим пенисом.
Грубо, но разумно. Катя считала так же. А Денис не считал ничего. Он был так напуган, так хотел жить, просто жить, и оттенки жизни его больше не интересовали.
Денис спросил у хирурга:
– А как выглядят раковые клетки?
– Как гречневая каша. Только красного цвета, – ответил хирург.
Денису стала мерещиться эта кровавая гречневая каша. Он не мог заснуть. Плакал.
Приходила Катя, приносила черную икру, очищенные гранаты.
– У меня рак, – сообщал Денис, как будто это была новость.
– У тебя был рак, а сейчас его нет. Мы его поймали на первой стадии и прихлопнули.
– Рак нельзя прихлопнуть окончательно. Он вернется и убьет меня. Он живой и непобедимый. Бог таким образом чистит планету. На Земле не бесконечное количество воды, еды, нефти. Надо экономить. Ты думаешь, почему всегда были войны?
– Почему?
– Чтобы сократить количество ртов, убрать слабых.
– Рак лечится, – сказала Катя. – Скоро он исчезнет.
– Другое появится.
