Остановись, мгновенье… - Виктория Самойловна Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не Майка, – честно призналась Татуся. Она решила, что Толик не разобрался в потемках.
– Я вижу, – отозвался Толик.
А дальше было не до разговоров.
Родители могли вернуться рано утром. Татуся попросила Толика уйти к себе. Толик жил в общежитии консерватории.
Он послушно слез с дивана. Татуся сделала ему завтрак: положила на тарелку остатки вчерашнего пиршества.
Толик ел молча. Было непонятно, помнит ли он прошедшую ночь.
– Я тебя люблю, – сказала Татуся будничным голосом, без пафоса.
– Я тебя тоже люблю, – ответил Толик.
– Я тебя давно люблю, – уточнила Татуся.
– И я тебя давно люблю.
– А как же Майка?
– А что Майка?
– Ты за ней ухаживал.
– Я хотел, чтобы ты ревновала.
Татуся поперхнулась. Боже, сколько было напрасных страданий…
– Но ведь я некрасивая, – напомнила Татуся.
– Ты очень красивая…
Татуся перестала есть. Уставилась на Толика.
Толик доел и ушел.
Татуся подошла к зеркалу. На нее смотрела прекрасная юная дева с оленьими глазами и высокой шеей. Из Марьи Болконской она превратилась в Елену Прекрасную, из-за которой воевали и погибали. Вот что делает разделенная любовь.
Через два года Татуся окончила институт и они с Толиком поженились.
Эти два года надо было тщательно прятать отношения от родителей.
Мода на интимные отношения менялась. В молодости Татусиной бабушки существовал жесткий запрет на потерю девственности. Мазали ворота дегтем. Во времена Татуси следовали совету какого-то классика: «Не давай поцелуя без любви, поцелуй без любви – это пошлость». Страсть не бралась в расчет. Но у любви свои законы. Татуся забеременела. На свадьбе, слава богу, этого не было заметно.
Ребенок родился в свое время. Мальчик. Татуся мечтала, чтобы у сына были ее глаза, однако ему достались глаза отца и его тяжелый нос. В общем и целом ребенок получился замечательным. Татуся с утра до ночи любовалась им, всматривалась, не понимая: откуда он явился? Не было нигде, и вдруг…
– Как ты думаешь, – спрашивала она Толика, – откуда он? И куда?
– Ниоткуда и никуда, – отвечал Толик.
– Как это?
– Он должен пройти свой путь и оставить потомство.
– А как же бессмертие?
– Потомство – это и есть бессмертие.
Татуся не хотела верить. Ей казалось, что сыночек будет всегда.
Толик много концертировал. Ездил по крупным городам и по огородам – так назывались задворки страны. Иногда приходилось играть в сельских клубах. Публика была не подготовлена к Баху и Генделю. Откровенно скучали, переговаривались. Но Толика это не смущало. Он играл себе, для себя. Музыка его завораживала.
Композитор – проводник Бога. А исполнитель доносит до людей божественную мысль. Так что публика его практически не интересовала. У него была своя миссия.
С Толиком произошло то же самое, что с композитором Шуманом. Он переиграл руку. Возникла неразрешимая проблема со связками.
Пришлось перейти на преподавательскую работу. Толик стал выражать себя через учеников. Ученики – его инструмент.
Учеников было немного. Толик отбирал только талантливых, а талантов много не бывает. Часто занимался с ними дома. Дом превратился в проходной двор и одновременно музыкальную шкатулку.
Татуся слегка обалдевала, но ограничивать мужа не решалась. Ему нравилось так жить. Значит, он должен жить так, как ему нравилось.
Толик предпочитал набирать мальчиков. Мужская рука обеспечивает более глубокий удар. Но в тот год ему досталась сверходаренная девочка – татарка Дина. Руки у нее были маленькие, но что она ими вытворяла, этими своими ручками…
Толик ликовал, как будто он нашел на проезжей дороге многокаратный бриллиант величиной с грецкий орех.
Он постоянно восхищался этой Диной. Прожужжал Татусе все уши.
– Ну и целуй ее в зад, – отзывалась Татуся.
– Зачем? – не понимал Толик.
– Ну, если она тебе так нравится.
– А-а…
Татусе несвойственна была грубость. Это вылезала ревность, а ревность граничит с ненавистью.
Татуся ненавидела эту Дину. Подогревала мамаша.
Мамаша спрашивала:
– Что ты можешь ей противопоставить? Только сына. А она тебе – талант и молодость.
– Что же мне делать? – спрашивала Татуся.
– Не допускать. Рубить на корню.
Татуся запретила Толику приглашать Дину в дом.
Толик нашел другое место, свободное от Татуси.
Толик часто становился задумчивым, каким-то потусторонним. Ел, глядя в одну точку, не замечая, что ест.
Майка постоянно забегала к Татусе. Они продолжали дружить. Единство противоположностей.
Майка протырилась в начальницы. Работала в роно (отдел народного образования). Ходила в темно-синем костюме и белой кофточке. Татуся сочинила для нее стишок:
Позвонили из роно:
Возле школы насрано́.
Не пройти – завязли ноги.
Это, верно, педагоги.
Майка не обижалась. Она была веселая.
Долго не выходила замуж. Ей попадались женатые любовники, которые уверяли, что не любят жен, а любят Майку, но все же продолжали оставаться с женами. Потом все же вышла замуж за поляка, который учился в военной академии.
Польша – социалистический сектор, но все-таки заграница. Это был ее козырь в колоде. Татуся замужем за профессором, а Майка за иностранцем.
Татарка Дина была не только талантлива, но и тщеславна. Хотела, чтобы ее имя писали на афишах метровыми буквами.
А зачем это надо? Надо нравиться тем, кто рядом. И Татуся нравилась: папе и маме, мужу и сыну. Толик хотел второго ребенка, но Татуся боялась, что этот второй отнимет внимание к первому. А Татуся хотела, чтобы первенец (Вадик) получил ВСЁ.
Время шло. Вадик получил ВСЁ. Но много любви не бывает, так же как и денег. В жизни образовалась некоторая стагнация: сегодня – как вчера и завтра – как сегодня. Ничего нового. Однако наступил очередной вторник и принес новое.
Позвонила Майка и сообщила, что у Толика родился ребенок.
– Какой ребенок? – не поняла Татуся.
– Мужского рода. Сын, зовут Рустам.
– Этого не может быть, – спокойно сказала Татуся.
– Этого не может быть, но это есть.
– Откуда ты знаешь?
– Все знают. Кроме тебя.
Татуся положила трубку. И тут же набрала рабочий телефон Толика. Спросила:
– Это правда?
– Правда, – ответил Толик, не вдаваясь в подробности.
– И что теперь будет?
– Ничего. Извини, я не могу говорить. – Толик бросил трубку.
Татуся слушала короткие гудки. И это после всего, что было между ними…
Все изменилось. Мир рухнул. Нечем было дышать. Она вдыхала, но воздух не попадал в легкие. Он
