Навсегда - Татьяна Ролич

– Я счастлив, – казалось, кто-то за него произнес эти слова. Он действительно за последние несколько лет был счастлив впервые, и никто не мог этого знать, потому что все настоящее принадлежит только нам, и его мы переживаем, и горе и счастье, только с собой в первый момент – потом другие к этому присоединяются, и тогда счастье увеличивается, а горе уменьшается, – это обычно так.

12.

– Расскажи о себе, – неуверенно спросил Федор. Виктория была еще далеко от него, он восстанавливал ее образ, спрятанный глубоко. Он не хотел вспугнуть счастье и боялся потерять его от неверной интонации, от неверного слова.

Виктория посмотрела на Федора и увидела, как по его лицу пробежала улыбка, когда он вспомнил, как они расстались перед его отъездом за границу. Федор не понимал, почему он улыбался, но чувствовал, что сейчас он так далек от своей прошлой жизни, что ему она кажется какой-то непонятной и несерьезной, сейчас он смотрел на себя прошлого со стороны и улыбался, вспоминая свою непосредственность и глупость. Сейчас он чувствовал себя по-другому – он чувствовал, что то, о чем он мечтал раньше, сейчас в его жизни происходит, и, если бы ему показали его будущее, он бы раньше не поверил, – до такой степени оно совпало с его мечтой.

Удивительно, что вот так просто сейчас с ним сидит Виктория Михайловна, та самая, о которой он сначала робко мечтал, потом добивался, потом расставался. А теперь? Что теперь? Он ничего не мог себе ответить, но он знал, что отношение к ней как к женщине недоступной осталось в нем “навсегда”, и он это сейчас чувствовал, сидя в ее доме, глядя в ее умные глаза, он понимал, что время не стерло ту преграду, которая между ними существовала, несмотря ни на что, и его близость с ней в прошлом, и его мысли о ней ничего не меняют в их отношениях, которые установились, казалось, раз и “Навсегда”.

В то время, как Федор сидел молча и смотрел на Викторию, в ее душе происходило что-то непонятное. Она как будто вернулась в прошлое, она вспоминала, что было между ними, вспомнила, как она долго не могла избавиться от своей любви к нему, которую она в себе почувствовала в тот момент, когда она его “Навсегда” теряла.

Молчание затягивалось, и Федор, как будто пробудившись от своих воспоминаний, сказал:

– Давай все по порядку.

Тут он остановился, он почувствовал, что его слова обращены к прежней Виктории, которую он любил и о которой ничего не знал сейчас. Он преодолевал себя, стараясь выглядеть уверенно и чувствуя, что прежняя робость откуда-то изнутри тормозит его. Он посмотрел на Викторию, ища ее взгляда, а она спокойно сидела и, казалось, забыла, что рядом кто-то есть. Ей казалось, что она вышла замуж по любви, но сейчас, видя перед собой Федора, сомнение закралось к ней в душу. “А может быть, нет. От отчаяния или от одиночества?” Мысли мелькали, как стеклышки в калейдоскопе, набегая, как облака, и рассеиваясь, оставляя после себя ощущение очень далекого прошлого, и вдруг настоящее разбивало их реальностью, и они, изменяясь, исчезали.

Федор хотел знать правду.

– Когда я уехал, как тебе удалось избежать трудностей?

Он вспомнил, как ревновал Викторию к Владимиру, вспомнил их последнюю встречу и напряженно ждал, что же ответит ему Виктория.

– После твоего отъезда ситуация оставалась стабильно сложной еще полгода. Меня теребили, вызывали, допрашивали, почти возбудили дело и взяли подписку о невыезде, но через некоторое время те люди, вместе с которыми я проходила по делу, были отпущены – не хватило доказательств вины, а потом и меня оставили в покое.

Виктория, рассказывая так, просто недоумевала, куда ушли все эти прошлые сложности, как быстро забываются детали и нюансы, которые занимали столько внимания, времени, они овладевали сознанием тогда, а сейчас и вспомнить-то их невозможно – до такой степени они кажутся ничтожными. Но если бы знать об этом раньше, тогда и не было бы столько переживаний. “Это все опыт”, – промелькнуло у Виктории.

– Ты знаешь, я всегда считала себя первым номером, и я не могу тебе передать, что происходило со мной после твоего отъезда. Я тогда не понимала себя и старалась забыть все – и вот он. Ты помнишь наши разговоры об аристократах? Мне казалось, что мы с тобой им старались подражать. Не знаю, как получилось, но мы быстро подружились, и главное, чем он меня покорил, это внутреннее спокойствие и то самое достоинство, о котором мы рассуждали с тобой.

Федор ее перебил:

– А сколько ему лет? Хорош собой? – Он начинал ревновать и хотел с ним помериться силами. Виктория это поняла и сказала уклончиво:

– Он наших лет, а внешне так себе.

Она врала, он ей понравился внешне – она увидела породу и аристократизм. Федор уловил, что она под него подлаживается, и ему это было приятно. Он не мог и не хотел сейчас говорить о чувствах, он был счастлив и сейчас примеривался к Виктории – она или он сам причина его теперешнего счастья, – и чем больше он с ней общался, тем все больше убеждался в том, что у него есть надежда, что она его любит, ведь никогда прямые слова об этом не значили ничего, но всегда доказательством любви были маленькие детали, и сейчас Федор ловил эти взгляды, эти случайные слова и ждал, когда их количество будет достаточным, чтобы он точно знал – счастье его увеличивается от любви Виктории к нему. А она продолжала:

– Так прошло какое-то время, я была в отчаянии от… – тут она остановилась, чувствуя, что проговорилась, и замолчала. Федор внимательно на нее смотрел.

– Так от чего ты была в отчаянии? Посмотри на меня, – он имел право на этот тон. Виктория на него посмотрела. Она чувствовала, что, если сейчас скажет не то слово, она полностью будет во власти Федора. И она отступила:

– Были причины… Он был щедр и добр, но я его не чувствовала. Языковый барьер или что-то другое, но мне он казался таким холодным. Ты знаешь, у них, у этих аристократов, а он из такой семьи, такая тренировка, что ты никогда не догадаешься по лицу, что у него на уме. Я ведь привыкла, что вижу всех насквозь, а тут как на стекло наталкиваюсь, а там он весь такой услужливый, образованный. Я ведь раньше считала, что иностранцы очень примитивные: такие по бизнес-линиям к нам приезжали – все деньги, деньги, а тут как будто денег вообще не существует, это особый мир. Но вот я подхожу к главному. Ты не утомился? – спросила Виктория,