Корабль судьбы (Том II) - Робин Хобб

Старший расхохотался. Совершенный промолчал, зная, что так будет лучше всего.

— Пожалуйста, — снова взмолилась Янтарь. Теперь она обращалась сразу ко всем. — Помогите нам остаться в живых.

— А ты заслужила право на жизнь? — требовательно вопросил Старший. Он вещал устами Совершенного и его голосом. Он сейчас управлял носовым изваянием, и его голос гулко разносился по ветру. Его мало заботило, что Янтарь слышала его мысли ладонями, прижатыми к диводреву. Совершенный знал, зачем он так поступает. Он желал показать кораблю, насколько возросла его сила. — Если бы ты заслуживала, — продолжал Старший, — ты понимала бы, что сейчас наше общее спасение в твоей власти. Но если ты слишком глупа и не понимаешь, что к чему, тогда, наверное, лучше нам всем вправду прекратить свое существование!

— Объясни ей, объясни, — умолял Младший. — Настал наш час! Снова настал! И ты дашь нам умереть из-за ограниченности человеческого существа? Да неужели? Скажи ей!!! Пусть она спасет нас, чтобы мы могли…

— Закрой пасть, слабак! Слишком долго ты якшался с людьми, как я посмотрю. Только сильные должны оставаться в живых! Так уж случилось, что мы оказались заключены в это тело, а значит, лучше нам умереть насовсем, если окажется, что люди у нас на борту слишком глупы. Пусть она покажет и докажет нам, что может сделать нашу жизнь достойной и исполненной смысла. И если он сумеет постичь, как нам жить, мы, пожалуй, позволим ей снова дать нам глаза. Тогда мы станем Совершенным. Но не Парагоном из семейства Ладлаков, нет! Мы будем зваться Парагоном — Совершенным из рода Драконов. Мы с тобой сольемся в одно!

— А я?!! — завопил Совершенный. Дождь хлестал его слепое лицо и нагой торс. Он схватил себя за бороду и с силой рванул. — А я как же?!!

— Ты будешь с нами, — ответил Старший. — Или не будешь. Выбор за тобой, и другого тебе никто не предложит. Змей сказал правду. За нами долг перед нашим племенем, и никакой дракон — или драконий корабль — этого у нас не отнимет. И посему мы должны стать едины. А с нами быть или вне нас — тебе решать.

— Так мы умираем? — закричала Янтарь. Голос у нее был совсем слабый и охрипший из-за дыма, которым ей приходилось дышать. — Над нами огонь, а трюм заливает! Каким образом я могу спасти вас? Или хотя бы себя?

— Думай, — приказал Старший. — Докажи, что достойна.

Янтарь все же сумела собраться. Она изо всех сил потянулась к Старшему, словно пытаясь вырвать у него то, что ей следовало узнать. Но тут ее скрутил приступ кашля, отзывавшийся ужасной болью в обожженном, измученном теле. Когда же кашель ее отпустил, Совершенный обнаружил, что больше не чувствует ее. Она — как бы это сказать — стала очень прозрачной. А потом исчезла совсем. Он понял, что она умерла, и ощутил горе, смешанное с облегчением. Тяжесть холодной воды в трюмах тянула его на дно, волны же делались выше. Скоро они начнут перекатываться через палубу. Тогда, наверное, пламя погаснет, но это ничего. Огонь и дым уже сделали свое дело.

Он начал было успокаиваться — и тут-то Янтарь оказалась в нем, прямо внутри. Как стрела, угодившая в цель. Она только ахнула, с головой окунувшись в его драконьи воспоминания. Совершенный ощутил, как она — если можно так выразиться — барахталась, захлестнутая бесконечной чередой наследной памяти множества жизней — дракон, змея, дракон — все дальше и дальше, до самого первого яйца. Она не могла все это вместить. Он почувствовал, что она тонет. Впрочем, она продолжала отважно сражаться, силясь найти то, что утаивал от нее Старший.

— Это не в моей памяти, а в твой собственной, дурочка, — сказал он ей.

Он наблюдал за ее усилиями, словно она была муравьишкой, захлебывающимся в липкой древесной смоле.

Янтарь вырвалась, сделав усилие, едва не вывернувшее кисти из суставов. Совершенный ощутил, как она упала, судорожно вбирая в легкие дым и отчаянно нуждаясь в свежем воздухе, ставшем недосягаемым. Она вновь начала исчезать, видимо утрачивая сознание. Но в конце концов медленно приподняла голову.

— Я поняла, — заявила она. — Я знаю, как всех нас спасти. Но я не согласна покупать свою жизнь ценой Совершенного. Я спасу всех нас, если вы мне кое-что пообещаете. Вы не просто сольетесь друг с дружкой — два дракона. Вы и Совершенного сохраните в себе!

Он ясно чувствовал ее страх. Страх истекал из нее вместе с потом, она выдыхала его вместе с воздухом. Сам же он вдруг потерял дар речи, обнаружив: оказывается, некто был готов скорей умереть, нежели предать его!

— Заметано! — обрадовался Старший, и — ну не чудо ли? — в его голосе прозвучало нечто подозрительно похожее на восхищение. — Да, с таким сердцем не грех породниться кораблю-дракону. А теперь убедимся, что она наделена еще и умом!

Совершенный чувствовал, как Янтарь силилась подняться, но силы ее были уже на исходе. Она снова свалилась, опираясь на его диводрево, и ради нее он попытался замкнуть разошедшиеся швы. Однако не смог. Драконы не позволили ему этого сделать. Тогда он постарался перелить ей сколько-то сил, направляя их сквозь диводрево в хрупкую человеческую плоть. И наконец она приподняла голову, вглядываясь в дымную тьму.

— Клеф! — позвала она. Какое усилие — и насколько слабо прозвучал ее голос. — Клеф!

— Ну-ка — изо всей силы, прах вас побери! — взревел Брэшен. Но сам тут же закашлялся.

Импровизированный таран лег на пол, и люди, помогавшие молодому капитану колотить снизу в крышку люка, попадали кругом. Люк упорно не желал поддаваться, а время уходило. Брэшен усилием воли отогнал подкатившийся страх. Диводрево трудно разгоралось, это он знал. Так что время у них еще было. Еще была возможность остаться в живых. Если только они не прекратят попыток.

— Эй, на помпе! Не расслабляться! Тонуть нисколько не приятнее, чем гореть!

Он отдал команду и услышал, как опять зачавкала помпа. Однако матросы почти уже не верили в спасение, и это чувствовалось. Слишком многие погибли, а кто не погиб — был ранен. И звуки кругом них по всему кораблю раздавались уж больно зловещие. Шумели помпы, постанывали раненые, а сверху доносилось потрескивание огня. Трюмная вода неудержимо поднималась, отчаянно воняя. Совершенный заполнялся водой, все больше кренясь. Да и дым, проникавший сквозь щели, постепенно делался гуще. Отпущенное время кончалось.

— Все, кто может, — к тарану!

Трое матросов, пошатываясь, поднялись на ноги и подхватили тяжелый дрын, которым они пытались высадить люк.

Тут Брэшена потянули за рукав. Пришлось оглянуться — и Брэшен увидел Клефа. Юнга прижимал к животу пострадавшую руку.

— Там Янтарь, кэп…

В неверном свете лицо мальчишки было совсем белым от боли и страха.

Брэшен тряхнул головой и потер изъеденные дымом, слезящиеся глаза.

— Сделай для нее что сумеешь, сынок. Я сейчас не могу подойти.

— Да я просто кое-что передать, кэп. Она говорит, чтобы вы попробовали другой люк. Тот, что в твоей каюте.

Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать услышанное. Потом Брэшен заорал:

— Все за мной! Тащите таран!

Сам он схватил с крючка фонарь и устремился на корму, даже не глядя, последует ли кто-то за ним. Он пробивался вперед, проклиная собственную глупость. Когда Янтарь жила внутри Совершенного, вытащенного на песок, она спала в капитанской каюте, а свои инструменты резчицы и запас дерева держала внизу, в трюме. И ради удобства проделала в полу люк. Брэшен помнил, в какой ужас они с Альтией пришли, когда обнаружили новшество. Янтарь тогда все сразу исправила: подперла крышку снизу и укрепила деревянными клиньями. Но и подпорка, и клинья располагались с нижней стороны, а значит, были достижимы с нижней палубы, где они сейчас находились. Трюмные люки Совершенного были очень прочны, ведь их делали в расчете на удары океанских волн. Этот внутренний люк — совсем другое дело. Его крышка была предназначена выдерживать всего-то человеческий вес.

Надежда Брэшена отчасти увяла, когда он добрался до места и посмотрел вверх. Янтарь все же была отличной плотничихой и все, за что бралась, делала тщательно. Ко всему прочему работу затруднял крен корабля. Брэшен подпихивал под люк какую-то бочку, когда к нему присоединились матросы. Они живо нагромоздили ящики и бочонки, забрались на них и стали ощупывать над собой доски. Клеф шустро передавал инструменты.

Действуя молотком и ломом, Брэшен скоро высадил все клинья. Здесь, под потолком, дым был плотнее всего. В неверном свете фонаря он казался серыми щупальцами, проникавшими в стыки досок. Что, если, вскрыв люк, они окажутся прямо посреди пламени?

Ну и холера с ним.

— Тарань, ребята! — скомандовал он, поспешно убираясь с дороги.

Моряки расстарались, насколько они вообще были в состоянии. И на четвертом по счету ударе Брэшен увидел, что люк чуть-чуть подался. Он дал людям отмашку, и те попадали на пол, заходясь кашлем и задыхаясь. Брэшен же снова влез на кучу груза и ударил молотком по дереву, отделявшему его от возможности жить. Крышка люка поддалась неожиданно легко, и не просто поддалась, а рассыпалась и полетела вниз, наставив ему синяков. Сверху, озаряя чумазые рожи матросов, пролился желтый свет огня.