Невидимая невеста - Жюль Верн

Газеты вспомнили тогда о происшествии на площади рынка Коломан, свидетелями которого были капитан Харалан и я. Какой-то мужчина был грубо опрокинут на землю, и, как он потом утверждал, опрокинут человеком, которого он не видел… Ошибался ли этот крестьянин?.. Не толкнул ли его мимоходом Вильгельм Шториц, или Герман, или кто-то другой?.. Каждый думал, что такое могло бы случиться с ним самим. Подобные встречи поджидали вас повсюду.

Потом вспомнились некоторые необъяснимые факты: афиша, сорванная у ратуши, шум шагов в комнатах и неожиданно упавшая и разбившаяся склянка во время обыска в доме на бульваре Телеки!..

Итак, он был здесь, и Герман, очевидно, тоже. Они не уехали из города, как мы предполагали, после вечера обручения. Это и объясняет наличие в спальне мыльной воды, огонь кухонной печи. Да! Они оба присутствовали при обыске во дворе, в саду, в доме… И если мы нашли свадебный венец на бельведере, так это, очевидно, потому, что Вильгельм Шториц, застигнутый обыском врасплох, не успел его унести!..

Что касается меня, то таким образом объяснялись инциденты, происшедшие на пароходе, когда я плыл по Дунаю из Будапешта в Рагз. Пассажир, которого я считал сошедшим в Вуковаре, оставался на борту судна, но его никто не видел!..

Итак, Вильгельм Шториц умеет мгновенно превращаться в невидимку… Появляться и исчезать по своему желанию… как сказочный персонаж, владеющий волшебной палочкой. Однако речь не идет о магии, о каббалистических[87] словах, о заклинаниях, о фантасмагории, о колдовстве! Хотя он делает свое тело и одежду невидимыми, это, вероятно, не относится к предметам, которые он держит в руках, поскольку мы видели разорванный букет, унесенный венец, разломанную и брошенную к подножию алтаря облатку. Судя по всему, Вильгельм Шториц знает формулу состава, который достаточно проглотить… Но какого состава? Того самого, который находился в разбитой склянке и который почти мгновенно испаряется! Но какова формула этого состава? Вот чего мы не знаем, вот что нужно узнать, но удастся ли это?!

Что касается самого Вильгельма Шторица — можно ли его схватить, когда он невидим? Будучи скрытым от нашего зрения, ускользнет ли он от нашего осязания?! Его материальная оболочка, думаю, не утратила ни одного из трех измерений, общих для всех тел: длины, ширины, глубины… Вильгельм Шториц всегда был здесь собственной персоной. Невидимый — да, неуловимый — нет! Неуловимы призраки, а мы имеем дело не с призраком!

«Если, — думал я, — удастся по воле случая его схватить — за руки, за ноги, за голову, он, оставаясь невидимым, окажется в наших руках… И какой бы удивительной ни была его способность превращаться в невидимку, она не позволит ему пройти сквозь стены тюрьмы!»

Все это были лишь рассуждения, в целом приемлемые, которые, по-видимому, многим приходили в голову. Однако положение оставалось тревожным, а общественная безопасность подорванной. Горожане жили в состоянии страха. Они не чувствовали себя в безопасности ни дома, ни на улице, ни ночью, ни днем. Малейший шум в комнатах, скрип пола, колышущиеся от ветра жалюзи, поскрипывание флюгера на крыше, жужжание под ухом какого-нибудь насекомого, свист ветра через плохо закрытую дверь или окно — все казалось подозрительным. Во время домашней суеты, за семейным столом, во время вечерних бдений, ночью в часы сна (если вообще можно говорить о сне) люди никогда не были уверены в том, что какой-нибудь незваный гость не нарушит своим присутствием неприкосновенность жилища! Ни на минуту нельзя было оставаться уверенным, что Вильгельм Шториц или кто-либо другой не находится в вашем доме, следя за каждым вашим шагом, слушая, чтó вы говорите, проникая, наконец, в самые сокровенные семейные тайны.

Конечно, могло быть и так, что этот немец уехал из Рагза и вернулся в Шпремберг. И кто знает, не захочет ли он сообщить об открытии германскому государству, передать своим соотечественникам эту способность все видеть, все слышать. Тогда не будет ничего секретного в посольствах, в канцеляриях, в высших правительственных учреждениях, и международная безопасность станет невозможной!

Беря все это во внимание, доктор, капитан Харалан, а также губернатор и начальник полиции, сошлись во мнении, что Вильгельм Шториц вряд ли прекратит свои гнусности. Если гражданское бракосочетание Миры и Марка состоялось, то, очевидно, потому, что пруссак не смог ему помешать; может быть, его не было тогда в Рагзе. Но он прервал религиозное бракосочетание; и в том случае, если к Мире вернется рассудок, не попытается ли он вновь взяться за старое? Угасла ли в нем ненависть к семье Родерих?.. Удовлетворена ли его жажда мести? Можно ли было забыть угрозы, прозвучавшие в соборе?.. «Горе супругам… Горе!..»

Нет! Последнее слово в этом деле еще не было сказано! Какими средствами располагал этот человек для осуществления своих планов мщения?

Хотя особняк Родерихов охранялся и днем, и ночью, не удастся ли злоумышленнику туда проникнуть, а оказавшись в особняке, не будет ли он действовать в соответствии со своими намерениями, свободно прятаться в каких-нибудь закоулках, а затем прокрадываться либо в комнату Миры, либо в комнату моего брата с самыми дурными помыслами?!

Можно себе представить, что подобные мысли преследовали всех жителей Рагза, как тех, кто не терял трезвого взгляда на вещи, так и тех, кто находился во власти суеверного воображения!

Но, в конце концов, был ли выход из этой ситуации?.. Я не видел выхода, и отъезд Марка и Миры из Рагза ничего не изменил бы. Разве Вильгельм Шториц не мог беспрепятственно последовать за ними! И разве, кроме того, состояние Миры позволяло им уехать из города?..

Нельзя было сомневаться и в том, что этот субъект находится среди жителей Рагза и будет продолжать безнаказанно третировать и терроризировать их.

В тот же вечер яркий свет появился у верхнего окна дозорной башни в квартале ратуши, и этот свет был виден даже с площади Листа и рынка Коломан. Горящий факел то опускался, то поднимался, метался, словно какой-то поджигатель хотел, чтобы море огня охватило всю ратушу.

Начальник полиции и его полицейские, оставив центральный пост, мгновенно поднялись на верхушку дозорной башни…

Свет исчез, и — как и предвидел господин Штепарк — никого не нашли. Потушенный факел валялся на полу, распространяя запах гари. Искры от смолистого факела еще не потухли на крыше, но угроза пожара была предотвращена.

Итак, никого!.. Поджигатель — например Вильгельм Шториц — или успел убежать, или находился где-нибудь в углу дозорной башни, невидимый и ненеуловимый.

Толпе, собравшейся у ратуши, оставалось лишь взывать к отмщению, кричать: «Смерть ему!.. Смерть ему!», над чем Вильгельм Шториц, должно быть, смеялся.