Шалинский рейд: роман - Герман Садулаев

Российские военные тоже не искали сражений. Они захватывали населенные пункты путем очевидного шантажа. Подойдя к селу на расстояние, которое позволяло им стереть это село с лица земли артиллерийскими обстрелами и системами залпового огня, но оставаясь вне досягаемости для стрелкового оружия предполагаемого противника, генерал вызывал к себе делегацию уполномоченных на переговоры жителей. Перед послами ставился нехитрый выбор: или село сдается без единого выстрела, или оно будет уничтожено вместе со всеми жителями.

Готовность российских военных привести угрозу в исполнение и превратить любой населенный пункт в пылающую братскую могилу после первой войны и варварских обстрелов во второй войне не вызывала ни малейших сомнений. И боевики уходили, а старейшины сдавали село, подставляя его под тотальную «зачистку».

Таким образом, к декабрю российские войска взяли под контроль большую часть равнинной Чечни. Вооруженные формирования Ичкерии отступили в Грозный и в горы. На этих рубежах Масхадов надеялся организовать серьезный отпор агрессору.

Я снова в Шали. Говорят, сегодня у РОВД взорвался смертник. Немного не донес свое тело-бомбу, его просто разорвало на улице. Он ушел в ад один, никого не прихватил с собой в попутчики. Это говорят. Официальных сообщений не было. Официально в Чеченской Республике, если смотреть региональное ТВ «Вайнах», только ловзар, синкъерам и белхи. Сплошные свадьбы, праздники и всенародная стройка. Никаких смертников.

Сам я тоже ничего не видел и не слышал. Хотя был в центре, бродил по магазинам. Одетый в джинсы и рубашку «сафари», все цвета хаки, коротко стриженный и бритый, лицо прикрыто большими солнцезащитными очками. Хотя я не люблю носить очки, в очках у меня болят глаза. Но они скрывают половину лица. Я был похож на русского военспеца. Делал покупки, говорил только по-русски. Шифровка удавалась – селяне видели во мне российского офицера в полуштатском.

И вдруг такой провал: в центральном универмаге, вернее, на том крытом рынке, который теперь на месте шалинского центрального универмага, меня раскрыл Ризван. А я ведь даже и не знал его толком, когда жил в Шали! Так, учился на год младше, дружил с младшим братом моего приятеля и все. Но у него оказалась феноменальная память на лица.

Я уже прошел мимо него, когда он накинулся сзади, громко крича:

– Тамерлан!

Я обернулся, снял очки и улыбнулся. Я его узнал, у меня тоже хорошая память.

– Ризван! Какая встреча.

Я живу по чужому паспорту, под легендой. Это всегда безумие, приезжать в Шали, где меня могут узнать. Меня никто специально не ищет, я не числюсь в розыске, я считаюсь скорее мертвым. И все же риск есть. Риск нелепой случайности, что кто-то заподозрит, начнут выяснять, проведут опознание… а там – десять лет за участие в банд формированиях. Не дай Всевышний Аллах!

Лучше сразу умереть.

Отнекиваться было бессмысленно. Как раз это могло вызвать большие подозрения и пересуды. Я поговорил несколько минут, спросил о житье-бытье и родственниках. Потом вернулся в дом – странно, но я не боюсь, что донесут соседи: те, кто знал меня хорошо, или погибли, или уехали, а те, кто остались, путают меня с двоюродным братом.

Покидал вещи в сумку, собрался обратно в Москву. На всякий случай не через Грозный, а через Ингушетию.

Жаль, что приходится прерывать отпуск. Дома было хорошо. Дома тихо.

Пушки перестали стрелять!

Незадолго до начала вторжения Грузии в Южную Осетию и последовавшего вторжения России на спорную территорию колонна САУ подразделения 58-й армии, базировавшегося в Шали, прошла по федеральной трассе, поднимая летнюю жаркую пыль. Очевидно, это была предварительная передислокация, поближе к зоне напряженности.

Ежедневные учебно-боевые стрельбы по чеченским горам прекратились. Чеченские горы получили временную передышку. Теперь эта же самая артиллерия обстреливает осетино-грузинские высоты.

1600 шалинцев уже записались добровольцами на эту новую войну. Так говорят. Официального сообщения не было. Официальный Грозный вообще выдерживает подчеркнутый нейтралитет. Никаких заявлений. На прямые вопросы пресс-служба отвечает, что Чеченская Республика – часть России и будет действовать в рамках, установленных Федерацией.

Все это уже было: война с Грузией, чеченские добровольцы.

Грозный помнит. Поэтому никаких заявлений, никаких комментариев. Ни одного сюжета по ТВ. Телекомпания «Вайнах» который день повторяет выступление министра по делам религии Ирака, посетившего Чеченскую Республику. Министра переводит с арабского на чеченский бородатый молодой мулла. Переводит цветисто. Я послушал несколько минут и ничего не понял. Странно слушать перевод с одного тарабарского на другой, тоже практически тарабарский.

Я переключил на другой региональный канал и наткнулся на удивительное шоу. Шоу называлось «Зов родной крови». Сначала анкетные данные молодого человека, его фото в мирной жизни и – оп-ля – его же фото с бородой и в лесном камуфляже. Комментарий: такогото такого-то 2006 года ушел из дома и не вернулся. По оперативным данным находится в банде Гакаева, зона действия – Веденский район. И так один за другим. Видимо, взяли источник или имели информатора в банде, заполучили имена и даже фото.

То есть, оказывается, банды в Чечне есть. По крайней мере, в Веденском районе и, по крайней мере, одна, гакаевская. И в недалеком 2006 году после полной и окончательной победы над сепаратизмом и ваххабизмом молодые люди пачками уходили в леса.

В эфире телевидения к бандитствующему сыну обращается мать или отец. С призывом сложить оружие и вернуться домой, подкрепленным 20-минутной проникновенной речью. Я удивляюсь: ведь на верную смерть зовут детей.

Потом мне расскажут, что это специальная акция местных властей: верни своего сына из леса или собирай манатки и двигай из нашего муниципального образования, куда хочешь, вплоть до неизвестного направления.

И это опять неофициальная информация.

Выступающие кажутся очень искренними.

Я вспоминаю, что также искренне похожие люди призывали народ на джихад, он же отечественная война за свободу. Говорят, что чеченцы – прирожденные воины. Но это брехня. А вот что действительно верно, так это то, что чеченцы – прирожденные агитаторы. Простые люди без особого образования и опыта публичных выступлений говорят на камеру 20 минут без перерыва, без пауз, без заминок, без слов-паразитов, без бумажки и подсказок, на чистом и образном чеченском языке. Вчера звали на войну, сегодня зовут с войны. И всегда очень эмоционально и убедительно.

И я сам такой. От этого мой непременный пафос и пропагандистский тон. Но я буду лечиться, правда. Нам всем нужно вылечить голову. Как это сделал Салман Радуев.

В 1999 году в Чечне российские войска с минимальными боями и потерями занимали один населенный пункт за другим. С запада двигалась группировка под командованием генерала Шаманова, с востока группировка под командованием генерала Трошева. Территория независимой Ичкерии съеживалась как проколотая шина. По базам, объектам инфраструктуры (включая больницы и родильные дома), мостам и просто городам и селам на территории, еще не занятой Россией, непрерывно наносились ракетно-бомбовые удары.

С конца октября в Шали начали появляться эмиссары будущей власти. Органы управления формировались в Москве из эмигрантов, сторонников оппозиции Дудаеву, покинувших Чечню после провала первой кампании. Затем «правительство в изгнании» переехало в Моздок под крыло войскового штаба. И из Моздока началась инфильтрация пророссийских ставленников и агентов на территорию еще не оккупированной Ичкерии. Они встречались с ключевыми персонами, вели подготовительную работу. Убеждали открыть ворота, впустить федеральные войска. Собирались какие-то советы старейшин. Никакой особенной конспирации агитаторы не соблюдали. Просто приезжали к своим родственникам и встречались со своими знакомыми, чтобы за чашкой чая в гостиной или на веранде обсудить грядущее. Чечня – страна маленькая, у каждого найдется в Шали и родственник, и друг. А многие московские эмигранты сами были шалинскими, родом из наших мест.

Мне до них не было никакого дела. По-хорошему, это была задача служб безопасности Ичкерии – выявлять подрывные элементы, задерживать подозрительных личностей. Людей со всяческими шевронами хватало, но мышей они не ловили. Аллах знает, чем они все занимались. А мне тем более было все равно и недосуг. Я был не службистом и не полицейским, а просто командиром резервистов – то есть армейским офицером, даже не разведчиком, не говоря уже о контрразведке.

И если совсем начистоту, я сочувствовал «националпредателям». Мне казалось, что с их помощью может начаться хоть какой-то переговорный процесс и остановится кровопролитие.