Бумажная оса - Лорен Акампора

оттуда. Всю ночь и остаток недели она проводит под водой. Перед нашим отъездом тем утром я нарисовала эту картину на бумаге. И теперь я могла представить это себе как фильм с тобой в главной роли.

– У меня есть для тебя история, – начала я, сидя на пассажирском сиденье.

Посмотрев на меня из-под солнцезащитных очков, ты сказала:

– Прости, но я пытаюсь вжиться в роль. Было бы здорово, если бы мы просто помолчали, если ты не против.

После этого я сидела молча, глядя на дорогу через приборную панель. Я не хотела смотреть на тебя, боясь показать свое раздражение или, что еще хуже, показаться требующей внимания. Еще я не хотела смотреть на тебя прямо сейчас, когда ты вживалась в роль. Это бы только расстроило меня.

Где-то на 62-м шоссе мы вышли из машины и направились в сторону пустыни поодиночке. Солнце палило безжалостно, и с каждым сделанным шагом ощущение приближающейся опасности усиливалось. Зной прожигал мою кожу, иссушая мои мышцы и кости, высасывая из меня все, кроме самой темной моей сущности. Мимо, ощупывая воздух языком, пронеслась рыжая ящерица, а затем замерла, медленно сливаясь с окружающими ее валунами и, наконец, превратившись в сплошное моргающее веко. Я была уверена, что видела во сне ту самую ящерицу. Метнувшись передо мной, она точно так же замерла. Казалось, я уже бывала здесь раньше. Пробежав взглядом вперед, я остановила его на темном пятне на земле именно там, где по моим ощущениям оно и должно было быть. Я подняла раскаленный камень с искусно высеченными на нем зарубками. Я уже видела его и знала, что это был метеорит, оставленный здесь для меня. Положив его в карман, я вернулась к машине.

– Боже, я готова к съемкам как никогда, – похвасталась ты, когда мы возвращались по шоссе 10 в сторону Палм-Спрингс. Теперь ты явно находилась не в образе. – Не пойми меня неправильно. Подготовка к съемкам проходит отлично, но слишком интенсивно. Этот фильм совсем не похож на те, в которых я снималась. Тут нужно гораздо больше усилий. Я еще никогда не была так погружена в сценарий, – убрав руки с руля, ты вытянула их в стороны. – Трудно выйти из образа. Такое ощущение, что я все время нахожусь в роли своего персонажа, тем более что практически все мои сеансы в Ризоме были нацелены на это. И это действительно здорово, словно я живу в эпоху, которую мне не довелось пережить, – ты взглянула на меня. – Сейчас кажется, что шестидесятые годы были целую вечность назад, понимаешь, о чем я?

Я кивнула в знак подтверждения.

– И самое главное, это благоприятно повлияло на наши отношения с Рафом, – ты понизила голос. – Серьезно, секс стал просто потрясающий. Ну, нам всегда было неплохо в постели. Честно говоря, это одно из немногих моих пристрастий, – призналась ты, рассмеявшись. – Но сейчас он перешел на совершенно другой уровень. С тех пор как я получила эту роль, все изменилось. Думаю, отчасти потому, что я стала более уверенной в себе. И я чувствую, что сеансы в Ризоме помогли мне найти гармонию со своим телом и женскими циклами. Мы опробовали старый календарный метод, и с ним стало намного лучше. Это так естественно, немного рискованно и невероятно страстно.

Слушая тебя, я ощутила резкую пульсацию под кожей. Я больше не хотела ничего слышать. Чтобы не слышать твоих слов, я стала внимательно изучать черный камень, который я держала в своей руке. Его вес и теплота поражали. Он был твердым и излучал вечность, будто бы пришел сюда не из этого мира, словно пылал терпением веков. Он был способен пережить твою глупость и мою боль. Он был способен пережить абсолютно все.

С началом съемок ты стала проводить все свое время на съемочной площадке.

Мне нравилось смотреть, как ты играешь. Каждый раз, когда ты начинала говорить, это было похоже на откровение: твое тело наполнялось какой-то податливой силой, на твоем лице оживали чужие мысли. Казалось, ты физически уменьшалась в размерах, становясь крошечной Джоан. На самом деле ты была талантлива. Ты обладала какой-то сверхъестественной способностью опустошать себя по своему желанию, становясь сосудом для других. Умение копировать других было встроено в тебя так же, как навыки созидания были встроены в таких людей, как Перрен и я. И хотя твоя роль не была большой, она была ключевой, и ты идеально подходила для нее.

Я бродила за толпами измученных помощников продюсера, и время от времени наши взгляды встречались, словно пересекая галактику. Через несколько дней ты велела мне идти домой, сказав, что, если я буду нужна, ты позвонишь.

– Дома достаточно дел, – пояснила ты голосом Джоан Дидион.

В действительности дел дома было немного. После покупки продуктов и стирки у меня оставалось свободное время. Я осваивала роль домашнего повара, учась готовить блюда кухни Среднего Запада, которые, как я думала, приходились тебе по душе, например тушеное мясо и мясной пирог. Я взяла на себя уход за ландшафтом, напитывая влагой кусты роз и цитрусовые деревья, следуя рекомендациям по поливу растений при засухе. Я нашла растения, о которых ты даже не слышала. Я убрала осиное гнездо из водосточной трубы, любуясь унылой красотой волокнистых серых завитков и темной дырой, которая вела к скрытым павильонам. Из нас двоих именно я была наблюдателем за миром живой природы, всегда замечая рост и разрушение вокруг нас, улавливая еле слышные звуки по ночам. Мы тоже были его частью, как бы нам ни хотелось считать себя лучше – более развитыми и организованными. Нам хотелось верить, что наше сознание дает нам превосходство, но правда заключалась в том, что мы были животными, непонятными даже для самих себя.

Глава восьмая

Пол – тот парень с вечеринки в честь премьеры фильма «Вечерня» — позвонил мне и поинтересовался, была ли я в Топанге. Это название показалось мне вымышленным, как будто речь шла о какой-то несуществующей Вселенной.

– Я не знаю, – мой ответ звучал беспроигрышно.

– Каньон Топанга, чуть дальше вдоль побережья от того места, где ты находишься. Слышала о нем? Я здесь живу.

Пол хотел показать мне Топангу, и мы запланировали для этого следующий день, как раз когда у тебя было четкое расписание и я не была тебе нужна. Мы встретились в кофейне в Малибу. Пол стоял прямо у двери в белой рубашке из синтетической ткани с вертикальными полосами, напоминающими тюремные прутья.