Мой бедный Йорик - Дмитрий Вересов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас все было иначе. У нее страшно разболелась голова, будто узкое стальное жало вошло не в мозг Вилена Сергеевича, а в ее собственный. Красный цвет, в изобилии присутствовавший на выставке, теперь вызывал у нее тошноту. На пути к выходу она старалась не смотреть на попадавшихся навстречу людей. Особенно невыносимы ей были человеческие уши, нарисованные и живые. Уши были композиционными центрами всех картин выставки. Ухо Брежнева, ухо Ворошилова, ухо Хрущева, огромное ухо афганского слона… Живые люди тоже норовили повернуться к ней в профиль и показать ухо. Оттопыренные, остренькие, мясистые, лопухи… «Мы живы, — шептали они Ане, краснея от счастья. — Живы… Старые, молодые, женские особенно… Уши, уши, уши…»
— Боже мой! — вскрикнула Аня и выскочила на набережную канала Грибоедова.
Старики с красными бантами возмущались и негодовали.
— Провокация! — кричала бабуля в берете. — Это провокация! Они хотят любыми средствами сорвать выставку! Не позволим! Позор!..
Аня поискала глазами джип Иеронима. Его нигде не было. «Вольво» Пафнутьева был здесь, но рядом с машиной было пусто, и на освободившееся место уже заворачивала посторонняя «девятка». Иероним уехал без нее, он просто бежал…
И тут Ане все стало ясно, как день, как этот солнечный день, с голубым небом, со сверкающими крестами Спаса на Крови. События последней недели, включая и сегодняшние, разговоры и недомолвки сложились в ее голове в единое целое. Аня почувствовала себя гораздо лучше. Ее новое состояние было отчасти похоже на тот самый репортерский кураж, репортажное включение. Только она была сейчас не корреспондентом, а… женой убийцы.
Жена убийцы ехала в метро, на нее смотрели мужчины, как обычно, ничего не подозревая. Какой-то парень глядел на нее особенно часто. Не встречая ответного Аниного взгляда, он попытался смотреть в сторону, но у него ничего не получалось.
На улице была поздняя летняя благодать. Прохожие жадно ловили последние солнечные деньки, но в глазах их уже читалась осенняя озабоченность. Кто-то из девушек делал ставку на обнаженный живот, но лето прошло, а ставка не сыграла. Школьники, даже самые скучные отличники, в эти дни постигали закон относительности, наблюдая, как быстро пролетали каникулы. Кого-то из прохожих уже заботил старенький демисезонный гардероб, который давно ждал перемен.
Аня смотрела на людей, тащивших своих детишек в сторону зоопарка, чтобы к первому сентября уничтожить у них последние мысли о летней свободе. Но и на Каменноостровском проспекте людей было не меньше. Ане в голову пришла забавная мысль о том, что на свете живет множество людей, и у каждого из них в шкафу… нет, не скелет… у каждого в шкафу лежит шарф. У некоторых даже не один. Как змеи, шарфы свернулись в клубки и ждут своего времени. Вот подули уже холодные ветры, над городом натянули низкое серое небо. Тогда шерстяные змеи сползают с полок, вешаются на людей, стискивают свои вязаные кольца и душат, душат каждый своего человечка.
А еще на свете так много всяких смешных шапок! Они тоже ждут своего часа, чтобы начать, наконец, сезонное уродование людей. Самая затрапезная шапчонка, наверняка, чувствует свое верховное положение, ведь она выше всех, она наползает на глаза, закрывает уши…
Нет, теперь мысль об ушах уже не вызывала у Ани такого ужаса. Она даже спокойно сформулировала: Вилен Сергеевич был убит точным ударом в ухо. Когда в детстве она смотрела по телевизору «Гамлета» со Смоктуновским в главной роли, ее поразила сцена отравления в саду. Спящему налили яд в ухо. Помнится, у Ани даже ухо в эту ночь разболелось, и мама делала ей спиртовой компресс. Потом она какое-то время боялась обычных хозяйственных воронок. Маленькой Ане казалось, что они придуманы как раз для вливания яда в ушное отверстие. Как мама только может держать такую страсть среди посуды?
По привычке Аня завернула в парфюмерный магазин, где ее уже не только узнавали в лицо, но знали и ее вкусы. Милая продавщица с табличкой «Света» на груди приветливо поздоровалась и защебетала:
— У нас интересные новинки. Мне кажется, как раз из ваших любимых запахов. Вы же любите приглушенные, нерезкие? Вот попробуйте это. Очень вам рекомендую…
Аня осторожно вдыхала запах за запахом, совершенно не различая их сейчас. Ей почему-то страшно хотелось говорить об убийствах, преступлениях. Если бы ее в данную минуту допрашивал следователь, она обязательно все ему разболтала, да еще получила бы от этого необъяснимое удовольствие. Выходит, фильм «Берегись автомобиля!» с тем же самым Смоктуновским был не такой уж комедией?
— А у вас есть туалетная вода «Killer's wife»? — спросила Аня, чувствуя приятное волнение.
— Впервые слышу, — пожала плечами удивленная продавщица.
— Что вы! Удивительная вещь! Горьковатый запах миндаля, очень волнующий, с такой, знаете ли, скрытой страстью…
— А кто изготовитель? От какого парфюмерного дома?
— От «Армани», — соврала Аня, не моргнув глазом.
— Очень любопытно было бы посмотреть, — недоверчиво проговорила девица. — А у вас остался флакончик? Любопытно было бы взглянуть.
— У меня, к сожалению, был только пробник. Мне очень нужно подарить эту туалетную воду одной знакомой даме, как говорится, со значением.
— Неужели, ее муж киллер? — засмеялась продавщица Света.
— Вы угадали, — наклоняясь к ней через прилавок, прошептала Аня. — Теперь вы тоже об этом знаете.
— Ой, — продавщица закрыла ладошкой рот и побледнела. — Лучше не надо. Я больше не буду… об этом говорить. Давайте я поговорю с нашим менеджером, — предложила она с надеждой в голосе. — Может, он что-нибудь знает об этой парфюмерии. Вы заходите на следующей неделе…
Выйдя из парфюмерного магазина, Аня почувствовала себя последней дурой. Теперь ей было совершенно непонятно, зачем ей понадобилось болтать такую чепуху и пугать молоденькую продавщицу. Хватит играть в комедию с Юрием Деточкиным. Все гораздо серьезнее. «Но сейчас идет другая драма…» Откуда это? Из стихотворения Пастернака «Гамлет»: «Гул затих я вышел на подмостки…»
Аня вспомнила любимую фразу Иеронима: «Имеет место быть или не имеет место быть? Вот в чем вопрос». Неужели ее нерешительный, сомневающийся муж, способный только на мелкий скандал и нелепую выходку, убил негодяя Пафнутьева? Сколько времени Вилен Сергеевич душил его, не как шерстяной шарф, а как самый настоящий удав, на выдохе жертвы все сильнее и сильнее сжимая стальные кольца.
Она знала, что у Вилена Сергеевича, мачехи Тамары и ее мужа было общее дело. Дело это приносило большие деньги, но было, мягко говоря, не совсем чистым. Самая непонятная в этом деле — роль Иеронима. Он не был свободен ни словом, ни делом. И это при том, что он рисовал свои картины!
Кто на этом свете свободней творца? Кто может лишить художника свободы? Это невозможно, потому что ему ничего не нужно, чтобы созидать. Ему не нужны полезные ископаемые, энергетические установки, производственные площади, средства производства. Ему плевать на планирование, рыночные отношения, конституции. У него все всегда с собой. Огромный мир всегда перед ним, душа всегда при нем. Кисти, холст, карандаш, бумага… Это уже не обязательно. Желательно, конечно, но вполне можно перебиться и без них. А вот без любви, фантазий, напрасных хлопот и пустых переживаний обойтись нельзя.
Почему же Иероним рисовал, писал маслом, акварелью, но оставался при этом рабом Вилена Сергеевича? Ну хорошо, тот придумал, организовал выгодную продажу картин. Но условием продажи все равно должна быть их художественная ценность. Не могли же коллекционеры, специалисты, к тому же умеющие считать деньги, платить неизвестно за что? Или в живописи тоже есть свой двадцать пятый кадр, который, воздействуя на подсознание покупателей, заставляет их выкладывать кругленькую сумму за авангардистскую «мазню и халтуру», как выразился Никита Фасонов? А секретом этого кадра владеет Вилен Сергеевич?
Все это было не только утоплено глубоко в болотную воду, но еще и заросло сверху толстым слоем ряски. Одно понятно, что это подчиненное, рабское положение Иерониму было выгодно и тягостно одновременно. Это было ему так тяжело, что он надел на себя маску мелкого негодяя, неврастеника и юродивого. Принц Гамлет…
Вилен Сергеевич не верил ему или опасался, что неуравновешенный, непредсказуемый партнер может испортить все дело. Для шпионажа за Иеронимом он пытался завербовать его жену, то есть дал ей сразу две роли — Розенкранца и Гильденстерна. Это могло быть последней каплей терпения Аниного мужа.
Ей вспомнился недавний разговор с Иеронимом в машине. Оскорбить убийством нельзя? Пистолетным выстрелом, ударом кинжала в грудь, уколом шпаги, бокалом отравленного вина… А вот таким необычным убийством? Когда сталь входит в мозг, как внезапная гениальная мысль? Когда самая беззащитная и трогательная часть человеческого тела используется, как свободный, незащищенный вход для смерти? Даже способом убийства Вилена Сергеевича был поставлен Ане очередной вопрос. Неужели это Иероним так продолжил с ней тот разговор?