Новый Мир ( № 8 2013) - Новый Мир Новый Мир

o:p   /o:p

...От Мицпе-Рамона надо было уезжать уже прямо до места — впереди пустыня, очень мало населенных пунктов, и если высадят близ одного из них, то дальше уже точно никто не остановится. Он голосовал часа два, пока наконец не сел к какому-то парню примерно своего возраста. В машине звучал русский рок, что без лишних вопросов подсказало язык общения. «Вы зачем в Эйлат?» — спросил Л. Ничюс. «За женой с детьми, они там неделю жили, а я не смог остаться». — «Работа?» — «Да, приехали партнеры из Аргентины, пришлось возиться с ними. А вам туда зачем?» o:p/

Тут у водителя зазвонил телефон. Он остановил музыку и вдел наушник. «Приветик! Да еду я, еду. Что? Мицпе-Рамон проехал. Можешь уже собирать, да. Да, да. На въезде позвоню. Вот, — сказал он уже своему пассажиру, — беспокойная душа какая, я и так раньше на три часа выдвинулся, а она уже звонит. Так а вы что?» — «Ну... Я так...» — «Посмотреть? Вы в Израиле впервые?» Л. Ничюс хотел улыбнуться, но не смог. Зачем-то ответил на иврите: «Я тут уже больше трех лет». — «О, извините», — сказал водитель с улыбкой. «Честно говоря, я и сам не знаю, зачем туда еду», — второй раз за день соврал Л. Ничюс. Все он знал. «Ну, там есть чем заняться. И все-таки — вы бывали там?» — «Был однажды, но как-то бестолково. Собирались там отдохнуть, но автомобилем ехать не хотелось, на автобусе тем более, а на ранние рейсы билеты кончились. Вот и оказались там около шести вечера, а обратный вылет в десять утра, ничего толком и не успели...» — Л. Ничюс и не замечал, что рассказывает во множественном числе, чего всячески избегал. «Это, конечно, не дело...» — «Оригинальный отдых получился, да». o:p/

Водитель хотел нажать на кнопку воспроизведения, но промахнулся и включил радио. Мужской голос немедленно забубнил, рассказывая что-то о напряженной обстановке в Каире. «А ну как рванет там?» — вслух предположил водитель. Л. Ничюс пожал плечами: «Весело будет, если рванет...» o:p/

o:p   /o:p

...Собственно, он и выбрал-то Израиль местом проведения очередного отпуска только потому, что ему до умопомрачения не хотелось туда, где отдыхали все. К тому моменту он уже окончательно, хотя и добровольно, перешел на положение неизгнанного изгнанника. Ранее он на каникулы и в отпуск либо не ездил никуда, либо ограничивался Прибалтикой. А сейчас накопилась усталость, ликвидируемая только чем-то совсем необычным. Он понимал, что от навязчивых мыслей ему не избавиться ни, что логично, в Литве, ни в надоевших из-за частых упоминаний египтах и тунисах. Слишком много он слышал историй про то, как неприятные коллеги «оттягивались» (какое омерзительное пошлое слово!) в Хургаде или Суссе. Все эти незнакомые места в сознании были накрепко привязаны к определенным людям, которых Л. Ничюс терпеть не мог. Вот и выбрал Израиль, в который пока мало кто ездил. o:p/

Визы тогда еще не отменили. Он сходил к посольству, увидел очередь, виртуальный хвост которой исчезал в списках на послезавтра, пришел в ужас и поспешил обратиться в турфирму. Ушлые менеджеры за двадцатикратную относительно консульского сбора цену организовали ему заветную бледно-голубую наклейку. Пришла пора расписывать по дням двухнедельную поездку. o:p/

Познания Л. Ничюса об этой стране в основном ограничивались фрагментарными сведениями о бесконечных военных столкновениях — они частично входили в сферу его рабочих интересов (ему изредка приходилось готовить сводки как раз по таким конфликтам). А тут он принялся изучать вопрос и внезапно понял, что там можно с большой пользой провести время. Глаза разбегались от названий городов, куда хотелось попасть, — и всем известных, и тех, что привлекли внимание просто так, фонетически. Иерусалим, Тель-Авив, Хайфа — это понятно. Кроме того, еще есть загадочные Акко, Ашдод, Ашкелон — все на «А», наверное, там тоже что-то занимательное есть. А ведь помимо прочего, можно заглянуть ночью в какой-нибудь бар на тель-авивском пляже — судя по отзывам, это еще одна достопримечательность. o:p/

...Плещут средиземноморские волны. Играет громкая музыка, но вдалеке. В голове туман и бессвязность. Кто-то рядом. Кто? Ну конечно, женщина, но что за женщина? Ах да, они же только что танцевали. Потом вместе выпили, каждый далеко не первую, но и не последнюю. А что было совсем недавно? Кажется, поцелуи прямо у кромки воды. Может, даже кое-что посерьезнее поцелуев, недаром так трудно стоять — ноги вообще не держат, колени дрожат. Но, может, ничего и не случилось. Однако она что-то шепчет... или говорит в полный голос? «Come with me...» <![if !supportFootnotes]>[5]<![endif]> Что ж нет? Э-э, она что, в таком виде за руль садится?! o:p/

Наш турист попытался отговорить незнакомку, но, во-первых, язык его плохо слушался, а во-вторых, она настолько агрессивно тронулась с места, что Л. Ничюс только и успел, что пристегнуться и открыть окно, чтобы, в случае чего, оборони Создатель, не испачкать чужую машину изнутри. Минут за пятнадцать они доехали до обычного дома в Гиватаиме (тогда, разумеется, он понятия не имел, куда его привезли). Едва зайдя в квартиру, они это сделали, на сей раз точно, и уснули — он провел всю ночь в ее гостиной, а она в итоге перебралась в спальню. o:p/

Наутро Л. Ничюс, только проснувшись, решил, что ему надо срочно валить. Во-первых, он терпеть не мог связей по пьяни, а кроме того, он случайно учуял запах, идущий от собственного плеча, ее запах. Его чуть не стошнило. «Пора удирать», — кстати вспомнилась цитата из любимого фильма. Он встал с дивана и только заторопился одеваться, как вдруг в комнату вошла она. Это была даже не другая женщина — это была новая женщина. Полностью голая, мокрая после душа, без косметики, не надушенная, с некрасивыми, хотя и прямыми ногами, с вовсе не упругой, но большой грудью, с распущенными волосами. Бросалось в глаза, что она лет на десять его старше. Он глазел на нее, не отрываясь, и не потому, что просто видел ее наготу, а потому что красивее этой незнакомки никого никогда не видел. Он сидел и смотрел на нее, а она стояла и смотрела на него. o:p/

Перед вылетом в Тель-Авив он шутки ради выучил десятка три фраз на иврите (к алфавиту не приступая), которыми, не исключено, воспользовался минувшей ночью для знакомства и быстрого сближения с этой женщиной.  Но в складывающейся ситуации хотелось общаться как можно более внятно. o:p/

«Ты же говоришь по-английски?» — наконец спросил он, прервав свое восхищенное молчание. «Не очень хорошо, но могу». — «Я мало что помню. Как тебя зовут?» — «Эсти». — «Прости, как?» — «Эстер. Но лучше называй меня Эсти. А тебя?» Л. Ничюс назвался. «А сколько тебе лет?» — «Сорок один. А тебе, наверное, двадцать пять?» — «Чуть больше... Послушай», — сказал он и замолчал. Она подождала и спросила: «Что?». o:p/

В голове шумело — и от выпитого, и от внезапной перемены настроения. Л. Ничюс собрался и выразил свою мысль как можно понятнее для нее и одновременно честнее для себя: «Эсти... Я не хочу уходить». Она удивленно вскинула брови, но улыбнулась и села рядом с ним. «Ну-ка, повтори, как тебя зовут», — сказала она. o:p/

Конечно, он ушел. Ушел, но двое суток спустя — потому что ей надо было на работу. Оставаться же в доме Эсти без нее самой он не хотел. Он медленно брел по незнакомым улицам, совершенно оглушенный и ничего не понимающий. То, что происходило в эти дни, не имело ничего общего с предыдущим опытом, полученным в Москве. И дело не в том, влюбился ли он в Эсти или нет (влюбился в первую же секунду). Л. Ничюс впервые в жизни увидел себя через десять лет — это поразило больше всего. И находился он в своих видениях рядом с Эстер. Пусть разные языки, пусть разные страны, пусть ей столько лет, а ему на тринадцать меньше — все равно. Он лежал, сидел, стоял рядом с ней и не хотел вообще ничего больше искать и менять. o:p/

Тем же утром Л. Ничюс поехал в Иерусалим. В автобусе его сморило, и он продрых все два часа дороги. В старом городе он так увлекся, что просто забыл о недавних событиях. А когда вновь очутился у Яффских ворот, ноги понесли его неведомо куда. Он шел и вспоминал, а хотел-то подумать о будущем. Он злился на себя — пришла пора принимать какое-то решение, а вместо этого он вновь и вновь переживал счастье двух суток с Эсти. Но вот в кармане чирикнуло сообщение. Вытащил телефон — она. «You come?» <![if !supportFootnotes]>[6]<![endif]> — спрашивала Эсти. Он явственно услышал, как она спрашивает: «You come?». Голос с хрипотцой, низкий и чуть грубоватый. «You come?» — интересовались тени ненавидимого прокуратором города. «You come?» — допытывались иерусалимские автомобильные гудки. Он так изумился, что не сразу осознал: ответить-то забыл. o:p/

В отличие от Эсти, пробывшей замужем пятнадцать лет, Л. Ничюс не мог рассказать что-либо внятное о своей личной жизни. С кем-то, довольно редко, он встречался, кого-то якобы любил, с кем-то даже спал, но все это было не фундаментально и почти без чувств — по крайней мере, так ему виделось теперь. Эсти же рассказывала о своей семье ярко, сочно, красиво. Ей очень нравилось рассказывать и вспоминать. Она познакомилась с Арье, будущим мужем, в Технионе, они дважды расставались по ее инициативе, она переезжала с севера на юг и обратно, а он каждый раз следовал за ней. В результате она уступила его страсти и они поженились. Родилась единственная дочь Идит. И все бы хорошо, но Арье умер года три назад — вот просто взял и на ровном месте умер. Рак, за восемь недель человека не стало. Эсти от горя пролежала на кровати три месяца, кое-как сумела встать, но заботиться могла только о себе — дочерью пришлось заниматься бабушке, матери Эсти. Идит переехала к ней да так там и осталась.  С одной стороны, плохо — Эсти и дочь сильно скучали друг по другу. Но хотя бы Гиватаим от Явне не так далеко, полчаса без пробок. Да и привыкли все уже — Эсти старалась побольше работать (страховая отказалась выплачивать деньги, потому что Арье в свое время не указал в декларации о состоянии здоровья, что курит, а курил он очень много), Идит училась, и менять школу ей не хотелось — только-только появились первые настоящие подружки. И вот, впервые за несколько лет, Эсти решила сходить на пляж, выпить чего-нибудь и потанцевать... o:p/