Сказка старого эльфийского замка (СИ) - Морецкая Анна

И Лиссе вдруг почувствовала, как под эти его слова ей опять становится хорошо и спокойно рядом с ним и, засмеявшись уже легко и радостно, она потянулась к Корру. Мужчина не стал отказываться, обнял ее крепко и чмокнул в макушку.

— Ну что, я опять твой опекун? Обиды все закончились?

— Ага!

— А значит, — с этими словами Корр отстранился и… ухватив ухо воспитанницы, потрепал за него. В общем-то, не сильно, а как шкодливого котенка — чтоб неповадно было, — вот уж и не знаю так сразу, какое тебе наказание выискать, за твое лазание по карнизам! — и уже совсем серьезно, строго даже: — Как подумаю, что ты там стоишь на высоте третьего этажа, так аж сердце заходится! Вот голова-то есть на плечах?! Короче, о настоящем наказании я потом подумаю, когда отпустит немного, а пока с тебя будет достаточно… месяц без походов в Подкаменку!

— Ага, — взвилась Лисса, только представив, что не выйдет так долго в деревню и… взяла и подергала опекуна за одну так и торчащих в разные стороны прядей, — если по-честному, то ты себя тоже должен наказать!

— Это за что же?! — возмутился Корр, вытягивая свои волосы из ее пальчиков.

— Может, ты и время выгадывал, и даже мачеха поунижала тебя немного, но свое удовольствие с ней ты тоже получил! Ты ж мужчина, а для вас «это» завсегда праздник!

— И откуда такие познания?! — дернув бровью, спросил тот.

А Лисса не подумавши и ляпну:

— Верб сказал!

— Вот уж кому я точно уши оборву под корешок, так это твоему болтливому приятелю!

В тот раз они опять поругались, но как-то так — понарошку, подувшись друг на друга лишь до ночи. А сутра встали, как не бывало той ссоры… да и первой тоже. И пошла их жизнь дальше по-старому. Вот только стервь белобрысая стала наезжать регулярно, хорошо, что хоть не часто — раз в год, так же в первые дни осени.

И Лисса, желая отстраниться полностью от того, что происходит в соседней спальне, заимела привычку спать укладываться в такие ночи здесь — в одной из полуразрушенных башен. Ей везло и за все прошедшие годы в эти беспокойные дни, так ни разу и не было дождя. А со временем она отчасти даже полюбила подобное времяпровождение, проведенное под открытым небом, под боком у леса. Корр, узнав в первый раз о ее желании уйти из дома, неволить не стал. Только озаботился чтоб «пол» в башне хорошо расчистили, шкуры поновей приготовили, да Лилейке наказал с госпожой ночевать. Впрочем, ту Лисса уже через пару зим отправила восвояси и с тех пор спала в башне всегда одна. Ну, если не считать Рыжка — собаку, что зим шесть назад им из деревни Верб принес еще маленьким щенком, похожим на яркий лохматый клубок с веселыми глазами. Песик и сегодня был не сильно большим — едва ли вдвое крупнее какого кота, но охранник из него получился отменный, все чуял и никого не боялся.

— Лиссонька, госпожа моя, ты уже проснулась?! — из-за стены донесся звонкий голос Лилейки и оторвал девушку от ее воспоминаний.

Давно уж проснувшийся Рыжок, шныряющий по углам башни, пока девушка мечтала, кинулся к выходу, заливисто лая. Нет, не зло и не скалясь, а весело и задорно. Да и понятно, что в идущей к ним девушке опасности он не видел, а вот приближение корзины с чем-то вкусным — чуял.

— Да, уже давно! Ты ж возле кур так голосила, что только мертвый бы не проснулся от твоего крика! — смеясь, ответила той девушка и стала выбираться из-под овчины.

— Да ладна, прям голосила! — в тон ей ответила служанка, уже входящая в башню. — С добрым утречком, госпожа. Как спалось? Не замерзла ли нынче? Я и не упомню, чтоб об эту пору такие холодные ночи случались — считай, леточко только-только отступило, а тут уж и такая стылая осень нагрянула.

— Не, не замерзла. Да и день, думается, опять погожим будет. Вон, как солнце резво выскочило, и не одного облачка на небе не видно, — отозвалась Лисса, убегая в кусты, что росли густой кипой под стеной.

— Дни-то — да, пока еще теплые стоят… — продолжила разговор служанка, между тем размеренно продолжая выкладывать на большой камень то, что принесла с собой в корзине.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Впрочем, камень был и не камень совсем, а кусок обвалившейся стены. Его тогда сразу не выволокли, а уже утром Лилейка его в первый раз под стол-то и определила. Так и остался он здесь стоять, вроде как за мебель.

К тому моменту, как Лисса вернулась в башню, Лилейя успела застелить камень двумя шкурами, между ними пристроить полотенце и на нем разложить то, что принесла своей госпоже к утренней трапезе. И уже встречала ту с кувшином воды в руках и еще одним полотенцем, перекинутым через плечо.

Лисса с удовольствием умылась, отфыркиваясь как маленькая, потерла заготовленной тряпочкой с толченым мелом зубы, и, улыбаясь, уселась к «столу».

— Давай тоже, как обычно, — махнула она рукой Лилейке, чтоб та присаживалась. Служанка у нее была с пониманием, еще мачеха когда-то в Вэйэ-Силе воспитала — та, вообще, держала прислугу в строгости. То есть, вроде и близки они стали с госпожой за последние годы, чуть не по родственному, и шкуры вон с двух сторон от «стола» всегда стелила для двоих, но сесть без дозволения никогда себе Лилейя не позволяла. Единственное, что она себе разрешала, к великой радости Лиссы, действительно считающей ее почти родной, это когда они были один на один с госпожой, обращаться к ней на «ты». И то потому, что, считай, была при девушке с малозимства.

— Что там, — мотнула головой Лисса в сторону дома, — эта крыса встала? — и протянула Рыжку, сидящему чуть в стороне, но отчаянно виляющему хвостом в нетерпеливом ожидании подачки, кусочек нарезанной холодной оленины.

— Да нет, спит еще графиня, поди умаялась за ночь-то, как всегда… — нерадостно отозвалась служанка, дочищая яйцо от скорлупы и подавая Лиссе, и только потом спохватилась: — Уж прости меня госпожа, что я такое говорю — ты ж у нас девица-наследница, тебе такое знать не положено пока…

— Да знаю я, что там происходит, потому и здесь ночую…

— Да и я знаю, что эти взрослые знание для тебя не секрет, потому, наверное, и вырвалось… Когда уж энто закончится?! — совсем поникла старшая из девушек.

— Когда-нибудь… — в тон ей, тихо и печально, ответила Лисса. Хотя сама расстроилась не столько от того, что обсуждаемая тема была неприятна, а потому, что по уговору с Корром девушка обещала никому, даже своим, ничего не говорить о припрятанных до времени документах. Ведь сейчас, всего парой слов о том, что в этот раз мачеха последний раз наезжала, и что когда ей через месяц восемнадцать зим исполнится, их беды закончатся совсем, она могла разом поднять настроение своей верной Лилейке.

Да и самой от этого было бы славно! А так… даже та радость, что принес с собой расцвет ясного утра, постепенно поникла под тяжестью сначала тяжелых воспоминаний, а потом и разговоров неприятных.

Но грустить им в одиночестве долго не дали.

— Смотри! — воскликнула Лилейка, подняв голову, и тыча пальцем куда-то вверх.

Лисса последовала взглядом за ее рукой. И даже пес задрал нос, а увидев то, на что показывала старшая из девушек, в предвкушении весело тявкнул.

А там… там большая черная птица падала на них с высоты. И, уменьшая круги, похоже, пыталась залететь в башню, в которой укрылись девушки. А когда, спустившись по спирали, ей это удалось, стало понятно, что она нацелилась на их еще совсем не пустой «стол». И точно, стоило птице, оказавшейся здоровенным вороном, сложить крылья, как она запустила свою лапу в кусок хлеба. Лисса немного отодвинулась и… как ни странно, без всякого страха, спокойно ей сказала:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не топчись по еде, иди сюда, ко мне поближе.

А та, как поняла, посмотрела на девушку налитым кровью глазом и скрежетнула, каркнув в ответ — пронзительно и громко. И пес ответил тоже, только у него получилось звонко и задорно. А потом эхо понесло все это по той же спирали, по какой залетала птица, только не вниз, а вверх. Но на последнем витке, растеряв все начальные звуки, преобразило крик птицы в рычание зверя, а заливистый лай и подавно обернуло протяжной тонкой нотой. А там и затихло, увязнув в глубокой синеве.