Взрослые игрушки - Лидия Раевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая нахуй немка?! — Ко мне вернулась речь, а Вовка вышел из ступора, и вытер пену. — Вы ебанулись тут все, что ли?! Да я сама щас этого гуманоида усатого засажу на всю катушку! Какого хуя вы вообще врываетесь на частную территорию? Чо за милиция? Покажите документы! А то знаю я, блять, таких милиционеров!
— Где хозяйка дачи? — Вопрошал милиционер.
— Он её убил! Убил её, животное! — Верещало еблище.
— Идите все нахуй отсюда! — Орала я, размахивая руками, и напрочь забыв, что на мне нет трусов.
— Где тут городской телефон? Я звоню в ноль один, в ноль два, и в ноль три. — Вовка адекватнее всех среагировал на ситуацию.
— Стоять! — Рявкнул милиционер, и достал из кобуры пистолет. — Документы свои, быстро!
— Какие… — Начал Вовка.
— Вова! — Истерично заорала я, и вцепилась ногтями в усатое еблище.
— Мать твою! — Заорало еблище.
— Всем стоять! — Крикнул милиционер, и выстрелил в воздух.
И в этот момент на участок вошла Ирка…
— Хорошо отдохнули, блять… — Я сидела в пятичасовом утреннем автобусе, увозящим меня и Вовку обратно в Москву, и куталась в Вовкину куртку.
— Да брось. — Вовка грыз семечки, и незаметно сплёвывал шелуху на пол. — По-моему, смешно получилось. Ирку жалко только.
— Нихуя смешного не вижу. И Ирку мне не жалко. Предупреждать нужно было.
— Откуда ж Ирка знала, что этот мудвин сам за своей лопатой попрётся, а тут мы в кустах: «Я буду тебя ебать, пока ты не сдохнешь, ты должна быть наказана!». Кстати, соседа тоже жалко. Просто так сложились звёзды, гыгыгы. — Вовка заржал, и тут же поперхнулся семечкой.
Я с чувством ударила его по спине:
— Никогда в жизни больше в Рязань не поеду. Мне кажется, об этом ещё лет десять все говорить будут.
— Да брось. Порнуху любую возьми — там такое сплошь и рядом.
— Вова, я не смотрю порнуху, к тому же, такую грязную. Тьфу.
Полчаса мы ехали молча.
— Знаешь, — я нарушила молчание, — а я всё-таки до сих пор не пойму: зачем Ирке надо было говорить соседу, что к ней на дачу приехала подруга с братом? Муж с женой, заметь, законные муж с женой — это что, позор какой-то?
— Ты сильно на неё обиделась? — Вовка обнял меня за плечи, заправил мне за ухо прядь волос. — Всё равно помиритесь. Подумаешь, горе какое: сосед поцарапанный, Ирка с приступом астмы, и Марья Николаевна с инсультом. Не помер же никто. Помиритесь, зуб даю.
Я отвернулась к окну, ковырнула в носу, и начала писать на стекле слово «Хуй».
Глава двадцать вторая
Как известно, «каждому-каждому в лучшее верится, катится-катится голубой вагон».
В голубом вагоне я прокатилась десять лет назад, имея в попутчиках свою сестру, мужа, и маму. Мы целый месяц в нём катались, и нам всем верилось в лучшее. За это время мы все вполне могли бы четыре раза доехать до Владивостока. Но не доехали.
* * *В нашей уютной трёхкомнатной квартире, где на шестидесяти метрах не совсем дружно проживали я, мой муж, мама, папа, и младшая сестра, зазвонил телефон. Звонил он как-то по-особенному паскудно и с переливами, как всегда бывает, когда кто-то тебе звонит из ебеней, но меня это не насторожило. Я подняла трубку:
— Аллоу! — Завопил мне в ухо какой-то мужик с акцентом, навевающим воспоминания о заборе родственников из Белоруссии. — Хто это? Лидочка? Машенька? Танечка?
— А вам, собственно, кто нужен? — Я ж умная девочка. Я ж понимаю, что это может быть родственник из Белоруссии, и мне очень не улыбается перспектива переезжать из своей собственной комнаты на кухню, и жить там месяц, пока в моей комнате сушат на подоконнике дырявые носки какие-то упыри.
— Мне нужен Слава. — Ответил дядька, а я нахмурилась. Если тебе нужен Слава — так прямо и скажи. Какая тебе в жопу разница, кто взял трубку?
Но то, что незнакомому дядьке нужен мой папа, немного меня утешило. Родственники из Белоруссии — это по маминой линии. Папа у меня сиротка. У папы никого нету, кроме сестры. Значит, на кухню меня не выпихнут. Но осторожность всё равно не помешает.
— А кто его спрашивает?
— Это Володя с Урала. — Удивил меня дядька. Чо мой папа на Урале забыл? А дядька разошёлся: — Это Машенька или Лидочка? Я ж вас лет десять не видел.
— Лидочка это, — говорю, — только я и десять лет назад никаких Володей не видала. А на память я не жалуюсь.
— Ну как же? — Дядька, по-моему, расстроился. — Я ж тебе ещё платье подарил на день рождения. Голубое, в кружевах.
— Серое, и в дырах. И не на день рождения, а на Первое мая. И это было не платье, а халат. И не подарили, а спиздили с бельевой верёвки у соседки. — Я сразу вспомнила дядю Володю с Урала. Какого-то троюродного папиного племянника. Хуй его забудешь.
— А ещё я помню, как вы напоследок скрысили у моего папы фотоаппарат и дублёнку, а у моей мамы — новую лаковую сумку. И они вас не простили.
Это было правдой. После дядиволодиного отбытия восвояси, мои мама с папой ещё месяц подъёбывали друг друга. Папа говорил маме:
— Тань, не пора ли тебе сходить в театр с новой сумкой?
А мама отвечала:
— Только после того как ты напялишь дублёнку и сфотографируешься.
Видимо, дядя Володя сразу понял по моему изменившемуся тону, что сейчас его пошлют нахуй, и больше никогда не возьмут трубку, и зачастил:
— Лидочка, у меня мало времени, так что я быстренько. В общем, я щас живу в Питере, я сказочно богат, я пиздец какой олигарх, и вот я вспомнил про вас. Мою семью.
— Я фыркнула. — И хочу сделать вам подарки. Вот ты что хочешь, а?
— Ничего. — Отвечаю. — У меня всё есть.
— Зачем ты меня обманываешь? — Дядя Володя хихикнул. — Нет у тебя нихуя. У тебя ж папа алкоголик.
— Зато он халаты у старушек не пиздит. — Мне стало обидно за папу. — И если сравнить тебя и моего папу — то мой папа, по крайней мере, в штаны не ссытся, когда пьяный.
А щас он вообще уже пятый год как не пьёт.
— Да ладно? — Не поверил дядя Володя. — И чо, разбогател?
— Не, — говорю, — в Питер он не переехал, олигархом не стал, но в штаны по-прежнему не ссыт. И то хорошо.
— А откуда у тебя «всё есть»? — Не унимался родственник.
— Да заебал ты! — Я уже не выдержала. — Замуж я вышла. — Муж меня златом-серебром осыпает.
— А шуба у тебя есть?
— Даже две.
— Третью хочешь?
— Хочу, — говорю. Вот сука прилипчивая. Как банный лист. — Очень хочу. Привези мне шубу, я буду рада.
И бросила трубку. И папе даже говорить не стала, что нам звонил олигарх из Питера. Папа у меня мужик серьёзный, ему обидно будет, если он узнает, что имеет в родственниках шизофреника.
Тут бы и сказке конец, но хуй. На следующий день, когда я вернулась с работы домой, ко мне с порога кинулась четырнадцатилетняя сестра, вся покрытая нервными красными пятнами, и зашептала возбуждённо:
— Лидка, щас нам звонил дядя Володя с Урала, он мне компьютер пообещал подарить!
— А шубу не обещал? — Спрашиваю серьёзно.
— Не, я шубу не просила. Он сказал, можно все, что хочешь просить! Как думаешь, привезёт?
— Ага. И шубу, и компьютер, и автомобиль с магнитофоном.
Машка насупилась.
— А я ему верю. Он наш родственник.
— В том-то и проблема. — Я расстегнула один сапог. — Ты в какой семье живёшь? Ты хоть раз в жизни видела в нашем доме родственника, которому можно верить? Мамина родня из Могилёва в последний свой приезд спиздила у нас смеситель из ванной, а папина сестра из Электростали потеряла тебя на кладбище, и ты наебнулась в могилу. Забыла?
— Я сама потерялась… — Попробовала заступиться за свою тётю Машка.
— Конечно. — Я сняла второй сапог. — Только она тебя и не искала. А нашёл тебя какой-то некрофил, который пришёл на кладбище, чтоб поебаться со свежим трупом, обнаружил в могиле тебя, пересрал, и вызвал милицию. Может, напомнить чо у нас спёр олигарх дядя Володя?
— Я хочу компьютер… — Заныла Машка. — Дядя Володя не из Белоруссии, и я ему верю!
В конце концов, ну ведь может быть в нашей семье хоть один нормальный олигарх?!
— Нет. — Я лишила сестру надежды. — В нашей семье все уроды. Включая тебя и меня. Прекрати разговаривать по телефону с дядей Володей, а то маме нажалуюсь.
Машка хихикнула:
— Не нажалуешься. Мама тоже уже разговаривала с дядей Володей, и попросила у него стиральную машину.
Я уставилась в потолок.
— Господи, с кем я живу… Больше ничего не попросили?
— Вовка твой колонки большие попросил. — Вдруг неожиданно сказала Машка, а я икнула.
— Какие колонки?! Ладно, вы с мамой… Мама от природы такая, у неё родня в Могилёве, ладно ты — ты маленькая, и у тебя тоже родственники в Могилёве. Но Вовка-то не из нашей породы! Он-то не дебил!
— У него в Виннице родня. — Напомнила Машка. — И Вовин папа, когда у него кот помер, кота в церковь таскал отпевать, на даче его похоронил, и памятник из мрамора поставил. Двухметровый. А потом с кадилом неделю по соседям ходил, и церковные песни пел.