Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

С тех пор как женщины наравне с мужчинами стали заниматься ремёслами, в Румелате стало вдвое больше работников, которые производят в два раза больше благ и товаров. Вот каким образом за пятнадцать лет сатрапия успела разбогатеть и обеспечить себе процветание, в то время как Старый Сарпаль утопает в беззаконии и нищете, а женщина там, если и может принести деньги семье, то только ценой своей свободы, когда её продадут на невольничьем рынке.

Всё-таки правительница Алилата – великая женщина. Немудрено, что здесь её называют царицей. Освободительница, благодетельница, мудрейшая из женщин… Вот только её религиозные воззрения оставляют желать лучшего. Ну и ладно, идеальных людей не бывает. У любого найдётся свой недостаток.

Я уже предвкушала скорую встречу с этой во всех смыслах выдающейся женщиной, продумывала, как уговорю её попозировать для фотопортрета, чтобы показать всему миру, какая она, самая прогрессивная и дальновидная правительница одной из сарпальских сатрапий. А пока нам предстояло побывать на рынке, чтобы перед отъездом из Гулора пополнить свои запасы.

Здесь в мой объектив попало немало торговок, что ловко перебирали товар, взвешивали его и рассчитывали покупателей, в то время как мужчины таскали тяжёлые мешки от склада к прилавкам, а потом мели дорожки между торговыми рядами. Да уж, пожалуй, это первый увиденный мною пример неравенства полов в Румелате. Но, в конце концов, не женщинам же таскать тяжести к своим лавкам.

– … говорят, затворник Запретного острова совсем плох, – переговаривались кумушки и мужички, что пришли на рынок за покупками. – Болезнь какая-то странная пробралась в его дворец. Затворник и сыновья его захворали от какого-то неведомого недуга. Все слуги, все визири их живы-здоровы, а он с сыновьями чуть ли не при смерти. Странно это.

– Да чего странного? Отравили его на пиру каком-нибудь. Затворника и наследников его. Тот же злодей Сурадж мог прислать ему вместе с послами и дарами отравленное вино. Все же знают, Сурадж спит и видит, как бы изжить своего родича и сесть на его трон. Думает, тогда-то он и власть над Румелатом получит. Обойдётся. Царица Алилата трон Румелов ему ни за что не уступит, даже если он на неё войной пойдёт и пленит. Уж скорее Сурадж сам в её плену окажется и отдаст царице трон Сарпа, и никак иначе.

– Да поможет ей в этом Красная Мать и её сумрачные силы.

– Господство премудрой Камали не знает границ. Может, не просто так островной затворник и его сыновья готовятся отдать богам свои души? Может, их трон освободится лишь для того, чтобы на него взошла наша истинная царица Алилата. Уж она-то сумеет насадить премудрость Красной Матери по всему Сарпалю.

Воистину, какие грандиозные планы у подданных в отношении их повелительницы. Видимо, они желают, чтобы освобождение женщин и рост благоденствия народа распространился на весь континент. Да, тогда бы в Чахучане точно не было грязных улиц, в Жатжайских горах не бродили бы разбойники, Сахирдин и Ормиль договорились бы о строительстве водных каналов, а в Старом Сарпале навсегда запретили бы невольничьи рынки. Действительно, какая хорошая жизнь ждала бы миллионы людей. Вот только мужчинам пришлось бы отказаться от своей главенствующей роли в семье, да и вообще позабыть о таком явлении как брак и перебраться жить в общину под началом матери или бабушки. Не думаю, что все бы с радостью приняли новые порядки. Особенно преступники, которым на суде предложат выбрать себе наказание – смерть или отсечение мужской плоти... Ох, что-то я сильно сомневаюсь, что сарпальцы разных сатрапий будут рады, если на Запретном острове поселится царица Алилата, а вместе с ней и жрицы Камали. Мало кому придётся по вкусу её кровавый культ.

После полудня мы покинули город и взяли курс на запад, чтобы через три дня добраться до столицы Румелата. За это время мы успели заночевать ещё в двух небольших городках, и часы, проведённые там, открыли много нового моему взору.

На одной из улочек близ прачечной мы стали свидетелями прелюбопытнейшей сцены: зрелая женщина, осыпая тумаками молодого мужчину, выставила его из дома за дверь, а потом ещё кинула ему вслед ворох одежды и огласила на всю улицу:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ты был любимым гостем в моём доме, пока не возомнил себя его хозяином. Нет здесь ничего твоего, и я не твоя рабыня! Пусть все услышат – я развожусь с тобой, подлый прелюбодей, развожусь с тобой, вор и мошенник! И не надейся получить мой дом и мои деньги в Палате Судей. Вот твоё тряпьё – это всё, что ты заслужил. Большего не получишь!

Чтобы послушать эти крики, из окон и балконов тут же повысовывались головы любопытных соседок. Я же спросила Сеюма:

– Что происходит?

– Жена выгнала из дома мужа и пригрозила, что разведётся с ним.

– А она разведётся с ним?

– Конечно, иначе не стала бы объявлять об этом на всю улицу.

– И она на самом деле ничего не отдаст ему после суда? Даже то, что он сам принёс в её дом?

– Ну что ты, судьи Румелата не забывают о справедливости. Всё поделят между мужем и женой по справедливости. Ему – треть, а ей – всё остальное.

– Странная справедливость, – с грустной усмешкой заметил Стиан.

– Что странного? Он приносил деньги в дом, а она готовила ему, дарила ласку, рожала детей, дела всё, чего он сам делать не хотел или не мог. Так что всё справедливо.

– Потому и неудивительно, что в Румелате почти не осталось обычных семей.

– Что есть обычай для тебя, господин? Быть повелителем для своей жены и детей? Бить их, морить голодом, а самому объедаться, пока они сидят в углу и боятся поднять на тебя заплаканные глаза? Нет, прежние порядки уже никогда не вернутся. Те, кто в былые годы творил зло и несправедливость к слабым, сами опорочили семьи, которые ты называешь обычными.

– Это ваши нынешние законы разрушают их. Треть имущества при разводе – чем не повод поживиться за счёт того, кто при новых порядках стал уязвимым и беззащитным?

– Кто не хочет разводиться,тот может не жениться вовсе, – парировал Сеюм. – Никто не запретит мужчине жить в доме матери среди сестёр и воспитывать своих племянников. Чем плоха такая семья?

– О, так вот к чему все эти ваши новые законы. Хотите перестроить общество, чтобы разорвать хитросплетённые связи между людьми и заставить их жить обособленными группами? Ну да, у разделённых и озлобленных друг на друга людей внутри разверзается душевная пустота. Они бы и рады её заполнить, но не знают, как и с кем. И теперь тысячи одиноких и потерянных людей обитают в этой сатрапии. Зато ими так легко управлять, правда?

В глазах Сеюма блеснули нехорошие огоньки. Кажется, Стиан попал в точку. Неужели и вправду все эти новаторства по наделению женщин равными, а порой и особыми правами, были призваны лишь для того, чтобы пошатнуть устои общества и заставить всех возлюбить четырёхрукую Камали и царицу Алилату? Да нет же, всё совсем не так. Стиан просто не понимает, что такое быть женщиной в дремучем краю и как важно в таком обществе обрести волю и свой собственный голос.

В Румелате многое выглядело странным и на первый взгляд непонятным, но я была уверена, что у всякого явления здесь есть подобающее объяснение.

В этом же городе нам довелось увидеть парочку школ. Во дворе первой резвились и озорничали девочки. Через три квартала стояла школа для мальчиков, вот только во время перемены они не бегали по двору и не шалили, а под зорким присмотром учителя ходили друг за другом по кругу словно заключённые тюрьмы на прогулке. Однако, удивительный контраст: девочек здесь с детства воспитывают вольными птицами, а энергию мальчиков намеренно подавляют, направляя её на бессмысленные и отупляющие разум занятия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Все беды мужского рода от необузданной кипучей крови, – абсолютно серьёзно сказал на это Сеюм. – Долг наставников охладить её и воспитать в мальчиках покорность и смирение. Так будет лучше для всех жителей Румелата и самих мальчиков, когда они вырастут и станут мужчинами.

– А тебе в детстве, стало быть, кровь не охлаждали? – решил поддеть его Стиан.