Руссо и Революция. История цивилизации во Франции, Англии и Германии от 1756 г. до 1756 г. и в остальной Европе от 1715 г. до 1789 г. - Уильям Джеймс Дюрант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Темза и ее доки были переполнены торговыми судами и их грузами. "Вся поверхность Темзы, - писал современник, - покрыта мелкими судами, баржами, лодками и буксирами, снующими туда-сюда, а под тремя мостами - такой лес мачт на целые мили, что можно подумать, будто здесь собраны все корабли Вселенной".87 В этот период были добавлены два новых моста: Блэкфрайарс и Бэттерси. Каналетто, приехавший в Лондон из Венеции (1746, 1751), написал великолепные виды города и реки; гравюры с этих полотен позволили образованным европейцам понять, как Лондон превратился в главный порт христианского мира.
Никогда со времен Древнего Рима (за исключением Константинополя) история не знала такого огромного, богатого и сложного города. В St. James's Palace - король и королева, их сопровождающие, двор и его церемонии; в церквях - толстые прелаты, бормочущие гипнотические формулы, и смиренные служители культа, отдыхающие от реальности и молящие о божественной помощи; в Parliament House - лорды и общинники, играющие в политику с душами в качестве своих пешек; в Мэншн-Хаусе лорд-мэр и его ливрейные помощники принимают постановления о часовнях и борделях и думают, как обуздать следующую эпидемию или толпу; в казармах солдаты играют в азартные игры, гуляют и оскверняют воздух; в магазинах портные изгибают позвоночник, водопроводчики вдыхают свинец, ювелиры, часовщики, сапожники, парикмахеры, виноделы спешат удовлетворить запросы дам и джентльменов; на Груб-стрит или Флит-стрит писаки надувают клиентов, громят министерства, бросают вызов королю; В тюрьмах мужчины и женщины умирают от заразы или переходят к более тяжким преступлениям; в доходных домах и подвалах голодные, несчастные и побежденные с жадностью и вечностью умножают себе подобных.
При всем этом и Джонсон, и его биограф любили Лондон. Босуэлл восхищался "свободой и прихотями... и любопытными характерами, огромной толпой, спешкой и суетой дел и развлечений, огромным количеством общественных мест для развлечений, благородными церквями и великолепными зданиями, ... удовлетворением от осуществления любого плана, который наиболее приятен, не будучи известным или подсмотренным".88-защитная, эротическая анонимность толпы. А Джонсон, наслаждаясь и углубляясь. "полный поток лондонской болтовни", решил этот вопрос одной авторитетной фразой: "Когда человек устает от Лондона, он устает от жизни".89
ГЛАВА XXX. Эпоха Рейнольдса 1756-90
I. МУЗЫКАНТЫ
ЭТА Англия любила великую музыку, но не умела ее создавать.
Музыка ценилась повсеместно. На картине Зоффани "Семьи Коуперов и Горов" мы видим, какую роль играла музыка в культурных домах. Мы слышим о сотнях певцов и исполнителей, которые собрались на концерт в честь памяти Генделя в 1784 году. В газете "Морнинг Кроникл" от 30 декабря 1790 года было объявлено, что в ближайшие месяцы будут проходить "Профессиональные концерты", "Старинные концерты", "Дамские абонементные концерты" для воскресных вечеров, оратории дважды в неделю и шесть симфонических концертов под управлением самого композитора - Йозефа Гайдна;1 Все это соперничало с музыкальным богатством современного Лондона. Как в Венеции создавали хоры из сирот, так и "Благотворительные дети" собора Святого Павла давали ежегодные представления, о которых Гайдн писал: "Ни одна музыка не трогала меня так сильно за всю мою жизнь".2 Концерты и легкие оперы давались в ротонде Ранелаг и в Мэрилебонских садах. Дюжина обществ музыкантов-любителей давала публичные выступления. Пристрастие англичан к музыке было настолько широко известно, что на остров приезжали виртуозы и композиторы - Джеминиани, Моцарт, Гайдн, Иоганн Кристиан Бах; и Бах остался.
После пресыщения Генделя вкус к серьезной опере в Англии угас. Некоторый энтузиазм вернулся, когда Джованни Манцуоли открыл сезон 1764 года партией Эцио; Берни описал его голос как "самое мощное и объемное сопрано, которое звучало на нашей сцене со времен Фаринелли".3 По всей видимости, это был последний триумф итальянской оперы в Англии в том веке. Когда сгорел итальянский оперный театр в Лондоне (1789), Гораций Уолпол радовался и надеялся, что он никогда не будет восстановлен.4
Если сейчас нет выдающихся британских композиторов, то есть два выдающихся историка музыки, чьи работы появились в один и тот же год, 1776-й, - год "Упадка и падения Римской империи" и "Богатства народов", не говоря уже об американской Декларации независимости. Пятитомная "Всеобщая история науки и практики музыки" сэра Джона Хокинса была трудом тщательной учености, и хотя сам он - адвокат и судья - не был музыкантом, его оценки хорошо сохранились в потоке критических мнений. Чарльз Берни был органистом собора Святого Павла и самым востребованным музыкальным учителем в Англии. Его красивое лицо и приятный характер, дополненные его достижениями, снискали ему дружбу Джонсона, Гаррика, Берка, Шеридана, Гиббона и Рейнольдса, который безвозмездно сделал его привлекательный портрет.5 Он путешествовал по Франции, Германии, Австрии и Италии, чтобы получить материалы для своей "Всеобщей истории музыки", и не понаслышке знал о ведущих композиторах, которые были тогда живы. Около 1780 года он сообщил, что "старые музыканты жалуются на экстравагантность молодых, а те - на сухость и неэлегантность старых".6
II. АРХИТЕКТОРЫ
Теперь английские строители предложили живое соревнование между готическим и классическим возрождением. Величие старых соборов, нестареющее великолепие витражей, увитые плющом руины средневековых аббатств в Британии будоражили воображение идеализацией Средневековья и вписывались в развивающуюся романтическую реакцию против классических двустиший, холодных колонн и угнетающих фронтонов. Гораций Уолпол нанял череду второсортных архитекторов, чтобы перестроить свой "Клубничный холм" в Твикенхеме в готическом стиле и орнаменте (1748-73); он отдал годы тщательной работы, чтобы сделать свой дом палладиумом антипалладианского стиля. Год за годом он добавлял комнаты, пока их не стало двадцать две; одна из них, "Галерея", где хранились его художественные коллекции, была длиной пятьдесят шесть футов. Слишком часто он использовал рейки и штукатурку вместо камня; даже первый взгляд обнаруживает хрупкость, простительную во внутренней отделке, но непростительную во внешней структуре. Селвин назвал Клубничный холм "пряничной готикой".7
