Записки Джека-Потрошителя - Дмитрий Черкасов

И я знал, что будет именно так…

В час ночи Кэтрин Эддоуз покидает свою камеру, ее нисколько не смущает случившееся — Кэтрин не раз уже приходилось проводить время за решеткой после попоек. Она спокойно интересуется у констеблей, который на дворе час.

— Слишком поздно, чтобы ты могла разжиться дополнительной выпивкой! — сообщает ей Хатт.

Кэтрин задумывается.

— Черт, дома-то мне теперь достанется… — бормочет она себе под нос.

— И поделом, — Хатт ей не сочувствует. — Незачем было так надираться!

Прежде чем выпустить женщину на свободу, сержант Бифилд проводит краткий допрос — его интересуют ее имя и адрес. Кэтрин Эддоуз уверенно заявляет, что зовут ее Мэри Энн Келли, а живет она на Фэшн-стрит, дом 6. И то и другое, разумеется, ложь, но Бифилд не будет проверять ее показания, и Эддоуз это знает. Она останавливается возле небольшого зеркальца в углу комнаты и поправляет свои темно-рыжие волосы.

Спустя десять секунд Хатт открывает двери участка и выпроваживает Кэтрин на улицу.

— Тебе не следует больше пить, — напутствует он ее. — Прошу, иди домой.

— Хорошо! — отвечает Эддоуз. — Спокойной ночи, старый индюк!

Выйдя на улицу, она останавливается, чтобы поправить свои юбки. Если бы полицейским вздумалось обыскать ее, то в двух объемистых мешках под юбками они обнаружили бы оловянные коробки с сахаром и чаем, две глиняные курительные трубки, шесть кусков мыла, нож и ложку. Там же лежит банка для горчицы, в которой Кэтрин держит две закладные — на фланелевую мужскую рубашку (31 августа выписана на имя Эмили Баррелл) и на пару мужских ботинок (на имя Джейн Келли, 28 сентября). В обоих случаях Кэтрин Эддоуз указала ложные имена и адреса.

Кроме того, у нее есть небольшой шарик гашиша. В конце XIX века наркомания еще не рассматривается в качестве серьезной общественной угрозы, хотя Томас де Куинси написал «Исповедь англичанина, любителя опиума» более чем за шестьдесят лет до того, как на улицах Лондона появился Джек-Потрошитель. Опиум в виде настойки лауданума продается в аптеках, и многие джентльмены, подобно Фрэнсису Томпсону, проводят свободное время в опиумных курильнях; [16] приобрести шарик гашиша также не представляет никакого труда, поэтому Кэтрин Эддоуз в любом случае не грозит никакое наказание.

В час ночи, как раз когда Кэтрин Эддоуз выходит на свободу, Луис Димшутц, управляющий клубом социалистов, живущий вместе с семьей в том же здании, возвращается домой в двухколесной повозке, которую тащит пони. Димшутц торгует бижутерией на рынке Уэстоу-Хилл возле Кристалл-Палас. В руке у него кнут, но он никогда не бьет им животное — послушному пони достаточно легкого тычка, зато на улице, если понадобится защищаться, кнут может послужить настоящим оружием.

Он сворачивает с Коммершл-роуд на Бернер-стрит и подъезжает к зданию клуба, где в этот поздний час все еще слышна музыка. Окна клуба по-прежнему ярко освещены. Ворота двора каретника Датфилда распахнуты настежь, хотя обычно их запирают в девять вечера. Димшутц удивлен, он выходит из повозки и, взяв пони под уздцы, вводит во двор. Здесь темно, хоть глаз выколи, да и дождь продолжается. Почти сразу за воротами животное внезапно останавливается и отказывается двигаться дальше. Димшутц моргает, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, потом, тихо ругаясь про себя, наклоняется и тычет рукояткой кнута в то, что он принял за большой черный мешок. Почти сразу же он понимает, что перед ним женщина, которая лежит на левом боку, лицом к стене и, кажется, мертвецки пьяна. Луис идет в клуб и спустя минуту возвращается со свечой, которую заботливо прикрывает рукой от дождя. Он вновь наклоняется к лежащей на земле женщине и, потянув за плечо, переворачивает ее.

Элизабет Страйд мертва, ее горло перерезано, земля вокруг обильно пропитана кровью.

Констебль Уильям Смит обходит свой маршрут всего за двадцать пять минут, и он никак не ожидает, что на тихой Бернер-стрит за это время случится что-то из ряда вон выходящее. Едва он появляется в конце улицы, его ушей достигает первый крик:

— Убийство! Убийство! Вызовите полицию!!!

На Датфилд-ярд уже толпятся члены клуба социалистов, приведенные Димшутцем. Вскоре сюда прибывают инспектор Эбберлайн в сопровождении нескольких детективов, инспектор Эдмунд Рид, а также уже знакомый читателю доктор Джордж Филлипс. Последний отмечает в рапорте, что тело убитой было обнаружено обращенным ногами к улице, левая рука вытянута, и в ней зажат кулек с конфетами, освежающими дыхание. Правая рука, перепачканная кровью, прижата к животу. Руки уже были холодными, но ноги, лицо и тело еще хранили тепло. Доктор Филлипс полагает, что преступник сначала толкнул свою жертву на землю, и лишь затем нанес удар, не желая испачкаться в крови.

Полиция начинает опрашивать членов социалистического клуба. В момент убийства в его обширной «студии» оставалось еще порядка тридцати человек, которые продолжали распевать и веселиться, когда убийца завел Элизабет Страйд во двор и нанес ей смертельный удар. Естественно, что никто ничего не слышал.

Луис Димшутц вспоминает, что, когда он вошел во двор, ему показалось, что там был кто-то еще, да и пони повел себя странно — как будто испугался. Есть еще одно любопытное свидетельство — женщина, живущая в доме № 36 по Бернер-стрит, напротив здания клуба, уверяет, что заметила мужчину, который выскользнул из ворот Датфилд-ярда, когда поднялся шум, и быстро удалился по направлению к Коммершл-роуд. Она не могла подробно описать этого человека — расстояние было слишком велико, но свидетельница заметила в его руке черный саквояж, с какими обычно ходят доктора.

Да, я был там, в темноте, в двух шагах от этого глупого старика и его пони. Животное почувствовало меня и испугалось. Проклятый ювелир не дал закончить начатое! Когда, поскальзываясь на грязи, он побежал к дому, я вышел на улицу; она была пуста, но я все равно двигался в тени, подальше от фонарей. Сердце бешено колотилось, я снова и снова вспоминал все, что произошло.

Я покончил с ней одним точным ударом: лезвие рассекло горло под подбородком легко — словно раскаленный нож вошел в масло. В этот момент, господа, очень важно быть аккуратным, ибо кровь хлещет из раны сплошным потоком.

Интересно, вы видели когда-нибудь столько крови?!

Мне чудились шепоты в темноте. Может быть, это тени мертвых слетелись ко мне, чтобы испить жертвенной крови, как слетались к героям, спускавшимся в Аид? На Коммершл-роуд я остановился и осмотрел себя — в темноте и запачкаться немудрено, как вы понимаете!

Вообще-то я меняю окровавленную одежду быстрее, чем актер мюзик-холла свои костюмы. Небольшое превращение — и вот я уже иду, свободный от подозрений, мимо людей, спешащих к месту, где я оставил им еще один небольшой подарок.

«Убийство, убийство!» — вопят они. Заметьте, есть нечто пленительное в том, с какой легкостью толпа заражается паникой и страхом.

Я иду неспешно, я почти пританцовываю; никто не обрагцает на меня ни малейшего внимания. Полицейские озабочены только одним — не дать зевакам приблизиться к месту преступления; они идут навстречу мне, смотрят прямо в мое лицо — неужели же никто из них не видит, каким дьявольским огнем горят мои глаза?!

Нет, они, как всегда, слепы и глухи.

Кэтрин Эддоуз бродит по улицам, где в этот поздний час почти не осталось прохожих. Она уже проверила закладные в своих мешках. К счастью, их никто не украл, пока она была пьяна. Говоря по совести, ей следовало бы поблагодарить полисменов, с чьей помощью она смогла безопасно отоспаться в участке, но Эддоуз не испытывает к ним никаких теплых чувств. Сейчас весь мир кажется ей чужим и враждебным. Прошло уже почти полчаса, после того как она оставила участок, а она все еще не знает, куда податься. Она не решается вернуться к Келли — своему дружку, который наверняка устроит ей взбучку. Кэтрин бормочет ругательства, у нее шумит в голове, она все еще немного пьяна.

Все это время она кружит по кварталам на участке между Бишопсгейт и Митр-сквер — площадью на краю лондонского Сити, где днем собирается множество торговцев и покупателей. Однако сейчас и там пусто, как на кладбище. При мысли о кладбище Кэтрин зябко ежится. Она считает, что еще поживет немало, прежде чем отдать душу Богу. Вряд ли ей суждено выбраться с улиц Ист-Энда, но она об этом и не мечтает. Все что ей нужно, это найти сейчас место, где она могла бы переночевать. Было бы неплохо раздобыть несколько пенни на стакан джина. И стоит Кэтрин об этом подумать, как, словно по волшебству, за ее спиной раздаются шаги.

В час тридцать пять трое джентльменов видят женщину, позднее опознанную как Кэтрин Эддоуз, беседующей с мужчиной на углу Черч-пассаж и Дюк-стрит. Эти трое — члены клуба «Империал», что расположен на Дюк-стрит, — торговый агент по продаже сигарет, мясник и торговец мебелью. Агент, которого зовут Джозеф Лоуэнд, оказывается более внимательным, чем его спутники. Он замечает, что на мужчине были надеты пиджак свободного покроя цвета «перец с солью» и серое кепи. Он также замечает красный платок, повязанный вокруг его шеи, и усы среднего размера. Если бы он был внимательнее, то рассмотрел бы и черный саквояж, стоящий у ног этого человека.