Летописи Ванильного некроманта. Том первый (СИ) - Тулинова Лена

— Вы ведь боги, — сказал Тоби ворчливо. Он тоже устал, да ещё вымазался где-то пылью, а в тёмно-русых волосах серебрилась паутина, словно седая прядь. — Вы не простужаетесь оттого, что по ногам дует!

— Но я испачкаю ступни землёй! — недовольно заявил Безбровый.

— Земля — это не грязь, — спокойно заметила Мать Некромантов. — Испачкаться можно гнусными намерениями или иной человеческой мерзостью. Землю же просто смывает вода. Идёмте же! Я начинаю испытывать беспокойство за сына.

Боги, вставшие из саркофагов, выглядели высокими, прекрасными и странными — нездешними. И недовольными. Хотя их можно было понять. Станешь тут недовольным, если тебя обманут, умертвят, положат твоё тело в зачарованный гроб так, что душе с ним не соединиться, да станут твоим именем творить всяческие непотребства!

— Одного забыли поднять, — сказал Винни, показывая на саркофаг, стоящий отдельно от других.

— И не советую, — ответила ему Фарфани. — Без него как-то лучше. Пусть спит вечно.

Они спустились по склону горы и вошли в новый храм через неприметную дверцу, оказавшись в тесном помещении за залом с купелью. Зал отделялся глубокой аркой, из которой можно было наблюдать.

Через главные ворота, в резную двустворчатую дверь как раз входил Омегыч. Бертина из-за плеча матери залюбовалась им: бледное лицо, чёрная одежда, клетчатый плед, перекинутый через плечо, как плащ. И ни тени страха в глазах.

Ещё им было видно, как через полуоткрытую главную дверь заглядывают в зал с купелью Анда, Теро-Теро, Сарвен Упырёк, Бессвет и Теренций. Мать тут же почувствовала гордость за детей. Они не оставили Омегыча. Под потолком на балках пристроились Андины подданные — сороки, галки и вороны.

— Ты имел наглость воспользоваться помощью своей семьи? — спросил карлик-жрец, сидящий на резном троне у алтаря.

— Я? Нет. Просто я один из младших в семье, и меня не отпустили без присмотра. Это мои старшие сестра и братья, они приглядывают за мной, — сказал Омегыч спокойно. — Так принято в хороших семьях.

— Я начинаю сердиться, — заявил Видрельельхен.

Двери захлопнулись и сделались каменным монолитом.

— Это моё изобретение, — буркнула Ют Безмолвная неприязненно.

Бертина покосилась на богиню с лёгкой завистью. Какая высокая, стройная! И необычайно красивые волосы и глаза — как расплавленное золото…

В храме на какое-то мгновение стало темно, а когда вспыхнул необычайно яркий свет, около сотни не успевших улететь птиц упало на пол мёртвыми.

— А это моё, — вздохнула Фарфани. — По молодости что только не придумаешь…

— У меня ноги замёрзли. Пошли, — скомандовал Охнаф и распахнул дверь из усыпальницы в храм. — Эй, ты, Видрельельхен, проклятие вашего рода! Приветствуй своего бога, раб, — крикнул он зычно.

Видрельельхен печально квакнул и упал с трона. Растянулся на животе и с трудом встал на четвереньки. От ужаса он не мог сказать ни слова.

Многочисленные жрецы, стоявшие вдоль стен с посохами или луками наизготовку, кто с чем, попадали ниц. Стоять остались только боги и некроманты.

Мать Некромантов подняла Видрельельхена за шиворот и поставила на ноги. Тот упорно не желал стоять, и тогда Тобиас и Винни взяли его за руки с двух сторон.

— Ты мне не нравишься, — сказала Мать негромко. — Обманщик, плут и негодяй. Как ты хочешь умереть?

Верховный жрец тоненько завыл.

— И не забудь спросить его, кто украл мои золотые туфли, — вставил Охнаф Безбровый.

— Я бы не причинил вреда твоему сыну, величайшая из повелителей смерти, и волоса не упало бы с его головы, — запричитал коварный карлик, обретя дар речи.

Глаза его блуждали, рот перекосился, всё тело содрогалось.

— Он пытается использовать чары, — сказала Фарфани презрительно. — Заболтает тебя и попытается убить.

И подошла к жрецу поближе.

— Глупец! Ты что, не понимаешь? Всё, чем ты владел, было украдено у нас! И мы возвращаем это себе!

— Боги недовольны тобой, — добавил Охнаф Безбровый. — И боги не хотят прощать тебя.

Омегыч встал поближе к Матери, и на кончиках его пальцев плясали крошечные язычки пламени. Он был готов защищать её от кого угодно — богов, жрецов, демонов, от всех вместе взятых.

— Пощадите, — прохныкал карлик.

— Сколько лет вы провели в забытьи? — спросила у богов Мать.

— Пятьсот восемьдесят два года и четыре месяца, — ответили обе головы Фафнарха Двухголового. — Мы считали.

— Будет ли достаточным искуплением погрузить Видрельельхена и всех старших жрецов в небытие на этот срок?

— Да, — сказала Фарфани, — но прошу, сделай это завтра. Дай нам развлечься.

Тут монолитная каменная стена, которая оказалась на месте двустворчатой двери, рухнула, и в храм ворвалось войско жив-курилок, возглавляемое Теро-Теро и Дардом. Анда и Бессвет шли следом. Увидев стаю мёртвых птиц, Анда горестно закричала. Её питомцы погибли по прихоти верховного жреца, и она была готова растерзать его. Винни и Тоби встряхнули коварного карлика посильнее, чтобы он осознал, что ему предстоит отвечать за очень, очень многие вещи.

— Ах да, вот ещё что. Странник передаёт тебе привет, — Мать Некромантов вытащила из кармана помятый список должников. — Все эти люди получили письма, что ты отдашь им всё, что у них забрал. Кроме Кривой Беллы. Не уверена, что её можно вернуть. Хотя не думаю, что это кому-то надо.

При этих словах Омегыч встрепенулся, но ничего не сказал.

— Что ж, мы уходим, — сказала Мать Некромантов. — Завтра, когда Вечно Недовольные боги удовлетворятся наказанием, а люди из списка получат своё, жрецы храма превратятся в статуи на пятьсот восемьдесят два года и четыре месяца. В статуи, которые будут осознавать происходящее вокруг них, видеть и слышать, понимать и помнить.

— А моё сердце? — спросил Омегыч.

— Есть ли какой-нибудь способ извлечь камень без вреда для человека? — спросила Мать у богов.

Но они покачали головами.

— Это ведь и правда уже его сердце, — сказал Охнаф. — Но богам не нужны какие-то там камешки, это всё принадлежит низшим существам. Пусть камень заменяет ему сердце столько, сколько понадобится. Мы не против.

— И не давайте им больше обмануть и умертвить себя, — сказала Мать Некромантов.

— О, не беспокойся. Это произошло по вине Рюйгги, — усмехнулся Охнаф, — а он никогда не воскреснет.

А Эльвжанни-Без-Прозвища хлопнула в ладоши, и птицы, устилавшие пол храма, ожили и поднялись в воздух. Потолок раскрылся навстречу солнцу, словно цветок, и стало видно, что небо над храмом ясное и чистое.

Некроманты не спеша спускались по ступеням усталой походкой победителей, а из храма слышалось отчаянное верещание Видрельельхена. Наверняка это Охнаф Безбровый выяснял судьбу украденной обуви. Вечно Недовольные боги любили, чтобы их ноги оставались в чистоте.

* * *

— Скоро заморозки, — сказала Мать, подходя к костру.

Дети сидели, кутаясь в пледы, и смотрели в огонь. Омегыч развлекал их, делая фигурки из пламени. Вот маленький дракончик вылетел из огненной круговерти, а вот выползла саламандра. Маленькие бабочки из пламени летали вокруг шлема Теро-Теро, озаряя его и без того страшный лик. Когда они подлетали слишком близко, сидящая на плече лича цветочная фея сердито покрикивала:

— Эээээй!

— Будешь чай, мам? — спросил Теренций.

Мать кивнула и обхватила толстую глиняную кружку обеими руками.

— Омегыч, сынок, — сказала она. — Такой компанией вы могли бы и без меня справиться, если бы ты не подчинился жрецу. Вы могли разобрать храм по камешку, а всех живых закопать даже без особых усилий. Почему ты согласился с ним разговаривать, зачем все эти жертвы? Почему ты решил добровольно сдаться, а не размазать жрецов по ступеням их храма?

— И остаться в памяти целого народа как разрушитель храма и осквернитель культа? Как предводитель целого отряда жестоких некромантов? Как человек, убивающий карликов, самый высокий из которых не достигает мне плеча? — спросил Омегыч. — Что-то не самое приятное доброе воспоминание оставил бы я о себе. Разве ты не учишь детей быть добрыми, мама?