Калейдоскоп - Юрий Евгеньевич Смирнов

со мной стала твориться какая-то чертовщина. Каждый раз после посещения «Вятки» я будто надолго заболевал и отлеживался несколько дней, прежде чем вернуться к работе. Я никогда не думал, что Территория как-то влияет на меня, пока не понял, что каждый раз я оставляю здесь часть себя. Будто по кусочку отрываю от себя живую плоть и медленно мертвею, перестаю чувствовать.

Волкогонов исподлобья посмотрел на него, желая что-то спросить, но решил повременить, пока Костров не закончит свой монолог.

– Я никому этого раньше не рассказывал, но попасть на «Вятку» через военные блокпосты не так просто, – вдруг сменил тему Костров. – Все дороги, что ведут сюда, контролируются военными. Конечно, многие знают, что на Территорию нельзя проникнуть никак иначе, кроме как по железной дороге, но это не значит, что никто не пытается. Десятки смельчаков бросаются на штурм «Вятки» каждый месяц. Дорога открыта всегда, достаточно только оплатить билет в один конец.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился проводник.

– Ты даже не представляешь, во что превращает людей жажда наживы. – Костров посмотрел в глаза друга. – Военные берут взятки и пропускают людей на Территорию по обычным дорогам, и эти люди никогда не возвращаются обратно. Никто из вас тоже их не встречает. Никто вообще не знает, куда они деваются.

– Но почему они не пользуются твоими услугами?

– Потому что военные не хотят, чтобы они вообще возвращались. – Костров произнес это понизив голос, будто боялся, что их услышит посторонний. – Мои перевозки – отдельная песня. Мне приходится платить огромные деньги, чтобы военные пропустили поезд на Территорию. Почти три четверти всех собранных с «туристов» средств уходит на взятки. Впрочем, и я, и они понимают, что назад вернутся не все. И это снова всех устраивает. Сам понимаешь: нет свидетелей – значит, нет и преступления. Ну а те, кому посчастливилось возвратиться, как правило, держат язык за зубами. Да и кому перескажешь весь тот ужас, который они здесь испытывают?

– А ты когда-нибудь встречал тех, кто вернулся с «Вятки»?

– Никогда, – отрицательно замотал головой машинист. – Обычно мы довольно прохладно прощаемся. Иногда я вызываю скорую для бессознательных «потеряшек», но ты знаешь, что их судьба незавидна, а с остальными меня ничего не связывает. Контракт выполнен – говорить больше не о чем.

– А как они вообще находят тебя, чтобы отправиться на Территорию?

– Вот тут все довольно странно, – хохотнул Костров, – сплошная мистика. Ты не поверишь, но в день отправления на станции, откуда отходит поезд, неожиданно начинают появляться люди. Пока я готовлю электровоз к поездке на «Вятку», а Толик прибирается в вагоне, к нам начинают подходить незнакомцы и с заговорщическим видом выспрашивать, когда планируется отправление. Мы, понятное дело, молчим как партизаны, а народ все прибывает и прибывает. Когда все приготовления завершены, я даю гудок, и Толик пропускает людей в вагон. Понятное дело, садятся далеко не все: многие так и не набираются храбрости и остаются на Большой земле. Проводник вагона закрывает двери и проводит с пассажирами небольшую беседу, где озвучивает таксу за проезд на Территорию, заранее предупреждая, что можно отказаться и выйти, но тогда они друг друга не знают. На этом этапе большинство соглашается. Анатолий собирает деньги и отдает их мне, ну а я, в свою очередь, трогаюсь в путь. Первой и единственной остановкой оказывается блокпост военных, где я передаю им часть денег. Надо отдать им должное, что они не лезут в вагон и не тревожат и без того напуганных людей. Что толку рассматривать пассажиров, зная, что я могу вернуться один? Толик как-то интересовался, откуда они узнаю́т про поезд, про время отправления и нужную сумму, но каждый рассказывает какую-то невероятную историю, при этом ни одна из них никогда не повторяется. Можно сделать вывод, что «Вятка» сама призывает к себе избранных. Понятия не имею, зачем ей это нужно, но сто́ит признать сей факт. Ну а какие это люди, ты и сам видел. Поломанные судьбы, заблудшие души…

– Можешь не продолжать, навидался всяких, – согласился Волкогонов.

– А ведь Толик в последнее время стал при посадке откровенно сообщать потенциальным клиентам, что «Вятка» – место опасное. Что можно не вернуться и умереть в муках. Кого-то это и впрямь останавливает, но почему-то далеко не всех. Вообще сложно понять, почему люди летят на этот огонь, зная, что могут погибнуть…

Костров замолчал, снял с головы шапку, отряхнул ее о колено и снова натянул на голову. На темном небосклоне зажигались первые звезды, стало холодать, поэтому спутники придвинулись ближе к костру, согреваясь у огня.

– Короче, я начал воровать, – брякнул Костров и извиняющимся взглядом посмотрел на товарища, который нахмурился, но промолчал. – Сперва присваивал понемногу, понимая, что вам тоже нужно кормить свои семьи, которые на Большой земле. А потом буквально потерял совесть, обделяя даже своего товарища по работе – Толика. Никогда не думал, что обладаю такой патологической жадностью. Но самое дикое, что я не собирался тратить накопленные средства. Я складывал их «в кубышку» и никогда к ним больше не прикасался, будто эти деньги прокляты. Меня словно переклинило, я брал все больше и больше, пока не стал замечать, что и этого мне мало. Именно тогда я и предложил продавать артефакты «Вятки» и зарабатывать на этом деньги. Как ты знаешь, научные институты платят огромные средства за любой камешек, привезенный с любой Территории, но больше всего ценятся артефакты «Вятки», на которую почти невозможно попасть. Ты даже представить себе не можешь, сколько стоит обычная «батарейка» или «браслет». На эти деньги можно безбедно прожить целый год.

– Ты не боишься, что после этого признания я намеренно оставлю тебя здесь? – Волкогонов не шутил, и это не укрылось от машиниста.

– А ты считаешь, что напугал меня? – Костров грустно усмехнулся и посмотрел вправо, где на фоне темного неба еще можно было разглядеть огромный борщевик, качающий из стороны в сторону своим зонтиком. – Я пробыл на «Вятке» всего пару дней, но уже составил себе представление об этом месте и отлично понимаю, что мне не вернуться на Большую землю. И дело не в тебе, а во мне.

– Тебе придется рассказать остальным про воровство, – поставил условие проводник, – или я сделаю это сам.

– Как скажешь, – легко согласился Костров, видимо, убежденный в том, что не судьба ему завершить маршрут. – Знаешь, в чем на самом деле все дело? В отсутствии справедливости. Да-да. В нашем мире нет никакой справедливости, именно по этой причине люди валом валят в такие заповедные места, окрыленные надеждой найти ее именно здесь. Непойманные преступники, потерявшие близких, отчаявшиеся, разочаровавшиеся