Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс

ноги перекидываются через неё. Я слишком долго выполняла движение и висела, пока перекладина трапеции не затормозила в нижней точке.

– Тут есть ритм! – крикнул Хьюго. – Одно быстрое движение, на полной скорости, затем поворачиваешься всем телом и смотришь на меня. Одно движение. – Он вытянул выпрямленный палец. – Un.

Когда я упала, он спустился и встретил меня внизу.

– Возвращайся завтра. А теперь иди отдыхай.

19 апреля 1925 года

Руки болели, но на следующий день я вернулась. Второй день прошёл почти так же, как первый. Только вчера, на третий день, я достаточно освоилась, раскачиваясь в воздухе, чтобы сконцентрироваться на ногах. С четвёртой попытки я смогла зацепиться. Я помню сильнейший страх перед тем, как отпустить руки, вне зависимости от того, есть внизу сетка или нет, – но помню и восторг. Я это сделала. И если я сделала это один раз, я смогу это повторить. Когда я подлетела к Хьюго, который ждал меня на той стороне с протянутыми руками, я чувствовала себя свободной как никогда. И выражение лица Хьюго – и всех остальных – было необычным для меня, я никогда не видела, чтобы на меня так смотрели. На всех лицах было написано восхищение.

Когда Хьюго одобрительно похлопал меня по руке, толпа расступилась, и ещё до того, как материализовался Отец, я услышала постукивание его трости. Он получил известие о том, что происходит, и был в ярости. Вокруг него всегда возникала шумиха, люди следовали за ним по пятам, искали его благосклонности, как будто он был королём. Он сразу же сосредоточился на Хьюго, грозя ему всевозможными страшными карами, включая Белый Лес. Весь цирк затих, труппа смотрела на меня. Я не знала точно, что случилось с Курио, но чувствовала, что причиной этому была я. И я не хотела, чтобы Отец обрёк Хьюго на ту же участь.

– Я хочу этим заниматься! – заявила я и выступила вперёд перед Хьюго, заслоняя его. – Я тебе не кукла!

– Ты слишком слабая. – Его лицо начало меняться, внешний глянец уступал место настоящему облику.

– Пусть она попробует, Альтаказр, – сказал Хьюго, вытирая руки об одежду. Он храбрился, даже назвал Отца его настоящим именем. Остальные низко опустили головы в надежде, что гнев Отца не перекинется на них после того, как он покончит с Хьюго. – Я готов за неё отвечать. Заодно она не будет мозолить глаза – вам и Эсме.

Эти слова больно ударили: меня следовало убрать с глаз подальше. К моему большому разочарованию, это было именно то, что Отец хотел услышать. Его черты смягчились, и я поняла, что у себя в голове он обдумывает правильный ответ. Несколько мгновений Отец оценивающе рассматривал Хьюго.

– Позволь мне учиться. Пожалуйста, – попросила я. То, что со мной обращались как с проблемой, за которой нужно присматривать, очень меня обижало, но я собиралась доказать, что все они ошибаются.

К моему огромному облегчению, милый Хьюго остался в целости и сохранности, и Отец вернулся к себе в кабинет, прокричав напоследок моему ловитору:

– Если с ней что-то случится, у тебя не останется ни рук, ни ног, чтобы качаться на трапеции. Понял меня?

– Да, господин.

И видно было, что Хьюго по-настоящему испуган.

9 мая 1925 года

За несколько недель я стала сильнее. На моих руках, прежде худеньких, кожа да кости, появились красивые изгибы мышц.

Помимо изменений в теле я чувствовала, что наконец-то обрела своё место в цирке. Хьюго и Мишель, ещё один воздушный гимнаст, взяли меня под крыло, даже звали с собой играть в крокет в садах, когда мы не тренировались. До этого момента я не понимала, каким изгоем была в собственном доме. Умершая мать, отстранённый отец, сестра, которая меня ненавидела, – больше у меня никого не было, и потому Хьюго и Мишель быстро сделались моей семьёй. С учётом особенностей нашего номера я обнаружила, что стала доверять им, а они – мне.

Проведя несколько недель взаперти в своей комнате, Эсме появилась снова и принялась наблюдать, уперев руки в боки, как я упражняюсь. Отдых, похоже, помог ей восстановиться. Её блестящие чёрные волосы снова были подстрижены до подбородка, её кожа снова сияла, а яркие голубые глаза пристально следили за каждой связкой, которую отрабатывали мы с Хьюго. Её заметно поразило, что наша немногочисленная цирковая публика мне аплодировала.

Позже я набралась храбрости, чтобы попробовать постучаться в её дверь. Вытерев потные ладони о юбку, я стукнула в деревянную створку. Эсме слегка приоткрыла дверь, но перегородила проход рукой, рукава её пурпурного кимоно резко развернулись передо мной, будто щит.

– Что тебе нужно?

– Я слышала, ты не хочешь со мной говорить. – Моё лицо лихорадочно горело. Но слова сорвались с губ, и я прижала руку к горлу, ожидая её реакции.

– Ты всё верно слышала. – Она склонила голову набок.

Я так растерялась, что не сразу нашлась с ответом. Я готовилась к тому, что она будет кричать на меня, может быть, даже ударит, но она смотрела на меня с вызовом, не показывая при этом никаких эмоций.

– Я… Мне так жаль. Я никогда бы не подумала, что он отправит тебя в Белый Лес. – Я расплакалась. – Я не знала.

– Ты знала, что он накажет меня. – Она повысила голос, в нём по-прежнему звучало обвинение. – Ты этого хотела.

Я заколебалась. Она угадала. Я предполагала – надеялась, что Отец оставит её дома в субботу. Детское наказание, желание ребёнка. Стыд заставил меня опустить голову.

Эсме рассмеялась – вернее, издала жалящий ядовитый смешок.

– Конечно же, ты этого хотела. Избалованная девчонка.

– Я так устала от твоих вечных замечаний, придирок и колкостей, но… – Я не смогла закончить фразу, задрожала и хлюпнула носом, а в довершение всего вытерла слёзы о платье. – Мне ужасно жаль. Пожалуйста, поверь мне.

Она вздохнула и выглянула в коридор, как будто за разговор со мной ей пришлось бы дорого заплатить. Белый Лес изменил её. На первый взгляд мне показалось, что она вернулась к своему обычному состоянию, но вблизи было видно, что она истончилась, сделалась меньше, костлявее. Та Эсме, что стояла сейчас передо мной, была твёрдой и пустотелой, оболочкой моей сестры. Ненастоящей.

– Что с тобой случилось? – почти проскулила я и зажала себе рот ладонью. Изнутри её комнаты пахло сладкими ароматными цветами, похожими на цветущие липы. Запах был таким сильным, словно нужен был, чтобы скрыть образующуюся внутри гниль.

– Ты. Ты со мной случилась, Сесиль. Из-за твоего детского каприза Отцу пришлось выбирать между нами.

– Доро сказал…

– Доро не следовало говорить о Белом Лесе с тем, кто там не был. Конечно, он усвоил свой урок. Если он не будет осторожен, то его марионетка