Вис и Рамин - Фахриддин Гургани

Унес огонь? Так убери и дым!

Не ты ли, низкий, обманул меня, -

К чему же эта лесть и болтовня?

Не ты ли дал мне клятвенное слово?

Солгал ты раз, но не обманешь снова!

Ступай и Гуль свою ласкай, лелей, -

Она тебе, изменнику, милей.

Ты образован, речь твоя звучна, -

Наполовину так я не умна.

Ты знаешь толк в уловках и соблазнах,

Ты часто обольщал красавиц разных.

Я много видела твоих капканов,

Я много слышала твоих обманов.

Зато теперь ценю я по дешевке

Весь твой базар и все твои уловки!

Всегда Мубаду буду я верна,

Как любящая, добрая жена.

Лишь он один мне в мире верен свято,

Хотя пред ним я тяжко виновата:

Ни разу не вздыхал при мне с тоской,

Ни разу не подумал о другой!

Меня он любит с лаской благодарной,

Не так, как ты, неверный и коварный.

Теперь спокоен шах многострадальный.

Он восседает с чашею хрустальной.

Мне подобает восседать с Мубадом,

А не с тобою, вероломным, рядом!

Теперь в опочивальню я пойду,

Чтоб розу шаханшах нашел в саду:

Не обретя меня в своем покое,

Вновь обо мне подумает дурное.

Подумает, что изменяю вновь,

И взыщет подать за мою любовь.

Я не хочу, чтоб он страдал опять,

Я не хочу супруга огорчать.

Довольно мне печалей безутешных,

Довольно жалких слез и мыслей грешных.

Увы, я много претерпела горя,

Я испытала боль, с судьбою споря,

Но что мое мне дало прегрешенье?

Позор, бесславье, всех надежд крушенье!

Мой властелин был недоволен мной, -

Преступною, распутною женой.

Из-за того, что я тебя любила,

Я молодость напрасно загубила,

А мне лишь память о любви осталась,

Ее тоска и горькая усталость.

Уйди от этой ветви навсегда,

Ни листьев не получишь, ни плода!

Здесь -- дверь отчаянья: уйди скорей,

Зря по железу молотком не бей!

Минула полночь. Гуще стали тучи,

И гуще -- дым, и гуще -- снег сыпучий.

Хоть самого себя ты пожалей,

Чтоб хуже не было, уйди скорей!

Уйди -- и никогда не знай невзгод.

Пусть роза, Гуль, в твоем саду цветет.

Будь вечно с ней, пусть время вас не старит, -

Пусть пятьдесят детей тебе подарит!"

Вис говорила, гневаясь и плача,

Лицо и чувства истинные пряча.

Замолкнув, удалилась от окна,

Ни друга не впустив, ни скакуна.

С кормилицею вместе удалилась, -

То удалилась от Рамина милость.

Врагам на радость горевал Рамин,

На площади остался он один.

Все смолкло, успокоилось кругом,

И лишь Рамин с покоем незнаком.

То на судьбу свою, то на подругу

Он жалобами оглашал округу.

Он обращался к богу своему:

"Любую кару от тебя приму!

Смотри, остался я, тоской палимый,

Без близких, без друзей и без любимой.

Коза в горах найдет приют, наверно,

В степях найдут приют онагр и серна,

И только мне приюта нет нигде,

О смилуйся, творец, твой раб в беде!

Нет, не уйду я, не достигнув цели:

Я не мужчина, что ли, в самом деле!

А смерть придет, надежды не даруя, -

Пусть у дверей возлюбленной умру я!

Пусть знает каждый, что к любимой страсть

Влюбленному велела мертвым пасть.

Будь эта стужа снежная булатом,

Свирепым львом иль тигром полосатым, -

Своих шагов не унесу отселе,

Нет, не уйду я, не достигнув цели!

О сердце, не были тебе страшны

Ни меч, ни лук, ни барсы, ни слоны,

Чего ж боишься ты ветров и бури, -

Не с ними ль ты пришел к царице гурий?

Не дрогну я перед зимой метельной,

Не убоюсь я боли беспредельной:

Пусть Вис придет, -- и мне тогда мороз

Покажется свежей душистых роз!

А если б мог ее поцеловать я,

Возлюбленную заключить в объятья, -

Все страхи от меня бы улетели,

Не думал бы о стуже и метели!"

Так сетовал Рамин в полночный час,

А конь гнедой в снегу меж тем увяз.

Всю ночь дрожал гнедой от лютой стужи,

А всаднику еще под снегом хуже!

Рыдал Рамин, а боль была остра,

На теле -- снег, а в сердце -- камфара.

Всю ночь рыдали над Рамином тучи,

Кружился ветер ледяной и жгучий.

Доспехи, сапоги и плащ на теле

От стужи, как железо, затвердели.

А Вис всю ночь терзал недуг сокрытый,

Ногтями исцарапала ланиты:

"О, как мороз пронзил меня насквозь!

Иль светопреставленье началось?

О туча, ты рыдаешь над любимым, -

Стыдись, ты дышишь состраданьем мнимым!

Румянец ты в шафран одела колкий,

А ногти друга стали как иголки.

Рыдаешь, будто бы Рамина любишь,

Но ты его слезами только губишь!

О, не дожди хотя б один часок, -

И без того мой жребий так жесток!

О снежный вихрь, бушующий в ночи,

Хотя бы на мгновенье замолчи!

Иль ты в родстве с тем дуновеньем вешним,

Что, как Рамин, местам отраден здешним?

Зачем не пожалеешь ты Рамина?

Ты губишь цвет нарцисса и жасмина!

О, море, чьи сокрыты берега,

Ты все же для Рамина -- как слуга!

Хоть жемчуга таит твоя пучина,

Не так ты щедро, как рука Рамина!

Увидев, что прекрасен ратный вождь,

Из зависти ты шлешь и снег и дождь.

Твое оружье -- снег и дождь холодный,

Его оружье -- меч и стяг походный.

Не сдашься -- войско на тебя обрушит

И пылью от копыт тебя иссушит.

Он изменил мне, в край уехав дальний,

И я сейчас одна в опочивальне.

Сейчас моя постель -- парча, атлас,

А он под снегом и дождем сейчас.

Как розовый цветник, он свеж и молод,

Но вреден розам снег и зимний холод."

Так причитая, глянула в оконце, -

Ты скажешь: землю озарило солнце!

Опять гнедого кликнула коня:

"Иди сюда, гнедой, утешь меня!

Не мучайся: ты, как дитя, мне дорог.

Но почему, гнедой, ты не был зорок?

Зачем такого спутника избрал,

Товарищем распутника избрал?

Пришел бы не со спутником дурным, -

Моим ты стал бы гостем дорогим.

Теперь мороз тебя терзает люто,

Но для тебя нет у меня приюта,

Ступай к другой, и у нее ищи ты

И стойла, и питанья, и защиты.

Ступай и ты, Рамин, из Мерва прочь.

Ты боль свою сумеешь превозмочь.

Я так ждала, что твой увижу свет,

Я так ждала, что выполнишь обет!

Когда на пышном ложе спал ты сладко,

Заснуть мне не давала лихорадка.

Лежал, на горностаях развалясь,

А мне как бы достались дождь и грязь.

Ты кончил тем, чем начал ты сначала:

Моя беда твоей бедою стала.

Чувствительный к невзгодам бытия,

Ты все же не чувствительней, чем я.

Один лишь день была тебе нужна я,

Теперь живу, лишь страх и горе зная.

И ты, как я, надежды позабудь:

Я, их забыв, смогла легко вздохнуть!

Сперва измучат боль, тоска, надсада,

Но есть и в безнадежности отрада.

От безнадежности я так терзалась,

Что в море тонущей себе казалась.

А ныне я не мучаюсь в пучине,

От всех надежд избавилась я ныне.

Я счастлива, стезю добра избрав:

Светлей венца благочестивый нрав!

С подругой старой не познал ты счастья,

Ступай, ищи у новой сладострастья!

Хоть славятся старинные динары,

А новый привлекательней, чем старый.

Уйдя, мою любовь ты обезглавил, -

Зачем же к мертвой голову приставил?

Трава взошла бы на моей могиле, -

Ее твои поступки б осквернили!

Не знала я, страдая и греша,

Что от любви состарится душа!

Не жди моей любви: я с ней рассталась,

А снова молодой не станет старость...

На миг вернемся к твоему посланью.

Меня ты грязью обливал и бранью

И унижал, позоря и грубя,

А я себе желала лишь тебя!

Ты был моей душой, моей хвалою,

Но ты меня отверг с насмешкой злою.

У матери -- я с ней сходна судьбой -

Единственная дочь была слепой.

Она, чье зренье умертвила мгла,

Бесхитростно супруга избрала...

Пусть согнута моя любовь, как лук, -

Стрелой каленой слово прянет вдруг, -

Рамина сердце служит ей мишенью, -

Так уходи, найди стезю к спасенью!

Страшись меня: слова моей хулы

Противней желчи и острей стрелы!"

ВИС УДАЛЯЕТСЯ С ГНЕВОМ И ЗАКРЫВАЕТ ВОРОТА ПЕРЕД РАМИНОМ

Так говорила Вис, и так случилось,

Что каменное сердце не смягчилось.

Привратникам и сторожам она

Сказала, отвернувшись от окна:

"Всю ночь да будет бдительна охрана.

Остерегайтесь грозного бурана.

Весь мир сейчас попал в беду, гудя

Гуденьем ветра, снега и дождя.

Как будто всадников мы слышим топот

Иль моря взбаламученного ропот.

Дрожит земля, дрожит небесный кров

От шумных волн и бешеных ветров.

Все корабли ломает время в море,

И Страшный суд как бы наступит вскоре.

Грохочет буря, гибелью дыша,

Уста трепещут, в ужасе душа."

Когда Рамин расслышал в шуме вьюги

Сердцегубительный приказ подруги, -

Мол, бдительными будьте, сторожа,

Хозяйке службой верною служа, -

Из сердца вырвал он мечту о встрече,

А снежный вихрь унес ее далече.

Он замерзал, завеянный пургой,