Вспять: Хроника перевернувшегося времени - Алексей Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Анатолий, с презрением глядя на него, думал, как эффектнее прикончить этого придурка, что сказать при этом. Почему-то в голове вертелась всякая старомодность вроде: «Милостивый государь, учитывая оскорбление, нанесенное мне и моей невесте, я должен смыть его вашей кровью!» И выстрелить. Прямо в сердце. Или нет, в голову. Так страшнее. И надо встать. Сидя не стреляют.
Анатолий встал, вынул пистолет, наставил на Илью. Анастасия подняла голову, посмотрела, усмехнулась и опять занялась коктейлем.
Вместо «милостивый государь, учитывая оскорбление…» выговорилось совсем другое.
— Вот что, козел, — сказал Анатолий. — Меня еще ни один лох безнаказанно не убивал, понял? Поэтому я тебя сейчас завалю и очень надеюсь, что завтра будет не пятница, а воскресенье, и ты окажешься жмуриком!
Он сказал это громко — так громко, что в кафе все услышали и замолчали.
Особенно молчал брат Прони. Проня Старший, парниша лет восемнадцати. Ему слова Анатолия понравились, они повеяли зоной, тюрьмой, где Проня Старший еще не сидел, но мечтал сесть, и, судя по его поведению и поступкам, мечте суждено было сбыться. Проня Старший тоже имел пистолет — настоящий, убойный, хоть и переделанный из травматического. Это натолкнуло его на мысль.
— Постой! — крикнул он Анатолию. — Это не по-пацански, что ты делаешь! Ты со стволом, а мужик пустой. Пусть он тоже будет со стволом — и устроим дуэль.
И Проня Старший показал свой пистолет, предлагая его Илье.
Идея всем страшно понравилась, тут же раздвинули столы, образовав в центре пустое пространство. Юрику из-за голов было не видно, тогда он встал на стул и в результате получил лучшую точку обзора, чем сразу загордился.
— Ни к чему это… Я не хочу… Пусть стреляет… — бормотал Микенов.
Анастасия молчала.
Она видела, что большинство молодых людей мужского пола смотрят на нее с вожделением, а девушки — с завистью. Она понимала, что с ее умом и образованием должна быть выше этого низменного интереса толпы, но, увы, чувствовала, что ей это приятно. Ходят же модели иногда перед кем попало? — подумала она вдруг. Или знаменитые певицы поют на корпоративах перед всяким быдлом.
Наверное, не потому, что деньги нужны, просто они умеют уважать чувства простого народа.
И, смирившись с необходимостью уважать чувства простого народа. Анастасия позволила себе наслаждаться ситуацией.
— Пусть стреляет, не буду я в этой комедии участвовать, — повторял Илья. — Он имеет право, а я…
— Ты тоже имеешь, — вдруг сказала Анастасия. — Ты знаешь, что он меня изнасиловал?
— Кто?
— Он, — кивнула Анастасия на Анатолия, не называя его имени, словно ей было противно произносить его.
— Серьезно? Как? Когда?
Рука Ильи невольно, как и в прошлый раз, сжала горлышко кувшина.
Кувшины эти после несчастного случая, то есть убийства, сначала убрали, но хозяин заведения Коля Славутский, придя в кафе и увидев опустевшие столы, распорядился вернуть.
— А вдруг опять что-нибудь случится? — спросила маленькая и миленькая официантка Ульяночка, намекая на то, что она заботится о заведении и о хозяине, и заодно напоминая о закончившейся не так давно связи, которая вполне могла бы продолжаться.
Коля Славутский намека предпочел не заметить, хотя и понял, ответил деловито, без нюансов.
— То же и с кувшинами: если раз по голове ошарашили, кому-то повторить захочется.
Славутский, хоть и понимал, что слишком дружелюбная речь может ввести Ульяночку в заблуждение, не удержался от похвальбы своим умом и начитанностью:
— Закон театра. Ульяночка: если на сцене висит ружье, оно должно выстрелить. А если оно выстрелило один раз, значит, может и второй! Народ к нам просто повалит!
— Какой ты умный, — с уважением сказала Ульяночка.
И Коля подумал: не вернуть ли, в самом деле, прежние отношения? На время, конечно.
Вот так оно и бывает между мужчинами и женщинами: женщина брызги мужского тщеславия, которые, как из фонтана, летят во все стороны и случайно попадают на нее, принимает за любовь, а мужчина легко ведется на уважение, под которым женщина прячет любовь; в результате они оказываются либо друг другом одурачены, либо живут вместе счастливо до самой смерти.
Проня Старший подошел к Илье:
— Не фиг за посуду хвататься, держи! — и сунул Илье пистолет.
Дуэлянтов вывели в центр зала, поставили друг перед другом на расстоянии примерно восьми шагов. Проня Старший объявил:
— Считаю до трех! Когда скажу «три», стреляйте сразу оба! Раз!
— Постойте!
Это крикнул Слава Посошок, стоящий в дверях кафе. Неизвестно, как он узнал о происходящем, а может, случайно забрел сюда. Не важно. Главное, открыл дверь, увидел, сразу всё понял.
— Хватит! — крикнул Посошок. — Неужели вы не понимаете, что завтра все может кончиться? И вы оба будете мертвые! И другие, если кто еще захочет играть в эти дурацкие игры!
Илья и Анатолий не ответили. Они не отводили друг от друга глаз, словно боясь, что противник воспользуется и выстрелит.
А остальные загалдели:
— Слышали уже, ничего не кончится. Не ме-шай!
— Я заново считаю, — сказал Проня Старший. — Раз!
— И не только в этом дело! — закричал Слава. — Вы поймите, время идет назад, но люди идут вперед! И при этом что-то находят, но что-то могут и потерять! Поэтому, даже если завтра все восстановится, что-то в вашей душе может не восстановиться! Никогда! Илья, ты уже убил человека, неужели ты еще не понял: что бы теперь ни случилось, этого не исправишь, ты убил человека! Ты разрешил себе это, ты позволил!
— И еще раз убью, — сказал Илья, представляя, как Анатолий издевался над Анастасией.
— Уберите его, — приказал Проня Старший, показывая на Славу. — Надоел.
Тут же десяток добровольцев кинулись к Посошку, вытолкали его за дверь.
— Раз! Два! Три! — скомандовал Проня Старший.
Грянули одновременно два выстрела.
Послышался вскрик — но не на месте дуэли, а где-то дальше. Все оглянулись и увидели, как Юрик, схватившись за бок, оседает, а потом падает со стула.
Зоны за спинами стреляющих были освобождены от людей, но Юрик понадеялся, что стоит высоко и в стороне, ему ничего не грозит. На самом деле попасть в человека из пистолета даже с близкого расстояния очень трудно, если не имеешь опыта, это знают все, кто хоть раз пытался выстрелить из подобного оружия. И прицел слишком приблизительный, и отдача сильна для непривычной руки. Вот и дернулась рука Анатолия, и он попал в Юрика. (Как потом выяснилось — сквозное неопасное ранение.)
— Еще раз! — азартно закричал Проня Старший.
— Хватит! — сказала Анастасия, но ее слово было заглушено общим ропотом.
Хотели и ждали продолжения.
— Раз! Два! Три!
Анатолий не выдержал и выстрелил чуть раньше.
Микенов почувствовал страшный удар в грудь, отчего его палец, начавший движение, сильно и резко дернулся, нажав на спусковой крючок. Пуля угодила Анатолию в шею.
Оба упали, истекая кровью.
Приехала скорая помощь. Костя Мачурин, ругаясь и смеясь, запихал погибших в машину, втиснув друг рядом с другом (ему помогали доброхоты), повез в больницу.
А в «Аромате» продолжилось веселье. Вскоре вспыхнула еще одна ссора. Кто-то, подобравший пистолет Анатолия, наставил его на самого Проню Старшего, припомнив какие-то обиды. Проня отмахнулся — словом и выстрелом. Метким оказалось и то и другое, но друг убитого подобрал пистолет, подскочил к Проне и, пользуясь тем, что он отвлекся на глоток пива, вышиб ему мозги, приставив дуло для верности к самому виску.
И в Рупьевске, где до вечера все было тихо, а подростки почесывали зады, не чувствуя боли, но слишком еще помня, как вчера они болели, вдруг забыли эту боль, услышав выстрелы, и помчались в центр, боясь, что новое веселье обойдется без них.
Но из магазинов с утра убрали всё смертоубийственное (охотничий магазин опустел совсем), некоторые двери и витрины закрыли толстыми фанерными и металлическими листами, к тому же полиция, мобилизованная Чикиным, пресекала погромщиков четко — пристреливала самых буйных из табельного оружия.
Стало ясно, что принятые накануне меры не помогли.
21–20 сентября, пятница — четверг
ШТУРМ САРАРТА. БУТАФАНИ ПРИЗВАЛ СВОИХ СТОРОННИКОВ К МИРНЫМ АКЦИЯМ ПРОТЕСТА
ПРОДОЛЖАЮТСЯ МАССОВЫЕ УБИЙСТВА. ГРАБЕЖИ. ВЗРЫВЫ И ПОДЖОГИ. «ВАНДАЛИЗМ ОХВАТИЛ МИР. КАК ЧУМА», — ГОВОРИТ ПАПА РИМСКИЙ
«РУПЬЕВСКАЯ ИНИЦИАТИВА» СХОДИТ НА НЕТ
В Мгерии события развивались все страннее и страннее: успешные действия повстанцев приводили не к победам, а к отходу на прежде занятые позиции. Они не хотели деморализовать идущие за ними массы, поэтому вторично пошли на штурм уже захваченного, но потерянного города Сарарта. Точно так же и Бутафани не мог бездействовать, он знал, что демонстрации бессмысленны — и без них все шло ему на пользу, но Бутафани был человек слова: если уж намечены акции, они должны состояться!
