Зачем звезда герою. Приговорённый к подвигу - Николай Гайдук

Он вспомнил, где находится ключ. Вспомнил даже быстрей, чем хотелось. Дело в том, что в сейфе был коньяк, и если бы ключ не нашёлся – пришлось бы терпеть до обеда.

Несколько минут посомневавшись, Семён Азартович достал бутылку из сейфа – дорогая, пятизвёздочная, давненько уже початая, припудренная пылью былой эпохи; в последний раз он, кажется, пил при советской власти. Да, пожалуй, что так. Напиток этот редко выставлялся, только если кто-то из Области заглядывал сюда, или московские гости прилетали с плановой проверкой.

Раньше Пустовойко был равнодушен к выпивке. И теперь ему было странно и дико, удивительно и как-то нервно весело – налить и шандарахнуть соточку на рабочем месте да к тому же в гордом одиночестве, как это делает всякий себя уважающий алкоголик.

Коньяк расплескался по жилам и жилочкам, по сердцу блаженным огнём полыхнул.

«Давно уж надо было. Кого, чего бояться? Кому ты, Сёма, на фиг нужен? Всё! Наступила анархия – мать порядка. – В голове просветлело и вспомнился Пьер Джозеф Прудон, теоретик анархизма, у которого, между прочим, сказано было не так: – Республика есть позитивная анархия. Взаимная свобода. Свобода не дочь, а мать порядка. Вот как это звучит. А мы не знаем ни черта, верхушек нахватались и подавай нам анархию, мамку беспорядка!»

Он тяпнул ещё и зачем-то понюхал открученную бронзовую голову вождя, похожую на золотое райское яблоко. Засмеявшись под сурдинку, закурил, поглаживая грудь. Ему вдруг захотелось петь, плясать – бесшабашно гусарить напропалую. Только весёлости хватило ненадолго.

Телефонный звонок отрезвил.

Майор милиции, давнишний приятель, можно сказать Акива Акинадзе, наряжённым голосом сухо доложил, что у него на столе – целых три заявления.

Сердце противно дёрнулось, но Пустовойко ещё хорохорился.

– А я причём? – спросил небрежно, отмахиваясь от табачного дыма.

– А ты не догадываешься? – В трубке усмехнулись. – Ты вчерашний день хоть помнишь?

– Погоди. Не телефонный разговор. У тебя, Акива, найдётся пять минут?

Забывая о выпитом коньяке, Семён Азартович заторопился к машине, втайне радуясь тому, что в своё время «пригрел» майора, помог ему выкрутиться из трудной ситуации, когда он, тогда ещё капитан, мог потерять и погоны, и должность.

Проехав метров тридцать, он нажал на тормоз и подумал: «Всю дорогу, чёрт возьми, на уши поставили!»

Здание райкома, примерно полвека назад воздвигнутое в строгом сталинском стиле, парадным крыльцом выходило на площадь, и зимой, и летом не только прибранную, но даже прилизанную – целый штат обслуги содержался. А теперь эта площадь выглядела так, будто Мамай прошёл. Повсюду валялись какие-то драные ящики. Чёрная тумба, похожая на броневик, торчала в углу. Куча мусора тлела – дымок сизым хвостом помахивал. Ровно подстриженные кусты – живая изгородь – в нескольких местах варварски поломана, разжулькана. Тёмно-рыжие курганы земли, вынутой ковшом экскаватора, взгромоздились по краю площади. Здоровенная труба теплотрассы мерцала на солнце, напоминая выдранную земную ось, побитую золотухой ржавчины.

«Весь районный центр на уши поставили, – раздражённо думал Пустовойко. – После кошмарного землетрясения почти все теплотрассы в области нуждаются в капитальном ремонте, а денег не выделяют – ремонтируй, как можешь, или зубами всю зиму щёлкай».

Стараясь не разозлиться и не поехать под запрещающий знак, Семён Азартович покрутился по разбитым объездным путям и, наконец-то, выехал из лабиринта.

Милиционер стоял на крыльце. Курил под каменным козырьком, на котором беззаботно чирикали воробьи. Лицо сорокалетнего майора сытое. Глаза, тенью от козырька прикрытые, напоминали глаза кота, которому не только что мышей ловить не хочется – и на сметану уже наплевать. «Трудовой мозоль» его, перевесившийся через ремень, кобуру закрыл – не сразу найдёшь по тревоге. Акива Акинадзе, судя по всему, неплохо вписался в это смутное время. Может быть, кого-то защищал от бандитов – крышевал. Или наоборот – сам занимался криминальным промыслом, прикрываясь погонами, что было теперь не в диковинку. Тем более, что Акинадзе – хороший драчун, первоклассный, можно сказать, мордобоец – это подтвердить могут многие, с кем он работал в спарринге в спортзале, не говоря уже о тех, кто попадал в милицию во время его дежурства.

– Только давай покороче, – предупредил Акинадзе, забравшись в «Волгу». – Белоцерковский совещание назначил на десять.

– Ну-у! – Пустовойко посмотрел на часы. – Успеем! Они отъехали немного, свернули в переулок и остановились на берегу. Заржавленный катер виднелся внизу. Старый пароход с выбитыми иллюминаторами. Зябкие туманы, особенно густые после дождя, облаками наплывали со стороны реки, разодрано тянулись по лугам, космато застревали в соснах, стоящих неподалёку. Ветер, порывисто налетающий с севера, охапками раздёргивал туманы, раздевал свинцово-синюю реку – внизу появлялась и вновь исчезала здоровенная баржа, капитально севшая на мель.

Майор, похрустывая кулаками, в общих чертах обрисовал печальную картину с заявлениями. Среди пострадавших был не только сынок завхоза – это ещё мелочь. Там пострадали такие сынки, что не дай бог. Дело принимало серьёзный оборот, потому что был уже звонок из Области. Большие, серьёзные люди неожиданно взялись копать под Семёна Азартовича.

– Повод у них появился, – озабоченно сказал майор. – Тебя за жабры могут взять за вагон урюку.

Пустовойко хотел, было, спросить, про какой вагон урюку он буровит, но тут же вспомнил – это присказка такая у Акинадзе.

Больную голову на берегу приятно обдувало свежим ветром, но Семён Азартович всё равно с трудом соображал.

– А Белоцерковский знает об этих заявлениях? – Нет. – Майор закурил. – Он пока не в курсах.

– А ты можешь сделать… – Договаривая фразу, Пустовойко понизил голос до шепота.

– Да ты что? – удивился Акива, сверкая выпученными глазами. – Я даже за вагон урюку не соглашусь.

– А что теперь делать? Как быть?

– Не знаю. – Поправляя фуражку, майор посмотрел куда-то в сторону райцентра и увидел крышу больницы. – Позвони Жизнелюбу. У вас же отношения нормальные?

– Вполне. Он только вчера был у меня. На «скорой» прикатил с бутылкой спирту.

– На «скорой»? О! Идея! Слушай, а пускай он справку тебе выпишет.!

– Какую?

– С печатью! – Зажимая в зубах папиросу, майор кулаком ударил по своей ладошке. – Справку о том, что ты вчера… Ну, грубо говоря, был при смерти.

Пустовойко хмыкнул. Треугольные ноздри его затрепетали. – Думаешь, поможет?

– Алиби. Не подкопаешься.

– Вчера был при смерти, сегодня за рулём? – Семён Азартович нахмурился. – Да нет, не в этом дело. Не согласится Жизнелюб. Я его знаю.

– Что? – Майор фуражку сдвинул на загривок. – Принципиальный?

– Не то слово.

– Ну-ну! – с каким-то зловещим удовольствием проговорил Акива. – Посмотрим, что теперь будет с этими принципалами.

– Что ты хочешь сказать?

– А ты не видишь, что происходит? – Акинадзе швырнул окурок под обрыв и сплюнул. – Вон они, пираты, посмотри. Налетели на вагон урюку. Рвут и мечут. Ай, молодцы.

Под обрывом на мели виднелась баржа, накренившаяся на левый борт, – справа обнажилась полоса ватерлинии, ниже которой виднелось облупившееся красное днище, похожее на куски сварившегося мяса. К левому борту – одна за другой – приставали моторные лодки. Мужики что-то хватали с палубы, торопливо грузили, торопливо отчаливали.

– Кормильцы, – мрачно похвалил Семён Азартович. – На кого им теперь надеяться? Только на себя.

Они ещё негромко и серьёзно обмолвились по поводу проблемы Пустовойко. Майор отвернулся от берега. Посмотрел на часы.

– Ну, всё. Мне пора. Белоцерковский тоже человек принципиальный. Не прощает опозданий. А ты… – Майор кулаками опять похрустел. – Короче, делай так, как я сказал. Другого выхода пока не вижу.

Пустовойко сел за руль и так задумался, глядя куда-то вдаль, – майору пришлось потрепать его по плечу. Ожесточённо врубая скорость и едва не проезжая на красный свет, Пустовойко отвёз майора на то место, откуда забрал.

– Спасибо, что позвонил. – Семён Азартович потискал потную пятерню приятеля. – Будь здоров. Когда ещё увидимся теперь?

– Когда-нибудь. Мир тесен.

По-дружески крепко обняв Пустовойко и пожелав ему счастливой дороги, майор, топоча подкованными каблуками, проворно поднялся в прокуренный свой кабинет. Снял фуражку. Волосы пригладил – непокорные, жесткие.

На стене – напротив стола – висела ориентировка на грабителей банка в соседней области. Молодые совсем ещё, безусые гангстеры смотрели на майора. И один из них как будто заговорщицки подмигивал – светотень играла от ветки за окном.

«Везёт же людям!» – саркастически подумал Акива, фланируя по кабинету. Потом он снова сел на твёрдый стул. Побарабанил пальцами по столу, заваленному бумагами. Подумал о чём-то. Посомневался минуту-другую. Потной рукой решительно взял трубку и позвонил.