Звездопад - Отиа Шалвович Иоселиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Че-че-че-че! — Он тыкал в лицо Бидзине рукой с загнутым большим пальцем. — Че-че-четыре, своими глазами видел. — И испуганно озирался. Из его слов Бидзина все-таки понял, что Карпе видел в лесу четырех человек, вооруженных короткоствольными дисковыми карабинами; у одного из них за спиной висел чемодан; все четверо грелись у костра…
Бидзина не посмел пойти на вооруженных до зубов «леших» с ржавым Капанадзевым самопалом и бросился в район.
К вечеру все мужчины в селе были наготове, ждали милицию; в сумерки лесом подошла милиция, за ней взвод солдат и расположились за селом.
Было время позднего ужина, когда в нашем дворе залаяла собака.
— К нам кто-то… — насторожилась мама.
— Позовет, если к нам.
Собака опять залилась лаем.
Я выглянул за дверь.
— Эй!..
— Поди-ка сюда, Гогита!
Я узнал голос Эзики. Вышел. Он стоял передо мной с ружьем через плечо.
— В чем дело, дядя Эзика? — удивился я.
— Вот куда забрались, сволочи! Оказывается, у нас под боком сидят, в нашем лесу. Только ты дома не проболтайся.
— А что, секрет?
— Секрет. Зачем зря баб пугать? Хотел ружье тайком вынести, да здоровое оно, не спрячешь. Углядела, сукина дочь, обмерла — душа в пятки…
— Кто?
— Да Пати…
— Пати… — повторил я, похолодев.
— Ну, да. Свихнется, трусиха, пока я вернусь. А если выстрел услышит?.. И то сказать: дом на отшибе стоит, возле леса.
— Вам придется стрелять?
— Как знать? Живьем не дадутся, погань этакая.
— Что же делать?
— Пошел бы ты к нам, Гогита. Раза два я их выпроводил; грубо, понимаешь, получилось. Как бы в третий раз не пожаловали. Брать-то у меня нечего, да девка помрет от страха. Хочешь, зайди по пути к Гоче, возьми у него отцовский дробовик. Я тебе пороху отсыплю на один выстрел.
— К вам? — Я невольно отступил на шаг.
— Да, к нам. Я, верно, до утра проплутаю, пропади они пропадом… А ты ступай, только ей ни слова.
Я молчал.
Эзика отвернул полу ватника, засунул руку поглубже в карман, вытащил горсть пороха, перемешанного с дробью, и высыпал мне на ладонь! Потом с трудом повернулся на одной ноге и заковылял к воротам.
Я стоял, держа на протянутой ладони горстку свинца и пороха, пока не услышал голос Зазы:
— Гогита!
Я насыпал заряд в подол рубахи, затянул его узлом и запихал в брюки.
— Не задерживайся долго, не простудись, сынок! — наказывала бабушка, когда я выходил из дому.
— Ты куда так поздно? — сердито спросила мать.
— Дело есть!
— Смотрите какой! И не скажет, что за дело. Язык, что ли, у тебя отсохнет?
— Не могу, мама.
— Ты бы лучше спать лег, а с утра и пойдешь, — посоветовала бабушка.
Небо было безоблачное. Под ногами похрустывал снег. Дорогу тоже подморозило, но ноги слегка вязли в незатвердевшей грязи.
Долго я стоял у калитки Гочи. Наконец нерешительно вошел во двор. Залаяла собака, но я промолчал, чтобы Гогона не услышала меня.
Потом скрипнула дверь.
— Кто?!
— Гоча, выйди-ка сюда!
Собака узнала меня и затихла.
— Сам иди сюда!
В дверях мелькнула Гогона.
— Кто там?
— Кажется, Гогита, — ответил брат.
Она скрылась за дверью.
Гоча вразвалку вышел ко мне на подмороженный снег.
— Ты что не войдешь? Торчишь посреди двора! — недружелюбно проговорил он.
— Дело у меня к тебе. — Я посмотрел на дверь. Гогона, наверное, стояла поблизости и слышала нас.
— Ну что…
— Понимаешь, какое дело… — Я опять покосился на дверь.
— Да что ты не разродишься никак?
— Одолжи мне ружье, — выпалил наконец я.
— Какое еще ружье? С ума ты, что ли, сошел?
— Дедушкино ружье.
— Оно же ржавое.
— Все равно какое, одолжи. Эзика меня прислал.
— Эзике, что ли, нужно ружье?
— Нет… Но Эзика просил…
— Где мне сейчас его искать? Зашел бы утром.
— Утром я назад принесу.
— Хоть не приноси. На черта оно мне!
Гоча пошел к дому.
— Только не говори Гогоне, — предупредил я.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
РАННИЕ ПЕТУХИ
Кошка с горящими глазами перебежала мне дорогу по снегу и скрылась за кукурузным амбаром.
— Пати.
Из окна падал красноватый отсвет очага. С ружьем за плечами я поднялся на веранду. Постоял, потом стал счищать налипшую на ноги грязь.
Было тихо.
— Пати!
Я услыхал, как у очага свалилась чурка.
«Открывать идет», — подумал я. Но дверь оставалась на запоре, и чурку не подняли и не поставили на место.
Я стоял и счищал с ног грязь.
В амбаре истошно мяукала кошка, встрепенулась курица на ветке. Я хотел еще раз позвать Пати, но голос не подчинялся мне. Я чувствовал: Пати знает, что я стою за дверью. Она не спала, когда я подошел к дому; сидела на чурке у огня, и чурка упала, когда она встала.
Где-то опять мяукнула кошка и пробежала по канавке вдоль дома. За ней промчался кот с белыми подпалинами. Кошка обежала вокруг дома и вверх по столбу бросилась на чердак.
— Цыц! — пугнул я кота, бежавшего за ней. Кот замер и уставился на меня горящими глазами, чуть шевеля кончиком хвоста.
Я еще раз цыкнул на него и шагнул вперед, радуясь, что нашел себе занятие. Мне не хотелось в дом. Я предпочел бы остаться здесь, на веранде, и караулить с ружьем в руках до возвращения Эзики. Или вернуться домой сейчас же… Но я не мог так поступить. Я любил и уважал этого сурового старика и не мог прекословить ему.
Кот бросился к крайнему столбу, почти беззвучно взлетел вверх и скрылся под крышей.
Я вернулся к дверям.
— Пати!
— Что тебе, Гогита? — сразу же отозвалась она.
— Ничего! Открой дверь!
Наступило молчание.
Она, наверное, не знает, что меня прислал Эзика; он, должно быть, не сказал ей.
— Пати, меня прислал Эзика!
— Отец?
— Да, он сказал, что…
Скрипнул засов, дверь приоткрылась.
Я снял ружье с плеча и шагнул через порог.
Посреди просторного бревенчатого дома на земляном полу тлели угли. Красноватый свет от очага падал на прижавшуюся к дверям Пати. Мне показалось, что она стала как-то меньше ростом.
— Испугалась? — проговорил я и поставил ружье на глиняный пол.
— Испугалась.
— И чего ты все пугаешься?
— Не знаю.
Я снял дождевик, бросил на тахту и подошел к огню.
— Есть наколотые дрова?
— Есть.
— Эзика оставил? — проговорил я, чувствуя, что надо сказать что-то, надо разговаривать свободно, все равно о чем, лишь бы говорить.
Я перешагнул через свалившуюся чурку и присел на корточки перед огнем. Разворошил угли головешкой, погрел руки.
— Март на носу, а холода все держатся.
Пати отошла от двери.
Я