Псих из Крашти - Мара Вересень

развесил на ней бумажные фонарики, а вместо светсфер посадил внутрь болотные огни. Зеленоватые, тускло-синие, желтые… Дрожат, словно вокруг них мечутся мотыльки. Сначала этот шелест, затем шепот и… флейта. Тихо-тихо… Так тихо, что не разобрать, где заканчивается одно и начинается другое.

Два метра вперед, как Пи сказал. Два метра, четыре шага. Три и…

На горизонте плеснуло багровым. Тонкой струной на границе между умирающим днем и подступающей ночью. Ветер рванул клочья тумана, качнул призрачные огни.

— Ма… — вдруг услышала Аманда.

Ветер, душный, но холодный, с запахом прели и застоявшейся воды, ударил в лицо. На горизонте вспыхнуло ярче. Свет заката окрасил туман в цвет крови, растекся вокруг ставших вдруг отчетливо видимыми камней. По телу ледяными щупальцами поднимался озноб, словно чьи-то пальцы цеплялись, пытаясь выбраться, но лишь тянули вниз.

— Отпустите… Дайтеуйти… — шелестели в тумане мотыльковые крылья. — Холодно…

— Не холодно? — спросил Пи.

Аманда вздрогнула, таким оглушительным показался его голос. И далеким. Будто она не на четыре шага отошла, а на все двад…

— Я, конечно, безмерно уважаю всякую дурь, но… Ты уже по колено в грязи.

Аманда рванулась, пытаясь выдрать ноги из трясины, болото протестующе чавкнуло, дернуло обратно. Она взмахнула руками, поняла, что теряет равновесие, схватилась за черенок метлы, услужливо протянутый вместо руки.

Пи выдернул Аманду из грязи, как морковку из грядки.

— Дошло? Кажется, мы очень удачно свалились на единственное безопасное и твердое место в этом прибежище грязи и, — темный звонко шлепнул себя по шее, — комаров.

Если присмотреться, границу, где земля начинает «гулять», можно было заметить даже в опустившихся сумерках. И Пи разумно эту границу не пересекал. Выходит, его резерв не настолько пуст? Аманда же чувствовала себя выпотрошенной рыбой. Грязь натекла в сапоги, и ноги ощущались двумя ледяными чушками. Пальцы гнулись с трудом. Попавшая внутрь жижа гадко скользила между пальцев.

Звук никуда не делся. Он шел будто отовсюду, но сильнее всего со стороны холма, вновь погрузившегося в туман, едва краски заката отгорели, и от Пи. Как свет от зеркала. Как эхо.

В глазах темного зажглось по почти такому же болотному огоньку, что мерцали в тумане. Синий, лиловый, снова синий… Пи отбрасывал две шевелящиеся тени, улыбался и поглаживал рукоять меча. Аманда поёжилась.

— Что там?

— Не знаю, что там было раньше, я не слышу, но сейчас там темный источник и… могила, — полуприкрыв глаза, будто в транс провалился, жутковатым глухим голосом ответил темный.

— Не слышишь? И это тоже?

— Что «это»? — спросил Пи, выныривая из своего состояния.

— Такой… звук.

— Комары. Их тут целая бездна. Твари. Так и вьются. Полспины отожрали.

— Не комары. Другое. Голос, — с некоторым трудом призналась Аманда и прислушалась. — Шелестит и поет. Как вода. Как… флейта.

Окружающее снова начало отдаляться, звук сделался сильнее.

— Голос или флейта? — уточнил подошедший поближе Пи, накрыл лежащую на черенке метлы руку Аманды своей. Пальцы были горячие, как печка. Или это Аманда замёрзла?

— Не разобрать, где одно, где другое, но это так… Так прекрас…

Чарующий звук резонировал с каждой клеточкой. Аманда прикрыла глаза, покоряясь ощущению умиротворенного счастья, и повернулась лицом к каменному холму.

Неужели Пи не видит? Вот же дорожка, прямо у ног. Светлые, будто их только положили, доски. Они пахнут свежим деревом, как новый забор вокруг дома, к которому смешно клеятся пальцы, а на пальцы потом клеится всё подряд: листья, травинки, кошачья шерсть.

Мама смеется, обзывает лешей. Ее голос звучит, как вода в роднике за домом, за самым прекрасным домом с зеленой крышей. Зеленой, потому что на ней растет плотный зеленый мох, в котором водятся светлячки. Мама стоит на крыльце, красивая, живая. У нее глаза — звездный свет, а в волосах ярко-желтые и лазурные мотыльки. Она говорит: «Иди сюда», и Аманда ступает на настил из досок, вдоль которого дрожат на невидимой нити волшебные огоньки.

4

Может, в другое время Аманда бы и взбесилась от оплеухи, но только не сейчас. Щека горела, в ухе позванивало от хлесткого удара, зато никаких голосов.

— Комар, — зачем-то соврал Пи, но Аманда кивнула. — Убираемся отсюда.

— Как?

— Ясное дело, не пешком, — сказал Пи, подхватывая с земли сумку. — Пока ты видами любовалась, я наше пристанище по периметру обежал. С той стороны какая-то деревня или поселок, и тут наверняка есть тропа, но я не настолько ненормальный, чтобы искать ее впотьмах с риском окунуться. Да и ты не дура, чтобы в болото лезть с нулем в резерве.

— И?

— И? — изумился Пи. — Предложи уже что-нибудь. Это ведь тебя Арен-Фес назначил умной, а я так, просто несу футляр и…

— И?

Темный встряхнул сумкой, задумался.

— Зелья вряд ли помогут. Артефактов, годных помочь в деле беготни по болотам у меня не было. Как насчет… Э-э-э… — Пи слегка побледнел, дернул кадыком, сглатывая, и выразительно уставился на метлу.

— Не получится. Ею теперь только пол мести, накопители выжгло. Может, воспользуемсятвоим«э-э-э»? Как-то же ты из «Костяной крысы» удрал, и когда летели, начудил?

— Я не могу.

— Сил нет? Там же темный источник, — Аманда дернула рукой в сторону почти неразличимого в сумерках и тумане холма.

Местоположение выдавала дрожащая вереница огоньков, убегающая во тьму, и сами камни, начавшие едва-едва тлеть неверным призрачным светом. Луна висела над холмом, как занесенный чьей-то рукой серп. На горизонте, левее холма, куда тянулись огоньки, тоже брезжило. Нодлут. Как и сказал Пи: несколько часов пешком. Но болото коварно даже днем, а туман обманчив. Вон уже и на островок взобрался.

— Я. Не. Могу, — нервно, сквозь зубы процедил Пи. — Не могу напрямую потянуть сил из источника, не могу пользоваться даром без костылей, не могу ходить гранью, как из дома в лавку за хлебом, и не могу!..

— Ладно, не можешь, так не можешь. Зачем истерить? И без тебя нервно. То, что ты чего-то не можешь, не умеешь или не знаешь — нормально. Невозможно все знать и уметь. Ты же не бог, ты Пи, псих из Крашти, которого подрядили нести…

— Ну спасибо, — надулся тёмный, рывком раскрыл сумку, перехватил за низ, перевернул и встряхнул, чтобы вывалить всё добро разом.

Вот только с сумкой происходило ровно то же, что в комнате в