Журнал Наш Современник 2001 #2 - Журнал Современник

В чем неистребимая сила обывательских толков? Они всегда имеют под собой какое-то основание. Это чисто психологический эффект: тот, кто в оправдание своего образа жизни предлагает четкие логические схемы (деньги — зло, собственность — зло, использование чужого труда — зло), не может рассчитывать на отношение к себе вне этих схем. В этом смысле обличительны даже не слухи о Толстом, а его собственные письма, где вдохновенные проклятия миру собственности и денег (когда адресат — единомышленник) соседствуют с весьма практичными сообщениями о хозяйственной деятельности в Ясной Поляне (когда адресат — жена). В письме В. Г. Черткову от 5 — 7 сентября 1884 года Толстой пишет: “На ваши два вопроса о собственности отвечаю: если вопрос о собственности решен во мне, то то, что я возьму или не возьму деньги, не может ничего изменить; чтобы сделать приятное, чтоб не огорчить, я возьму. Но взяв, я сейчас забуду о них”. Воистину, ответ аристократа-бессребреника!

Но уже в следующем по хронологии письме Толстой наставляет сына Сергея, студента: “Нехорошо, что ты оробел насчет яблок. У тебя этот предмет в неясности. Только тот, кто не ест яблок и то, что за них дают, может скучать продажей их”. (Речь идет о продаже привезенных из Ясной Поляны яблок.) В уже упоминавшемся письме Черткову Толстой заявляет ничтоже сумняшеся, что не имеет собственности, а 28 октября того же

года сообщает жене, что уволил управляющего имением Банникова и взял управление в свои руки: “Я нынче обошел все хозяйство, — все узнал и завтра возьму ключи. Дела особенного нет, но нет человека, которому бы поручить, когда уедешь. Особенно дом и все принадлежащее к нашей жизни. Если я теперь уеду, то поручу Филиппу на время. Он все-таки не запьет, не потеряет денег, не даст растащить. Птицу надо уничтожить. Она кормом стоит рублей 80. И, разумеется, предлог досады”.

Ты отдай птицу своим любимым мужичкам, каждому по курице — небось, прокормят! Нет… Ведь битую птицу Филипп может продать, а денежки не пропьет, сохранит.

В примечании к этому письму приводится любопытный факт: накануне Софья Андреевна прислала Толстому “Ежемесячный неизбежный расход”, из которого следовало, что они проживают в месяц 1457 рублей. Несложный подсчет показывает, что в год это составляло 17,5 тыс. рублей. Если же говорить о доходах, то, к примеру, за роман “Воскресение” Толстой получил от А. Ф. Маркса 12 тыс. рублей. Но романы не каждый год выходят и собрания сочинений тоже… Стало быть, без имения никак не обойтись…

В вопросе об авторском вознаграждении Толстой тоже не исходил из продекларированного Черткову принципа: взять, “чтобы сделать приятное, чтоб не огорчить”. Когда, к примеру, его спрашивали, кому он намерен передать право издания своей книги в Германии, он не отвечал: все равно, кому, а — тому, кто больше заплатит. Впрочем, Чертков, по всей видимости, и сам был парень не промах и делил высказывания Толстого о собственности на два. Вскоре началась их плодотворная совместная издательская деятельность. В том же письме, в котором Толстой впервые изрек знаменитое: “Нельзя быть христианином, имея собственность” (6 июня 1884 года), он, отвечая на вопрос Черткова, сколько будет стоить нелегальное издание запрещенной книги “В чем моя вера?”, говорит: “вероятно, рублей 25 или 30”. Напомню, что тогда столько квалифицированный рабочий в месяц не получал!

Справедливости ради надо сказать, что Толстой никогда не отказывался печататься бесплатно. В конце марта 1882 года он писал редактору безгонорарного журнала “Устои” С. А. Венгерову: “Денежная сторона вашего дела мне особенно сочувственна. Покупай мудрость, а не продавай ее (Экклезиаст). Что-то есть особенно отвратительное в продаже умственного труда. Если продается мудрость, то она наверно не мудрость”. Другое дело, что обещанную статью “Так что же нам делать?” Венгеров так никогда и не получил, она была опубликована лишь в 1886 году в другом издании. Мудрость, конечно, не мудрость, ежели продается, но и без материального стимула дело плохо продвигается…

В 1891 году Толстой объявил, что предоставляет всем желающим право безвозмездно издавать те из своих сочинений, которые были им написаны с 1881 года (все крупные произведения, кроме “Воскресения”, были им написаны до 1881 года). Однако гонорар за “Воскресение” он от Маркса, как мы знаем, получил (хотя и передал духоборам) и право издания в Германии продал (через Черткова).

Наконец, в 1909-1910 годах Толстой пишет ряд завещаний, смысл коих сводится к тому, что он передает право безвозмездно издавать все свои произведения всем желающим, с тем условием, что фактическим душеприказчиком литературного наследства станет Чертков, который будет “вести дело на тех же основаниях, на каких он издавал писания Льва Николаевича при жизни последнего”. Фраза “на тех же основаниях” настораживает. Почему Толстой не написал “бесплатно”? Ведь мы знаем, что Чертков продавал за границей произведения Толстого, написанные уже после 1881 года… Получается, что “на тех же основаниях” можно распоряжаться и за деньги. Хочешь, например, первым напечатать неизданного или нецензурированного Толстого — плати, а следующий уже можешь бесплатно… Поневоле начнешь понимать обделенную Софью Андреевну.

Тем не менее я считаю, что Толстой был совершенно искренен, когда 22-23 апре-ля 1884 года писал А. А. Толстой: “Всякие утехи жизни — богатства, почестей, славы, всего этого у меня нет”. В “Отце Сергии” им сказано: “Высшее общество тогда состояло, да, я думаю, всегда и везде состоит из четырех сортов людей: из 1) людей богатых и придворных; из 2) небогатых людей, но родившихся и выросших при дворе; 3) из богатых людей, подделывающихся к придворным, и 4) из небогатых и непридворных людей, подделывающихся к первым и вторым. Касатский не принадлежал к первым. Касатский был охотно принимаем в последние два круга”. То же самое можно было бы сказать и о Толстом — и это с его-то гордыней и честолюбием? По его запросам Ясная Поляна и дом в Хамовниках были не собственность, а 1457 рублей в месяц — не деньги. Он с чистой совестью мог сказать, что, не желая другой собственности, не имеет никакой. А коли нет всемирных почестей и славы (в 1884 году), то и всероссийская слава — не

слава.

Как и несчастный М. М. Клечковский, Толстой бежал не только от Софьи Андреевны, но и от Черткова, и от Сергеенки, и от дочери Александры… Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… Он настолько был уже придавлен собственным учением, что бежал от всего, что противоречило ему. Он так часто посылал в подобный путь своих героев, что, вероятно, ощущал их как молчаливую толпу, стоявшую за его спиной в ожидании, когда же он наконец присоединится к ним. И в один не самый счастливый момент он сказал им: “Пошли

!” между прошлым и будущим. Мост через эту пропасть — жизнь, и наводить его нам помогает и опыт тех, кто безуспешно пытался преодолеть ее в два прыжка.

Отделить зерна от плевел в творчестве Толстого не так уж и трудно. Следует помнить, что он был отлучен от Церкви за роман “Воскресение” и антиправославную публицистику. Что же касается его исповедальной прозы, то она являет собой некую открытую систему. Формула исповедальной прозы традиционно считается состоящей из трех элементов: Бунта, Краха и Искупления (БКИ). К творчеству Толстого она подходит идеально. Поврежден только третий член — Искупление, — точнее, не поврежден, а как бы приведен с обратным знаком. Инерция таланта не позволила Толстому обойтись вовсе без третьего элемента, а гордость и предубеждение обратили его в страдание без искупления. В сущности, это то, что Аристотель называл “катарсисом” — “подражание посредством действия, а не рассказа, совершающее путем сострадания и страха очищение подобных аффектов”, что ярче всего нашло отражение в “Смерти

И если в нашей душе назрел бунт, остановим его, не доводя душу до краха, и выберем, не мудрствуя лукаво, искупление.

Критика :

ФЕЛИКС КУЗНЕЦОВ. ШОЛОХОВ И “АНТИ-ШОЛОХОВ”

Григорий мелехов и харлампий ермаков

Первый шаг к своему герою, главному герою романа “Тихий Дон”, само имя которого стало нарицательным, Шолохов сделал в первоначальном варианте романа, над которым он начал работать в 1925 году. Однако, как показывает отрывок из текста 1925 года, обнаружившийся в рукописи “Тихого Дона”, Григория Мелехова в этом тексте не было, как не было его и в главах, посвященных Корниловскому мятежу и составивших основу 4-й части 2-й книги “Тихого Дона”, поскольку главы эти, в своей основе, были написаны в 1925 году. И тем не менее, судя по отрывку 1925 года, содержащемуся в рукописи, уже в ту пору, осенью 1925 года, Шолохов стремился к созданию характера главного героя романа, только звали его не Григорий Мелехов, а Абрам Ермаков.

Абрам Ермаков в ранней редакции “Тихого Дона” — прямой предтеча Григория Мелехова; об этом говорит его портретная характеристика и особенности поведения, отмеченного внутренней незащищенностью, с одной стороны, и норовистостью, необузданностью, с другой.