Великая огнестрельная революция - Виталий Пенской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, при всех достоинствах наемников они имели одно свойство – воевали хорошо «желныри» только тогда, когда получали регулярное жалованье. А вот с этим у литовских властей были большие проблемы. Постоянная нехватка средств вела к хронической задержке выплат. Так, в 1569 г. ротмистры наемных рот потребовали в категоричной форме от Сигизмунда II выплаты им долга за службу 1564–1566 гг. в размере 161 648 злотых (на 26 конных и 28 драбских рот). Задержки с выдачей жалованья неизбежно вели к падению морального духа наемников, росту дезертирства, грабежам и прочим злоупотреблениям с их стороны. Как отмечал А. Янушкевич, «..потери, нанесенные наемниками мирному населению, были такими серьезными, что могли быть приравнены к тем, что несли с собой неприятельские войска». Так, в кампанию 1565 г. польские жолнеры, не получая обещанных денег и провианта, занялись самообеспечением, причем в таких размерах, что их злоупотребления стали предметом специального расследования, предпринятого на Виленском сейме 1565–1566 г. Таким образом, Сигизмунд II столкнулся с теми же проблемами, пусть и в несколько меньшем размере, с которыми постоянно имел дело Карл V или его сын Филипп II Испанский. Однако и экономические и финансовые возможности Великого княжества Литовского были несравненно меньшими, нежели у Римской империи или Испании. В итоге, писал белорусский историк, «…наемные войска, не имея необходимых средств для функционирования, не видели перспективы обогащения и карьерного роста и практически все время находились на грани самораспада. Особенно сильно эта тенденция проявилась в конце Инфлянтской войны. Кризисные явления, связанные с использованием наемников, не позволяли сделать из наемного войска надежную и эффективную силу для борьбы с неприятелем…»296. Естественно, что, не имея в руках надежного «ultima ratio regum», Сигизмунд был вынужден искать иные пути противостоять давлению со стороны Москвы. Создается впечатление, что Сигизмунд II понимал это и потому делал ставку не на решение исхода войны в полевом сражении, а на дипломатические маневры и на использование противоречий между Иваном и его боярами, ратовавшими за продолжение войны с татарами, а не с соседним христианским, более чем наполовину православным государством. И, надо сказать, в этом он немало преуспел. С одной стороны, столкнувшись с оппозицией в Боярской думе, Иван был вынужден отказаться от развития успеха после взятия Полоцка и приостановить боевые действия против ВКЛ (и утрата им темпа сыграла впоследствии чрезвычайно негативную роль). Развязанная же Сигизмундом и его памфлетистами против «московского тирана» пропагандистская война способствовала тому, в частности, что общественное мнение в Германии обернулось против русских и имперский рейхстаг 1570 г. в Шпейере разрешил вербовку наемников-немцев на территории Империи иностранцам, имея в виду прежде всего посланцев Сигизмунда II297.
Полученная передышка была сполна использована правящей элитой Польско-литовского государства (в особенности польской ее половиной). В 1569 г. два этих государства, объединенные ранее лишь личной унией, слились в двуединое государство – Речь Посполитую, обладавшее потенциально несравненно большими ресурсами и возможностями, нежели каждое из составлявших его частей по отдельности. Но политические перемены сопровождались не менее важными переменами и в военной сфере, затронувшими прежде всего Польшу. На первых порах это выразилось в преобразовании «оброны поточной» в «кварцяное войско» (wojsko kwarciane) в 1563 г. Собравшийся в ноябре 1562 г. в Пиотркуве сейм утвердил предложение Сигизмунда II, обеспокоенного снижением дисциплины и, как следствие этого, боеспособности наемных войск из-за нерегулярных выплат жалованья, выделить на содержание постоянной наемной армии 1/4 часть доходов с королевских имений.
На первых порах размеры выделенных средств на содержание постоянного компонента польских вооруженных сил были невелики – армейская казна, хранившаяся в Раве Мазовецкой, насчитывала всего лишь 90–100 тыс. злотых, чего хватало на содержание не более 3 тыс. контингента конницы и 1 тыс. пехоты298. Но даже и эта цифра не выдерживалась, о чем свидетельствуют данные таблицы 9. Окончательно новая система содержания постоянной армии утвердилась в 1569 г., и поскольку в этом же году была заключена Люблинская уния, установившая окончательно единство Литвы и Польши, вскоре после этого кварцяное войско было учреждено и на территории Великого княжества Литовского.
Таблица 9
Численность коронного кварцяного войска в конце XVI – начале XVII в. (без учета реестровых казаков)299Конечно, в том виде, в каком возникло кварцяное войско, оно еще не могло считаться полноценной постоянной армией, но, как справедливо отмечал Р. Фрост, оно могло послужить костяком для ее развертывания в случае необходимости300. Кроме того, необходимо помнить еще и о том, что в Западной Европе на то время постоянных армий практически не существовало. Та же Испания, к примеру, обзаведется ею позднее, лишь к началу 70-х гг. XVI в., и то де-факто. Во Франции же королевская армия в середине 60-х гг. XVI в. была ненамного больше по численности, учитывая разницу в ресурсах и размерах властных полномочий, которыми обладали короли Франции и Речи Посполитой на то время. В 1566 г. она насчитывала 91 роту жандармов с 7650 чел. и 5804 чел. пехотинцев, разбросанных по гарнизонам крепостей, не считая немногочисленной королевской гвардии301. Из ближайших соседей небольшую постоянную армию имел лишь московский государь Иван IV (стрелецкое войско), и только турецкий султан Сулейман I обладал по-настоящему многочисленной и отлично вымуштрованной постоянной армией – корпусом капыкулу (о нем речь пойдет ниже). Так что можно утверждать, что в этом вопросе Речь Посполитая была если и не первой, то, во всяком случае, шла в первых рядах.
Следующие серьезные шаги были предприняты в конце 70-х – начале 80-х гг. XVI в. Стремление выиграть затянувшуюся войну способствовало новому витку перемен, который оказался связан с деятельностью избранного в 1576 г. на трон Речи Посполитой трансильванского воеводы Стефана (Иштвана) Батория302. Его меры по повышению боеспособности войска Речи Посполитой привели к созданию отменной по своим качествам военной машины, успешно сражавшейся с самыми разнообразными противниками, от шведов и имперцев до русских, турок и татар, и обеспечившей в конечном итоге более чем полувековое политическое и военное преобладание Речи Посполитой в Восточной Европе.
Учитывая особенности польско-литовской военной традиции, характер наиболее вероятных противников и соответствующих ТВД, Баторий по-прежнему делал ставку на развитие конницы. Однако она подверглась серьезным изменениям. Уловив тенденцию постепенного разделения конницы на тяжелую и легкую, он предпринял успешную попытку упорядочить и урегулировать этот процесс. Конница была окончательно разделена на легкую и тяжелую, и разные ее виды были разведены по однотипным хоругвям. Пожалуй, едва ли не самый примечательный шаг в ходе реформы конницы Речи Посполитой – это создание 2-й, «тяжелой», генерации польско-литовской гусарии, тех самых «крылатых гусар», хорошо известных по историческим, художественным и литературным произведениям. 23 июня 1576 г. вышел королевский универсал, выделивший гусарию в отдельный род тяжелой конницы. Теперь гусары предназначались практически исключительно для таранных атак в сомкнутых боевых порядках на больших аллюрах. Этим они резко отличались как от современной им европейской кавалерии, все больше и больше склонявшейся к ведению дистанционного боя с использованием огнестрельного оружия, так и от московской, татарской и турецкой конницы, по-прежнему отдававшей предпочтение луку и дротику перед всеми остальными видами огнестрельного и «белого» оружия.
В соответствии с изменившимися тактическими задачами новая гусария получила более или менее стандартизированный комплект доспехов и набор древкового, клинкового и огнестрельного оружия. Описание баториевых гусар оставил, к примеру, Р. Гейденштейн. Описывая устроенный в 1579 г. смотр гусарских хоругвей, он писал: «В Дисне Мелецкий показал королю конницу и польское войско почти в полном сборе, превосходнейшим образом на вид устроенное и разделенное на эскадроны и полки, которые проходили перед королем (Стефаном Баторием. – П.В.) под знаменами. Всадники, покрытые железными панцирями и шеломами, кроме копья, все были вооружены саблей, дротиком и двумя пищалями (пистолетами. – П.В.), прилаженными к седлам, так что и всадники во время маневров производили такой же треск и гром, как и пехотинцы, принадлежностью которых были ружья…». В выданном в 1577 г. королем «листе пшиповедном» на набор гусарской надворной хоругви было отмечено, что «…каждый ротмистр должен стараться, чтобы кони этих солдат (внесенных в реестр хоругви. – П.В.) были добры и сильны, а они сами вооружены по-венгерски, имели хороший доспех, шишак, наручи, копье, мизерикордию (тонкий кинжал. – П.В.), меч, называемый кончаром, пистолет при седле…»303.