Великая огнестрельная революция - Виталий Пенской

На время войны эти воинские контингенты дополнялись иностранными наемниками, условия найма и службы которых определял сейм, национальной выбранецкой пехотой, милицией городов, отрядами добровольцев, готовых служить ради добычи, отмобилизованным реестровым козачеством. Польский историк М. Плевшиньский предложил несколько иную, но, по сути, схожую с предыдущей структуру вооруженных сил Речи Посполитой во времена последних Ягеллонов и сразу после них, а именно: 1) воинские контингенты, финансируемые сеймом, 2) коронные, содержащиеся за счет доходов от королевских владений, 3) надворные войска (за счет личных доходов короля), 4) поветовая и воеводская милиция, средства на которые выделяли шляхетские сеймики, 5) магнатские команды (существовавшие на средства магнатов). Даром, в расчете на добычу, служили добровольцы и посполитое рушение328.

Хотя в этой армии конница и сохраняла господствующее положение, тем не менее она стала более сбалансированной по структуре. Так, если в ходе молдавской кампании 1531 г. коронный гетман Я. Тарновский на 4452 чел. конницы имел 1167 чел. пехоты, т. е. соотношение составляло почти 1 к 4 в пользу конницы, то в июне 1579 г. в армии Стефана Батория на 29 741 чел. конницы приходилось 11 973 чел. пехоты, т. е. 1 к 2,5 в пользу конницы, а годом позже в армии из 48 399 чел. конница составляла 34 475 чел., а остальное пехота – соотношение сохранилось практически тем же, 1 к 2,5329.

В реформированной Баторием польско-литовской армии вооруженные в значительной степени огнестрельным оружием пехота и артиллерия играли большую, чем ранее, роль. И если в 1-й половине XVI в. пехота, как правило, занимала позиции в обозе или вагенбурге и редко когда выходила в поле, то теперь в «старом уряженье» пехота выстраивалась в 1-й линии в промежутках между конными хоругвями. Секрет успехов польско-литовских войск заключался теперь в отработанной польско-литовскими военачальниками эффективной тактике тесного взаимодействия пехоты, артиллерии, тяжелой и легкой конницы. Умело совместив лучшие элементы европейской и восточной традиций, гетманы Речи Посполитой сформулировали своего рода рецепт непобедимости. Пехота и артиллерия своим огнем «размягчала» боевые порядки неприятеля, подготавливая тем самым сокрушительную атаку блестящей гусарии. Устоять против таранного удара гусарских хоругвей не могли ни татарские и московские всадники, ни шведские или имперские рейтары. Так, ротмистр Н. Мархоцкий, участник русской Смуты начала XVII в., в своих записках неоднократно подчеркивал как тот эффект, который производило одно появление гусарских хоругвей с копьями наперевес на противника, так и их беспомощность после того, как они лишились своих копий, против той же пехоты в сомкнутых боевых порядках. Так, описывая схватку между войском Лжедмитрия II под началом гетмана Рожинского и московскими войсками под Болховом в 1608 г., он сообщал, что опрокинутая атакой легких хоругвей численно превосходившие поляков всадники русской поместной конницы, «…завидев их (т. е. гусар. – П.В.) копья, не решались обернуться и бежали все дальше…»331.

То же можно сказать и о пехоте. Качества пехотного огнестрельного оружия той эпохи не давали ей сколь-ко-ни-будь значимых шансов выстоять в поле против польско-литовской конницы. Как отмечал Р. Фрост, «…мушкетеры и пикинеры были, несмотря ни на что, уязвимы для конницы, атакующей с длинным копьем и саблей наголо. Дистанция эффективного мушкетного огня была слишком мала, чтобы мушкетеры могли сделать один или два залпа, прежде чем кавалерия, атакующая галопом, врубалась в пехоту. Польско-литовская конница атаковала волнами, и даже если первый залп мушкетеров оказывался эффективным, останавливая атаку первой волны, последующие линии успевали нанести удар прежде, чем пехота успевала перестроиться для производства нового залпа. Контрмарш как средство поддержания непрерывной пальбы, когда отстрелявшаяся шеренга пехоты уходила в тыл для перезарядки ружей, был эффективен против малоподвижной пехоты или же кавалерии, применявшей караколе – маневр, который был основным для западноевропейской кавалерии того времени…, не обеспечивал защиты против гусар…»332.

Опрокинутый лихой атакой гусар неприятель добивался легкими хоругвями, которые к тому же успешно несли разведывательную и охранную службу и опустошали владения неприятеля своими рейдами.

Противостоять такой армии на поле боя, в открытом поле было крайне сложно, и опыт сражений на рубеже XVI–XVII вв. только подтверждал это. Один только впечатляющий перечень побед, казалось, красноречивее всего свидетельствовал о превосходстве польско-литовской военной машины над потенциальными неприятелями: 1588 г. – сражение под Бычиной, великий гетман Я. Замойский наголову разгромил соперника Сигизмунда Вазы в борьбе за польский трон эрцгерцога Максимилиана Габсбурга; 1595 г. – гетман Я. Замойский нанес сокрушительное поражение турецко-татарскому войску под Цецорой в Молдавии; в ходе Инфлянтской войны 1600–1611 гг. шведы были разбиты под Книпгаузеном в 1601 г., Вейссенштейном в 1604 г. и Кирхгольмом в 1605 г.; 1610 г. – гетман С. Жолкевский нанес поражение московской рати под Клушином; 1621 г. – победа над турками и татарами под Хотином; 1624 г. – разгром татар под Мартыновмом.

Количественное превосходство противника не имело значения, ибо на стороне польско-литовских войск было преимущество тактическое и качественное. Действительно, сопоставление сведений о численности польско-литовской армии и ее противников говорит о том, что гетманам Речи Посполитой удалось на первый взгляд найти рецепт победы «не числом, а уменьем». Под тем же Кирхгольмом гетман Я. Ходкевич, имея примерно 2,4–2,6 тыс. конницы и 1 тыс. пехоты, наголову разгромил шведскую армию под началом короля Карла IX, состоявшую из 8368 чел. пехоты (в том числе 2,5 тыс. опытных ветеранов испано-голландской войны) и 2,5 тыс. кавалерии. Под Клушином гетман С. Жолкевский, командуя 5556 гусарами, 679 казаками, 290 пятигорцами, 200 пехотинцами при 2 пушках наголову разбил московскую армию князя Д. Шуйского численностью более 20 тыс. чел., в том числе около 5–7 тыс. иностранных наемников333.

Вместе с тем на фоне этих побед оказались незамеченными признаки грядущего кризиса. Осада Пскова в 1581 г. завершилась неудачей – войско Стефана Батория так и не смогло взять его. Смоленск, осажденный армией Сигизмунда III в 1609 г., прежде чем пасть, продержался почти 2 года. Гетман С. Жолкевский, разгромив войско султана Османа II под Яссами в сентябре 1620 г., в декабре того же года был разбит турками под Цецорой и погиб почти со всей своей армией. В ходе русской Смуты воевода М.В. Скопин-Шуйский при помощи голландских наемников-инструкторов не без успеха попытался применить голландский военный опыт в борьбе со сторонниками Лжедмитрия II. Наконец, несмотря на победу, которую одержал гетман С. Жолкевский под Клушино, тем не менее наемная немецкая пехота сумела удержаться на поле боя несколько часов, и польская конница ничего не смогла с нею сделать334. Как правило, все эти неудачи так или иначе были связаны с нехваткой в рядах армии Речи Посполитой хорошо обученной и дисциплинированной пехоты, способной оказывать действенную огневую поддержку собственной блестящей коннице. Именно в этом и заключался главный недостаток «старого польского уряжения». Создание отличной конницы не было дополнено в ходе реформ Стефана Батория созданием столь же отличной пехоты. Пехота как коронной, так и литовской армии на рубеже XVI–XVII вв. продолжала играть, как уже было отмечено выше, вспомогательную роль. Лучше всего это демонстрирует пример сражения при Кирхгольме, где убедительная победа была одержана исключительно силами конницы. Пехота же Ходкевича вообще не участвовала в сражении, оставшись в польском вагенбурге335. Точно так же обстояли дела и в сражении под Клушином.

Подводя итоги развития военного дела в Речи Посполитой во 2-й половине XV – начале XVII в., можно уверенно говорить, что основные признаки 1-го этапа военной революции здесь были налицо. Здесь военное дело, как и во всех остальных странах, вовлеченных в водоворот военной революции, развивалось по примерно одной и той же схеме. На 1-м этапе традиционная модель развития вооруженных сил подвергалась корректировке и совершенствованию с учетом новейших достижений военной технологии, и прежде всего применительно к появлению и быстрому развитию огнестрельного оружия. Так же, как и в Западной Европе (хотя, быть может, и не настолько отчетливо), прослеживается рост численности выставляемых в случае войны армий; огнестрельное оружие прочно занимает место в военной практике, и хотя «белое» оружие остается в чести, тем не менее без применения артиллерии и ручного огнестрельного оружия польско-литовские военачальники уже не мыслят действий своих войск на поле боя; в организации и структуре вооруженных сил просматривается стремление максимально использовать имеющиеся ресурсы и возможности и вместе с тем хорошо видна тенденция к дальнейшей профессионализации, специализации и унификации частей и подразделений. Необходимо также отметить и появление в составе вооруженных сил Речи Посполитой и зародыша будущей постоянной, регулярной армии – «оброны поточной», «заставы волынской» и «кварцяного войска».