Зеркало вод - Роже Гренье

— Если нас поместили в каком-то монастыре, — заявила она, — это еще не значит, что мы должны ложиться спать одновременно с курами. Не станут же они, в самом деле, запирать дверь!

Их сопровождали двое молодых людей. Не Бернар, который, узнав об их затее, недовольно ворчал и даже произнес целую тираду, желая предостеречь их — он утверждал, что вечером здесь выходить опасно, — а Лоран и Жан-Мари. Путешественники обнаружили несколько живописных улиц, по которым машинам ездить запрещалось, зато можно было спокойно гулять, переходя из таверны в таверну. Здесь пахло вином, оливковым маслом и пряностями. Им понравилось бродить по улицам, вымощенным плитами и освещенным желтым, почти золотистым светом, падавшим из окон таверн. У входа в узкие проулки они встретили нескольких проституток, молчаливых и ненавязчивых. Вместо ожидаемого кишения в квартале оказалось очень мало людей, и четверо туристов зашли выпить вина в полупустое кафе. Жан-Мари был высокий нерасторопный молодой человек, постоянно витавший в облаках. Тем не менее он первым осмелился заговорить с посетителями кафе по-испански. Ирен, которая учила испанский в лицее, никак не могла уловить нить разговора и злилась на себя за то, что так забыла язык. Жан-Мари объяснил:

— Я спросил их, почему здесь так мало народу. Обычно в этом квартале где-то с семи вечера мужчины начинают paseo — поход за красным вином. А толпа на улице всегда такая, что трудно даже пробраться в таверны. Мне сказали, что здесь пусто, так как сейчас в стране грандиозная забастовка: практически бастует вся металлургическая промышленность. А это значит, что у людей нет денег и они сидят дома. Вы знаете, забастовки объявлены в этой стране вне закона. Так что им приходится туго. Похоже, тут повсюду шпики.

Возвращаясь к себе в гостиницу, они и в самом деле заметили кое-где на перекрестках джипы, битком набитые полицейскими с карабинами через плечо.

На следующий день, когда они проснулись, пронесся слух, что пароход не выйдет в плавание, потому что портовые служащие тоже собираются присоединиться к бастующим. Туристы потеряли утро, ожидая в гостинице-монастыре. Они нервничали. У большинства испортилось настроение. Мартина упрекала мужа — руководителя группы:

— Нечего было придумывать такой туристический маршрут, который проходит через фашистскую страну. Теперь мы надолго застрянем тут из-за этих забастовок.

— Дорогая моя Мартина, — заметил ей Жан-Мари, — особенностью фашистских стран, я сказал бы, их положительной стороной является как раз то, что там обычно не бывает забастовок. И если уж разразилась забастовка, это значит, что мы, чего доброго, можем стать свидетелями и революции.

И он добавил еще несколько слов, чем привел Мартину в совершенную панику.

В полдень туристов пригласили в столовую. Им подали отварную рыбу под майонезом на оливковом масле. После обеда никто не знал, куда себя деть.

— Не выходите из гостиницы, — сказал Жюльен. — За нами могут прийти с минуты на минуту.

— Лично я пойду спать, — смиренно объявил Жан-Мари.

Но не успел он дойти до своего номера, как их позвали. Тревоги и дурного настроения словно не бывало. Все побежали за вещами. На улице, где по-прежнему была невыносимая жара, путешественников ждал небольшой автобус.

Порт охраняли вооруженные полицейские. Жюльен без конца считал и пересчитывал свою группу, точно боялся, что кого-нибудь потеряет. «Сан-Хосе» оказался довольно большой посудиной, не особенно красивой, но размеры корабля внушали доверие. Не один раз, должно быть, он уже совершал это путешествие на острова. И в самом деле, оказалось, что маршрут их круиза совпадает с рейсами регулярного сообщения. Каждые три месяца судно ходило к группе отдаленных островов, перевозило разного рода товары, а также пассажиров, поскольку некоторые острова не имели своего аэродрома. Дорога туда и обратно занимала две недели.

Французы должны были ехать в третьем классе. Однако им разрешалось сколько угодно находиться в салонах и на палубе первого класса, принимать участие в танцевальных вечерах, во всех празднествах, устраиваемых на борту.

Стоило Ирен подняться по трапу, как она почувствовала себя узницей. О том, чтобы снова вернуться на берег, не могло быть и речи. Еще немного — и судно отойдет от пристани и затеряется в океане. И она — тоже. Ирен заставила себя преодолеть этот легкий приступ клаустрофобии и присоединилась к остальным участникам путешествия, которых стюард повел вниз, чтобы показать им каюты. Вскоре она вместе с тремя девушками-соседками очутилась в каюте среди множества чемоданов и сумок. Они распределили места и стали устраиваться, стараясь уложить вещи как можно компактнее, попытались открыть и снова закрыть иллюминатор. Жюдит, видно, попала смешинка в рот, она то и дело хохотала и в конце концов заразила остальных.

— Вот увидишь, — заявила она Ирен, — этот круиз именно то, что было тебе нужно после твоей болезни. Потому что, теперь я не боюсь это сказать, ты продемонстрировала нам в начале года настоящую депрессию.

— Никому я ничего не демонстрировала… даже депрессию, — с полуулыбкой сказала Ирен.

Она познакомилась с двумя другими попутчицами — соседками по каюте. Софи была красивая блондинка, очень элегантная, но явно самовлюбленная девица. Ирен обратила на нее внимание с самого начала, потому что яркая красота Софи выделяла ее среди других девушек. Конечно, если разбирать ее по косточкам, можно было обнаружить мелкие недостатки: чересчур короткие пальцы, не слишком большие глаза. В Париже и вне его, наверное, немало девушек намного красивее, но в этом замкнутом мирке, на корабле, отправляющемся в круиз, она могла считаться первой красавицей.

Моника, четвертая девушка, была высокой и несколько анемичной. Похоже, она отказалась от мысли, что может кому-либо понравиться, и потому целиком посвятила себя Софи. Должно быть, Моника извлекала свои радости из побед, одерживаемых ее кумиром.

Наведя в каюте относительный порядок, девушки поднялись на палубу первого класса, чтобы совершить, так сказать, обход своих владений. Но тут раздался громкий гудок, и все заволновались. Девушки караулили момент, когда судно отчалит от пристани. Сердце машины забилось. Но поначалу движение было совсем неприметным, и оно ускользнуло от них — оказалось, что они уже плывут. «Сан-Хосе» начал медленно выходить из прибрежных вод, строго следуя фарватеру. Прямо по курсу виднелись мол и риф, который угадывался по пенистому гребню.

Они еще не успели выйти в открытое море, как Ирен почувствовала, что голова у нее абсолютно пуста. Похоже, на этом пароходе она не сможет ни думать, ни читать. До первой остановки в порту им предстоит плыть два дня. Кое-как осмотрев судно, Ирен уселась в шезлонге — они были расставлены в ряд на одной из палуб. И задремала. Время от времени мимо пробегали молодые люди и девушки из ее группы, носившиеся повсюду, словно расшалившиеся дети на ярмарочной площади. Встречаясь, они громко хохотали.

Покончив с ужином (третий класс — не бог весть что), девушки опять собрались в своей каюте. Они решили переодеться к вечеру. Софи примеряла юбки-макси и брюки. Жюдит разбросала по каюте свою одежду и белье. Оказалось, что кожа у нее на груди усыпана веснушками.

В этот вечер пассажиры не столько танцевали, сколько разглядывали друг друга. Похоже, на пароходе ехала еще одна группа — она была гораздо многочисленнее французской и состояла из местных жителей. Некоторые говорили по-французски. Один из них пригласил Ирен танцевать. Это был довольно высокий, седоватый мужчина лет сорока, он носил очки в массивной оправе. Во время танца партнер заговорил с Ирен. Тон у него был чуть-чуть менторский. Он оказался профессором.

Неожиданно он сказал:

— Я заметил, что в вашей группе много хорошеньких женщин.

— Не так уж и много. Просто среди туристов обычно женщины преобладают. Ваша группа, пожалуй, исключение.

— Это верно! Но в остальном я прав. В вашей группе есть хорошенькие. Я говорю со знанием дела. Уж я-то разбираюсь в женщинах — как видите, я уже немолод, и глаз у меня наметанный. А вы что, студенты?

Ирен ответила, что большинство из них имеют высшее образование и уже работают. После профессора с седыми висками ее партнером стал худой брюнет, у которого был вид печальный и в то же время не в меру экзальтированный, пожалуй, даже чуточку безумный. Тот счел необходимым сразу же сообщить ей, что он наполовину аргентинец — по матери. Затем Ирен пригласил очень красивый молодой человек с обворожительной беспомощной улыбкой. Эта улыбка вызывала желание защищать и утешать его. Уставшая от волнений первого дня путешествия, Ирен нехотя включилась в разговор. Молодой человек сообщил, что он актер.

— И вам нравится ваша профессия? — спросила Ирен, с трудом произнося слова. — Я бы ни за что не угадала, кто вы.