Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов

«Пленных красноармейцев морят голодом, по неделям оставляя без пищи или выдавая ничтожные порции гнилого хлеба или гнилой картошки. Не давая советским военнопленным пищи, гитлеровцы заставляют их рыться в помойках и разыскивать там остатки пищи, выброшенные германскими солдатами, или, как это имело место в ряде лагерей, в том числе и в лагере в местечке Корма Белорусской ССР, бросают советским военнопленным за колючую проволоку трупы дохлых лошадей. В Витебском лагере в Белоруссии пленные красноармейцы 4 месяца почти не получали пищи. Когда группа пленных красноармейцев подала немецкому командованию письменное заявление с просьбой выдать им пищу для поддержания жизни, немецкий офицер спросил, кто писал это заявление, и 5 человек красноармейцев, подтвердивших, что это заявление писали они, тут же были расстреляны. Аналогичные факты вопиющего произвола и зверств наблюдаются и в других лагерях (Шитьковский, Демьянский и др.)».

Стремясь к массовому истреблению советских военнопленных, германские власти и германское правительство установили в лагерях для советских военнопленных зверский режим. Германским верховным командованием и министерством продовольствия и земледелия издано постановление, которым для советских военнопленных установлено питание худшее, чем для военнопленных других стран, как в отношении качества, так и в отношении количества подлежащих выдаче продуктов. Установленные этим постановлением нормы питания обрекают советских военнопленных на мучительную голодную смерть. Бесчеловечно жестоко проводя в жизнь свой позорный и явно беззаконный режим содержания советских военнопленных, германское правительство, однако, всячески старается скрыть от общественного мнения, изданные по этому вопросу германским правительством постановления. Так, на соответствующий запрос Советского правительства шведское правительство сообщило, что опубликованные в европейской и американской печати сведения о вышеупомянутом постановлении германского правительства соответствуют действительности.

Лагерный режим, установленный для советских военнопленных, является грубейшим и возмутительным нарушением самых элементарных требований, предъявляемых в отношении содержания военнопленных международным правом и, в частности, Гаагской конвенцией 1907 года, признанной как Советским Союзом, так и Германией. Германское правительство грубо нарушает требование Гаагской конвенции, обязывающей воюющие страны обеспечивать военнопленных такой же пищей, как и свои собственные войска (ст. 7 приложения к 4 Гаагской конвенции 1907 года)».

Несколько ранее, а именно 8 октября 1941 года, начальником Верховного командования вооруженных сил Германии был подписан приказ, в котором говорилось:

«Советский Союз не присоединился к соглашению от 27.VII.1929 г. относительно обращения с военнопленными. Вследствие этого нам не угрожает предоставление соответствующего снабжения советским военнопленным как по качеству, так и по количеству.

Учитывая общее положение со снабжением, следует установить нормы питания для военнопленных безусловно необходимые на основании прежнего опыта и по медицинскому заключению достаточные».

«Достаточные» по «медицинскому» заключению нормы выглядели так.

Для военнопленных, занятых на тяжелых работах, суточная норма выдачи продуктов составляла: хлеба — 321 г, мяса — 29, жиров — 9, сахара — 32 г, для остальных (большинства): хлеба — 214 г, мяса — ни грамма, жиров — 16, сахара — 22 г.

По медицинским нормам работники физического (нетяжелого труда) в возрасте 18–40 лет должны получать в сутки 3400 ккал. Советские военнопленные, занятые тяжелым физическим трудом, получали (точнее, должны были получать) в 3,8 раза меньше потребного. Мужчины, не занятые физическим трудом, в возрасте 18–40 лет должны получать в сутки 2800 ккал. Согласно вышеуказанному приказу, пленные могли рассчитывать только на 660 ккал. То есть в 4,2 меньше от потребного.

«Утром на так называемый завтрак нам выдавали граммов по сто суррогатного хлеба, который моментально проваливался в пустую утробу, в обед — черпак баланды, на ужин — ничего. Зато воду можно было пить от пуза — сколько хочешь, — вспоминал попавший в плен уже летом 1942 года лейтенант Дмитрий Небольсин. — Люди таяли на глазах. Вскоре и у нас, «свежих», худоба начала пробиваться наружу, резче обозначались надбровные дуги, подбородки, сгорбились спины. Жестокий голод лишал людей всякого рассудка — резали и крошили мелко-мелко ремни, крошку смачивали водой, жевали и глотали. Я видел, как узбеки пили глину, разведенную водой, а потом, на второй день катались по земле, корчились от адских болей в животах, вызванных тяжелейшими запорами, и умирали в нестерпимых муках. Каждый день колымага, запряженная лошадьми, въезжала лагерь и увозила трупы пленных».

Впрочем, действительно имелась и наша «вина» в том, что многим бойцам Красной армии суждено было умереть спустя короткое время после попадания в плен. Вот как сформулировал ее в своем докладе Гитлеру после боев под Вязьмой осенью 1941 года начальник штаба вермахта генерал Йодль: «Захваченные в плен русские армии фантастически сопротивлялись и восемь-десять дней находились без продовольствия. Выжить удалось лишь тем, кто ел кору деревьев и коренья, которые они добывали в лесу. Они попали в наши руки в таком состоянии, что вряд ли выживут».

А чтобы это «вряд ли выживут» сработало еще вернее, в созданном еще 10 июля 1941 года командованием 4-й немецкой армии концентрационном лагере в Минске, где содержалось 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских лиц, комендант по делам военнопленных полковник Маршал (группа армий «Центр») утвердил следующий суточный рацион: 20 г пшена и 100 г хлеба или 100 г пшена без хлеба. Для тех, кто еще мог быть использован на работах, — до 50 г пшена и 200 г хлеба, что составляло от 300 до минимум 700 калорий. То есть ниже половины уровня, абсолютно необходимого для поддержания человеческой жизни.

Положим, у господ Маршала и Кейтеля и их «цивилизованных» коллег действительно не было в запасе большего количества продуктов для своих братьев во Христе, но чем объяснить следующую строчку из уже упоминавшейся докладной записки О. Бройтигама генерал-фельдмаршалу Кейтелю: «Комендантами лагерей было категорически запрещено населению снабжать военнопленных продовольствием. От голода люди впадали в животную апатию или ими овладевала мания любым путем добыть что-либо съестное, многие сходили с ума. Охрана лагеря сдерживала голодные бунты, применяя оружие».

Попавший в плен в августе 1941 года Сергей Голубков о пребывании в Рославльском лагере военнопленных в своей книге «В фашистском плену» пишет так:

«В первый же вечер мы убедились, что питание в лагере «не налажено», и когда оно будет «налажено», никто толком не знал. Немецкие власти даже не отвечали на такие вопросы, если их спрашивали. Для раненых кипятили только воду да принимали «приношения» от населения. Только тем раненые и жили. В общем же лагере, для здоровых пленных, и воды-то не было.

К лагерю приходили большей частью женщины. И приходили они нередко издалека. Здесь можно было встретить людей из Полтавской, Могилевской, Харьковской, Минской и многих других областей. Весть о Рославльском лагере, куда фашисты доставляют пленных, раненых из многих областей, разнеслась далеко и разнеслась очень быстро. Люди шли, надеясь встретить знакомого, родственника или близкого или узнать про них, шли большей частью не с пустыми руками. Приносили, прежде всего, различные продукты. И если никого из близких или знакомых они не находили, то все продукты передавали в госпиталь или в лагерь. По окрестным деревням и селам шли разговоры: фашисты в Рославле собрали несколько тысяч пленных и не кормят их, и морят голодом».

Голубков вспоминает, что после того, как организовавшая лагерь фронтовая немецкая часть передала его СД (государственная политическая полиция), питание пленных, и без того до предела скудное, резко ухудшилось. Новое начальство запретило принимать продукты от населения. Людей, стоящих около лагеря, стали разгонять, а затем и вовсе стрелять в тех, кому бросали хлеб, и в тех, кто это делал, порой, попросту провоцируя людей. 27 сентября 1941 года охрана открыла огонь по группе людей, сгрудившихся у кусков хлеба, и женщинам, стоявшим у изгороди. В результате было убито 64 и ранено 58 пленных, а также две женщины. Раненых, а их было немало, другие женщины унесли с собой».

«Можно ли сказать, что пленные виноваты? — с горечью спрашивает через годы Сергей Голубков и сам отвечает: — Нет! Вина целиком должна лечь на так называемых «цивилизованных» людей, не дававших пленным ни воды, ни хлеба и этим самым доводивших людей до отчаяния. Я знал людей, которые до конца держались за свое человеческое достоинство и не участвовали в этих свалках. Они стали первыми жертвами голода».