Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В служебной полицейской инструкции по охране лагеря, где содержатся русские рабочие (появившейся тоже в 1942 году), в качестве наказания для этих самых рабочих предусматривается, в частности, лишение горячей пищи на три дня, а также говорится о том, что рабочие, пренебрегающие своими обязанностями или просто работающие медленно, должны отправляться на штрафные работы. Они будут лишены всех прав. Тюремное заключение предусматривает вместо обычного питания — хлеб и воду.
Впрочем, и в обычных, не тюремных условиях питания для «восточников» на военных заводах Германии было немногим калорийнее «хлеба и воды». В уже упоминаемом предложении Главного командования вермахта об изменении условий труда восточных рабочих говорится о том, что «из основных продуктов питания русский, по сравнению с другими тяжело работающими иностранцами, получает на 800 граммов хлеба, 350 граммов мяса и 175 граммов жира в неделю меньше».
А бывший старший врач лагерей для иностранных рабочих концерна Круппа в г. Эссене Вильгельм Егер в октябре 1945 года заявляет под присягой следующее:
«Пища для восточных рабочих в октябре 1942 года в этих лагерях была совершенно недостаточной. Восточные рабочие получали 1 тыс. калорий в день, менее чем минимум для немцев. В то время как немецкие рабочие, занятые на тяжелых работах, получали 5 тыс. калорий в день, восточным рабочим, выполнявшим те же самые работы, выдавалось в день только 2 тыс. калорий. Восточные рабочие получали пищу лишь два раза в день и свою порцию хлеба. В том числе один раз им выдавался лишь жидкий водянистый суп. Я был не уверен, получали ли восточные рабочие в действительности предназначенный им минимум. Позже, в 1943 году, когда я проверял пищу, которая готовилась на кухнях, оказалось, что в ряде случаев продукты восточным рабочим не выдавались полностью.
План снабжения предусматривал небольшое количество мяса в неделю. Вместо него разрешалось употреблять только неполноценное мясо, которое состояло или из туберкулезного лошадиного или же забракованного ветеринаром мяса. Обычно это мясо варилось в супе».
«Собственно говоря, это была вода, в которой плавали кусочки турненса, — писал о подобном «супе» своему другу немецкий мастер, — и больше всего она походила на помои»
Его менее эмоциональный соотечественник подготавливает в марте 1942 года меморандум машиностроительного завода № 8 о плохом состоянии здоровья и непригодности русских рабочих для труда.
«Фрид. Крупп А Г», Эссен
3 марта 1942 г.
Содержание: использование русских на работе.В последние годы мы убедились, что питание русских непередаваемо скверно, поэтому, они становятся слабее с каждым днем.
Обследование показало, например, что некоторые русские не в силах повернуть винт, настолько они слабы физически. Повсюду, где работают русские, для них созданы такие же условия.
Если не будет внесено изменений в их рацион, то нельзя требовать нормальной выработки, и все расходы, связанные с русскими, окажутся напрасными. Я отнюдь не заинтересован в приеме на работу новых русских, которые лишь числились бы за фирмой и не давали никакой продукции.
Я полагаю, что такое же положение существует и в других местах. Мне кажется поэтому, что необходимо принять срочные меры для урегулирования этой проблемы.
(Подпись неразборчива)».«Раз в сутки привозили баланду, — вспоминал один из работающих на военных заводах рейха остовцев. — Хлеб спецвыпечки — для русских. Норма — 350 граммов.
Наполовину со свеклой, синий, сырой, тяжелый. О завтраке или ужине оставалось только мечтать. Правда, два раза в году нам давали натуральный суп — гороховый и макаронный. Было это на Рождество и Пасху.
В таком отношении к «восточникам», по мнению Фраца Заукеля (выражаясь современным языком), не было «ничего личного», и вообще во всем виновата была война.
«Я знаю, что тяжело отрывать людей от их родины и от детей. Но мы не хотели войны! — говорил этот главный «специалист по труду» на первом заседании штатов по использованию рабочей силы в январе 1943 года в Веймаре. — То, что мы должны сделать, — будет сделано. Но это будет сделано так, что при всей жесткости — а я буду беспощадно карать, где это необходимо, — это будет соответствовать принципам немецкой корректности. Мы не являемся извращенной, склонной к зверствам нацией, чьей наибольшей радостью является мучение пленных. Наши враги в этом мастера. Мы этого не делаем. У нас все происходит согласно заведенному порядку, но все происходит по-немецки добропорядочно, что уже тысячу раз доказал немецкий солдат».
16 октября 1946 года «корректный» Заукель был за свои деяния повешен по приговору Нюрнбергского трибунала, а за три года до этого «остарбайтер» Василий Баранов писал в своем дневнике:
«5–6 октября 1943.
До сегодняшнего дня можно было отлучаться от станка во время работы. Иногда сбегали во двор, чтобы воровать, где листок капусты или бурачок, или в лучшем случае редьки или брюквы. Но с сегодняшнего дня строго запретили. Разрешено отходить от станка в уборную, и то по разрешению мастера и поляка.
27 ноября 1943.
«Вставши, я пошел насчет промышления; как разгружали брюкву, мне удалось стащить одну. За последнее время мне везет в воровстве. Я очень научился искусно воровать. Перед сном с прицепа стащил пять картошин и сварил в печке».
28 ноября 1943.
Воровство было для меня главной заботой. Чтобы то ни было, надо стащить. Ибо смерть уже ходит по пятам. Во второй комнате умер вчера парень. Случаи голодной смерти здесь уже не новости».
В сфере использования рабского труда нацисты не ограничивались поставками рабочей силы только для военной промышленности, подтверждением чему может служить выдержка:
«Из протокола заседания у генерального уполномоченного по использованию рабочей силы Заукеля об отправке в Германию 400–500 тыс. украинских женщин для использования их в домашнем хозяйстве.
гор. Берлин
4 сентября 1942 г.
Секретно
Фюрер распорядился о немедленной отправке в Германию 400–500 тыс. украинских женщин в возрасте от 15 до 35 лет для использования их в домашнем хозяйстве. Проведение этой компании, которая должна быть закончена в течение трех месяцев, фюрер поручил генеральному уполномоченному по использованию рабочей силы.
В связи с этим (что одобряет также и рейхслейтер Борман) нелегальная доставка в Германию служащими вермахта и других учреждений работниц для использования их в домашнем хозяйстве должна быть задним числом узаконена, а также и впредь независимо от официальной вербовки ей не следует чинить препятствий.
Гаулейтер Заукель добавил, что, независимо от привлечения работниц в домашнее хозяйство, предусмотрено использование дополнительного миллиона рабочих с Востока, ибо только таким образом можно выполнить программу вооружения и производства стали, намеченную фюрером в осуществление великих планов на Западе и для разгрома в последующие годы сильнейшей военно-экономической державы Запада — Северной Америки.
Гуткельх».Как правило, питание у тех, кому довелось работать в рейхе не в шахте или у станка, а в частных владениях, особенно у крестьян, было получше, однако благодаря «корректности» новых господ случались здесь вещи порой чудовищные.
Жительницу Новоалтайска Клавдию Плотникову в Германию угнали с родной Курщины, ей тогда было семнадцать. В Эссене расчищала завалы после бомбежек, в Вуппертале занималась тем же самым, потом попала в лагерь в Кельне. Работать заставляли много, и в том числе у домохозяев.
«Был один художник, у которого 25 человек делали уборку в доме, — вспоминала Плотникова. — Он их испытывал на честность: разложит по квартире куски хлеба, колбасы и ждет, что из этого выйдет. Люди пухли от голода, а этому гаду, видите-ли, угодно было выявлять нашу честность. Что ж, из двадцати пяти осталось пятеро, остальных повесили».
* * *Кроме женщин и девушек, в пересыльные и концентрационные лагеря Германии и оккупированных ею западных стран попало немало советских детей.
Житель Ключевского района Валентин Обухов во время войны был еще мальчишкой в небольшом крымском поселке Камыш-Бурун (40 км от Керчи). В октябре 1943 года его, 13-летнего паренька, вместе с семьей и другими жителями поселка отправили в концентрационный лагерь на территории Франции, под городом Саарбрюкен.
«Питались пустой похлебкой с брюквой и маленьким кусочком хлеба, — вспоминал спустя годы Валентин Данилович, — и работали, работали до изнеможения».
Владимиру Булычеву (ныне тоже жителю Ключевского района) в 1943 году было суждено попасть из родного села Озерское в Калужской области в концентрационный лагерь № 231 города Людвингсфельда (Германия). В то время ему было 12 лет.
