ГКЧП: Следствием установлено - Валентин Георгиевич Степанков

Заседание 17 августа он покинул до его окончания. Отпросился у Павлова пораньше — надо было встретить возвращавшегося из-за границы сына-школьника. По дороге из аэропорта ему в машину по спецсвязи позвонил Горбачев. Он был разгневан и встревожен: «Павлов что, с ума сошел? Задумал сорвать подписание Союзного договора?» Щербаков успокоил президента: «Все совсем не так, как вам, видимо, доложили. У Павлова нет жесткой позиции. Члены Президиума — все за подписание. А дополнительный документ, о котором договорились на совещании, ни в чем не противоречит вашим собственным взглядам на существо вопроса». В воскресенье Горбачев снова позвонил Щербакову. На этот раз прямо на квартиру по обычному городскому телефону. Спрашивал, как продвигается работа. Пообещал после церемонии подписания дать ему несколько дней передышки и даже предложил «подбросить» на своем самолете в Форос — там к тому времени в соседствующем с президентской дачей санатории должна была обосноваться на отдых семья Щербакова. На здоровье Горбачев не жаловался. Сказал только, что после приступа радикулита «нога немного потягивает».

Поэтому разбуженный ранним утром в понедельник телефонным звонком Серова, Щербаков не сразу понял, о какой «изменившейся ситуации» тот говорит. А включив по его совету телевизор и полюбовавшись малое время на «Лебединое озеро», помчался на работу. Там царила атмосфера, близкая к панике. Плана действий при чрезвычайном положении никто никогда не готовил. Даже устаревший давным-давно мобилизационный план на случай войны, который Щербаков решил взять «за основу», не знали, где искать. ГКЧП застал всех врасплох и критически обострил великое множество и без того острых проблем. Оставшись на правительственном корабле за капитана (Павлов с утра на звонки не отвечал — возле него хлопотали врачи), Щербаков дал команду готовиться к худшему из вариантов развития событий — к эмбарго. Нужно было срочно убирать деньги со счетов в США и Европе в банки любых «нейтральных» стран, разрабатывать схемы жесткого распределения всего и вся: продовольствия, медикаментов, энергоресурсов, вводить повышенные меры безопасности в аэропортах, на железных дорогах, на станциях АЭС, других стратегически важных объектах…

В 16.00 помощник премьера Б. Пашков сообщил управляющему делами КМ СССР И. Простякову, что на 18.00 назначается экстренное заседание Кабинета. Вести его будет Валентин Павлов. Повестка не указана. Есть только строгое распоряжение премьера: «Стенограмму не вести!»

Из показаний А. Горковлюка, заместителя министра информации и печати СССР

Следует отметить, что у меня сложилось впечатление, что Павлов был или болен, или пьян. Это особенно было заметно в начале работы. Его речь не была связной, он путал слова. Начал он это совещание словами: «Ну что, мужики, будем стрелять или будем сажать?» Так Павлов стал держать присутствующих в психологическом напряжении. В течение вечера он несколько раз говорил об использовании ракет типа «Стингер», воинских формирований, говорил: «Или мы их, или они нас!» Павлов пытался остановить выступления тех, кто высказывал сомнения в обоснованности принятых ГКЧП решений. И было заметно, что он в первую очередь предоставлял слово тем, кто, судя по реакции, по репликам, поддерживал ГКЧП…

Из показаний Б. Панюкова, министра гражданской авиации

Он (Павлов — В. С.) сказал, что президент не может управлять страной, он болен… Кроме того, им было отмечено, что в районе Садового кольца г. Москвы имеется много оружия и экстремистских формирований.

Аналогичные показания дали следствию и другие свидетели. Работники Кабинета министров и других ведомств А. Мастерков, М. Юков, В. Ухов, Ю. Израэль, В. Сычев показали, что, когда кто-либо из выступавших занимал нейтральную позицию в отношении ГКЧП, Павлов перебивал их, требуя конкретно сказать «ты — за или против», а также предпринимал попытки запугать присутствовавших неизбежной местью со стороны оппозиции в случае поражения ГКЧП.

Из показаний И. Губенко, министра культуры

…информация, полученная из уст Павлова, сделала всех нас политическими заложниками. Было сказано о том, что в районе Садового кольца сосредоточено большое количество стрелкового оружия, до двух батальонов «Стингеров». Что каждый член правительства, и в частности президент, после подписания Союзного договора подлежал аресту, <…> что каждый из нас находится в четырех списках…

Опоздав минут на двадцать, на заседание прибыл Тизяков. Павлов предоставил ему место в президиуме, отрекомендовал его собравшимся как члена ГКЧП и попросил подтвердить сведения о наличии у оппозиции репрессивных списков, куда включены члены Союзного правительства, и о ракетах «Стингер».

Из протокола допроса А. Тизякова

Поскольку мне велели проконтролировать отношение министров к постановлению № 1 ГКЧП, то я выступил на этом заседании, высказывался, что руководители министерств и ведомств должны издать документы, аналогичные Постановлению № 1 ГКЧП. Заседание проводилось в свете необходимости соблюдения требований ГКЧП и оказания помощи этому комитету. Павлов, как мне казалось, находился в нетрезвом состоянии.

Из обвинительного заключения

Первый заместитель премьер-министра СССР Щербаков В.И., говоря о теме выступления Павлова на заседании 19 августа 1991 года, показал, что последний хотел определить позицию Кабинета министров по отношению к ГКЧП. Он, Щербаков, со слов Павлова, понял, что «произведен захват власти и поэтому и введено чрезвычайное положение». О роли Тизякова на этом заседании он выразился так: «…мы почувствовали, что он чуть ли не комиссар над правительством».

Приведенные доказательства позволяют сделать вывод о том, что проведение Павловым с участием Тизякова заседания Кабинета министров преследовало единственную цель — подчинение системы органов исполнительной власти интересам заговора.

Когда совещание закончилось, Павлов позвонил Язову: «Давай, что ты там стоишь! Арестуй этих забастовщиков!» (О начинающейся в Кузбассе забастовке шахтеров премьеру доложил министр угольной промышленности СССР Михаил Щадов.) Рассказывая на следствии о том, последнем в дни ГКЧП разговоре с Павловым, Язов счел нужным отметить: «Я понял, что он уже созрел, слишком выпивши…»

Из фонограммы видеозаписи В. Павлова от 30 августа 1991 г.

(Павлову демонстрировали фрагмент видеозаписи допроса Язова.)

Следователь. Скажите, пожалуйста, Дмитрий Тимофеевич, какова, на ваш взгляд, причина заболевания Павлова?

Язов. Я думаю, от излишнего употребления водки.

Вопрос. Вот по поводу этого высказывания Язова, что вы скажете, Валентин Сергеевич?

Ответ. Я могу сказать, что да, таблетки я принимал и что спиртное после этого.

Вопрос. Помните, как проводили заседание Кабинета?

Ответ. Относительно.

Зато впечатление, которое произвело на него последнее совещание с министрами, Павлов хорошо запомнил и на допросе признал, что именно тогда понял: затея с ГКЧП проваливается. Ничего обнадеживающего и тем более вдохновляющего министры сообщить ему не могли. Даже Щербаков, которого связывали с премьером более двадцати лет дружбы, на этот раз его не поддержал: Комитет только день правит, а уже бед наделал — внешнее финансирование в любой момент может прекратиться, об импорте следует забыть, а между тем в