В лучах эксцентрики - Иван Дмитриевич Фролов

В фильме, носящем то же название (авторы сценария В. Бахнов и Л. Гайдай), режиссер решил не следовать во всем за романом, не подлаживаться к нему. И менее всего он заботился о сохранении стиля писателей. Он переделал произведение на свой лад, изложил его события своими, испытанными средствами — средствами эксцентрической комедии.

Авторы перенесли на экран основных героев романа, все сюжетные линии и главные события, которые могли уместиться в двух сериях кинокартины.

В фильме точно обозначено время действия. Остап Бендер, находясь в величественных горах Кавказа, решил по примеру многочисленных туристов оставить на скале свой автограф: «Здесь были О. Бендер и К. Воробьянинов, 1927 г.». И режиссер стремился во всем воспроизвести быт и обстановку тех лет: одежда, мебель, многочисленные торговые палетки и магазины с броскими вывесками и т. п.

Это был очень характерный для нашей страны год: десятилетие Октябрьской революции, время нэпманского расцвета, как у нас говорили, подчеркивая негативную сторону явления. Вместе с тем это был период, когда в стране действовала экономическая система, которую мы сейчас пытаемся возродить, и потому время особенно важное и интересное для нас, когда деньги были основным фактором, тесно связывавшим подъем личной обеспеченности с общественным благосостоянием, когда рыночное ведение хозяйства помогло стране встать на ноги и по основным видам сельскохозяйственной и промышленной продукции превзойти довоенный, 1913 года, уровень. То есть это был период не только нэпманского расцвета, но и заметных успехов молодой Советской державы. Вместе с функцией двигателя прогресса деньги были также мерилом, эквивалентом всех благ. Деньги значили почти все, и погоня за купюрами, за богатством приобрела небывалые размеры. И как раз в это характерное время устремились на поиски клада герои Ильфа и Петрова. И Гайдая!

Уже в декабре 1927 года, на XV съезде партии, будет принято решение о новом курсе и через год начнется интенсивное наступление на товарное производство в промышленности и на кулака в сельском хозяйстве.

А позднее, когда Сталин покончил с нэпом, Ильф и Петров в романе «Золотой теленок» решили воскресить убитого Остапа Бендера, чтобы через него показать наблюдаемую в то время странную метаморфозу с дензнаками — вроде бы даже их полную ненужность для общества. Бендер в «Золотом теленке» завладел вожделенным миллионом, но оказалось, что на него ничего нельзя приобрести. Деньги лишились покупательной способности, перестали быть носителем богатства и счастья. Авторов упрекали если не в ложности, то в неполноценности основного идейного посыла. В неожиданном финале романа видели не лишенный юмора прием, выражающий в такой оригинальной форме авторскую иронию (то есть сомнение) по поводу бесполезности приобретенного Бендером миллиона. Однако если эту мысль авторов понимать не в буквальном, не в бытовом, а в общественно значимом смысле (деньги потеряли свою производительную силу, перестали быть двигателем экономического и научного прогресса),— это была великая и очень своевременная идея!

Деятельность героев «Двенадцати стульев» связана с негативной стороной жизни нэпмановского товарного общества. Но в романе, как и в фильме, нашла отражение и позитивная сторона, также показанная в неразрывном единстве ее противоположных тенденций: на каждом шагу заполненные всевозможными товарами магазины — и босоногая, оборванная ребятня на улицах; богатая обстановка отдельных квартир — и дома социального призрения с воинской дисциплиной для стариков; шикарные, дорогие рестораны — и полное безденежье наших героев, которым, бывает, не на что перекусить; торги на аукционах, доводящие до баснословных сумм,— и такое явление, как неплатежеспобность и прочая, и прочая…

Однако прежде чем анализировать фильм, должен оговориться, что юмор — категория не только социальная, как это доказал Н. Чернышевский но и, если так можно выразиться, профессиональная. При восприятии комического очень много зависит от того, в какой социальной, а также профессиональной или должностной близости находится зритель с объектом осмеяния. Больше того, юмор — это явление предельно субъективное, зависящее от психического склада индивидуума. То, над чем заразительно смеются одни, другим кажется неинтересным — пресным, грубым. Есть люди с обостренным восприятием комического, и есть лишенные юмора, не понимающие его.

Кроме того, на впечатление от комедии в большей степени, чем от других жанров сказываются, еще два обстоятельства, которые можно определить как фактор настроения зрителя и фактор зала. Как говорил Гайдай, все влияет на эмоциональное восприятие и осмысление произведения и отдельных его слагаемых: прежде всего — какая полоса, мрачная или светлая, доминирует в жизни человека в данное время; потом — его настроение, зависящее от многих случайностей: хорошо ли он сегодня выспался, какие события предшествовали просмотру... И потом, акустика зала, обозримость экрана, заслоняемого головами впереди сидящих, поведение соседей и пр. Поэтому по поводу кинокомедии чаще всего наблюдаются самые разноречивые мнения и самые жаркие споры.

Я, например, видел все фильмы Гайдая минимум по три раза. И всякий раз оценивал их по-разному. В силу всего этого мое впечатление от гайдаевских фильмов и комических трюков тоже, естественно, не свободно от субъективности и случайности и не все читатели могут соглашаться с ним.

В частности, после первого просмотра «Двенадцати стульев» оценка фильма была не очень высокой — по пятибалльной системе максимум на тройку с минусом. Я видел, что режиссер проделал титаническую работу. Его старание, даже усердие заметно было почти в каждом кадре на протяжении довольно большого двухсерийного фильма. Комедийные трюки следует один за другим почти беспрерывно. И все-таки мое внимание чем дальше, тем больше притуплялось. Интерес к комедии постепенно падал. И падал, казалось, как раз от того, что трюков было слишком много и они начинали приедаться. Повествование выглядело монотонным, потому что трюки в большинстве своем были одноплановыми, причем некоторые — невысокого вкуса.

Вот дверь, придерживаемая тугой пружиной, с огромной силой ударяет посетителей — так, что отлетают от порога метров на пять. Трюк вызывает скорее досаду на то, что меня развлекают таким варварским способом. Вот щетка, тоже связанная с дверью и ударяющая входящих по голове, обыгрывается не менее семи раз и начинает надоедать. Вот на лестничной площадке намыленный и раздетый догола инженер Щукин не может попасть в квартиру и сгорает от стыда, не зная куда спрятаться, а вместе с инженером не по себе и мне. Вот в Васюках вместо бревен скатываются по желобу в воду преследователи Бендера, его бывшие партнеры по шахматному сеансу, — по меньшей мере не смешно. Вот в комнате общежития, где временно проживают Бендер с Воробьяниновым, в качестве вешалки используется человеческий скелет. Используется до того часто и многократно, что чуть ли не превращается в действующее